Страница 91 из 94
«Объявляем всенародно, что спасение России от врагов, столь же многочисленных, сколь злых и свирепых, совершенное в шесть месяцев всех их истребление — есть явно излиянная на Россию благость Божия, есть поистине достопамятное происшествие, которое не изгладят века из бытописаний. В сохранение вечной памяти, усердия, верности и любви к вере и Отечеству, какими превознес себя народ Российский, и в ознаменование благодарности Нашей к промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели, вознамерились Мы в первопрестольном граде Нашем Москве создать церковь во имя Спасителя Христа. Да простоит сей храм многие века, да курится в нем пред святым престолом Божиим кадило благодарности и от позднейших поколений вместе с любовию и подражанием к делам их предков».
Уже при Николае I храм Христа Спасителя начал строиться в 1839 г. по проекту К. Тона. Строительство продолжалось почти 44 года, храм был освящен в честь Рождества Христова 26 мая 1883 года.
На стенах храма были начертаны имена офицеров русской армии, павших в войнах 1812-1815 годов.
Храм был воздвигнут в благодарность Богу «в сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к Вере и Отечеству, какими в сии трудные времена превознес себя народ российский, и в ознаменование благодарности Нашей к промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели».
5 декабря 1931 года здание храма заминировали. «Задерем подол матушке-России», — произнес Лазарь Каганович и повернул ручку взрывателя.
В Петербурге в 1814 году воздвигли памятник победителям французов — Нарвские триумфальные ворота, по случаю возвращения армии из Европы. Но ворота были изготовлены из недолговечных материалов — дерева и алебастра — и уже через десять лет пришли в ветхость и представляли серьезную угрозу для прохожих. Было принято решение возобновить ворота «в мраморе, граните и меди». Проектирование новых Триумфальных ворот было поручено архитектору Стасову. В 1834 году их торжественно открыли.
В 1826 году в Зимнем дворце по проекту Карла Росси создана галерея 1812 года — историко-художественный памятник воинской славы России. На стенах галереи размещены 332 портрета генералов — участников Отечественной войны 1812 года и заграничного похода 1813-1814 гг., выполненные Джорджем Доу и его помощниками.
В 1834 г. поставили Александрийский столп.
И позже об увековечении памяти 1812 года не забывали. К 100-летию 1812 года, в 1912 г., создана панорама Ф.А. Рубо «Бородинская битва».
Ни на одном из этих памятников и ни в какой форме не показаны люди туземной России. Их просто нет, и все.
Россияне не могли не понимать, что эпоха наполеоновских войн — судьбоносная и рубежная.
Вот их и позвали, только не все вернулись с «пира». И если вооруженные взрослые дядьки хотя бы выбирали свою судьбу, то ее не выбирали мертвые дети, растоптанные лошадьми у переправы через Березину.
Россияне прекрасно понимали, что Отечественная война 1812 года — переломный и важнейший эпизод эпохи наполеоновских войн. Именно эта война развеяла в прах наполеоновские планы мирового господства, положила начало гибели его империи. Эта война высоко подняла международный престиж России, сделала ее политическим лидером Европы.
Отечественная война вызвала общенациональный подъем. Дворяне жестко, раз и навсегда осознали, что они — никак не французские эмигранты. И потом будут рассуждения о «глупой нации-с», которую, хорошо бы, завоевала бы «нация умная-с». Но Достоевский вкладывает эти уныло-злобные речи в уста лакея, а никак не дворянина. В 1812 году были случаи, когда ополченцы обстреливали разъезды дворянской конницы: мундиры незнакомые, а говорят между собой по-французски. Теперь поколения «французских эмигрантов» навсегда заговорили по-русски.
Народ же был уверен — теперь-то уж точно будет воля! И не из рук завоевателей, а из рук своего же правительства.
Ведь народный характер войны 1812 года отделял ее от всех предыдущих войн с Наполеоном. И очень точно сказал об этом академик В.И. Пичета: «Великий завоеватель столкнулся с великим народом и был разбит»[158].
Даже «великий демократ» и всяческий обличитель всяческого А. Герцен писал: «Народ этот убежден, что у себя дома он непобедим, эта мысль лежит в глубине сознания каждого крестьянина, это — его политическая религия. Когда он увидел иностранца на своей земле в качестве неприятеля, он бросил плуг и схватился за ружье. Умирая на поле битвы за «белого царя и пресвятую богородицу», на самом деле он умирал за неприкосновенность русской территории».
Победа над Наполеоном вызвала бурный рост национального самосознания
Во всей русской исторической и художественной литературе эпоха Отечественной войны 1812 года стала временем невиданного духовного подъема и патриотического воодушевления. Это было время единения всех граждан России, независимо от сословных различий между ними.
Но в том-то и дело, что никакой воли не последовало.
Александр I явно хотел ее ввести! Общенациональный подъем, казалось бы, прекрасное время дать свободу основной части населения России!
Почему же воля так и не настала в России?
Петербургские дамы буквально обожествляли императора Александра. Но не всегда понимали. Сохранился рассказ о прогулке Александра I по набережной Невы. Был холодный и ветреный зимний день. Александр Павлович встречает некую госпожу. «Как это вы не боитесь холода?» — спрашивает он ее. «А вы, государь?» — «О, я другое дело: я солдат». — «Как! Помилуйте, ваше величество, как! Будто вы солдат!» — искренне недоумевала дама.
Дама отказывалась признать императора солдатом. Ведь солдат — это одетый в мундир мужик. Какой же император — солдат?! Мыслимое ли дело!
И про общенациональный подъем надо бы поосторожнее. Для 40 миллионов населения Российской империи эпоха наполеоновских войн и Отечественная война 1812 года — совсем другое событие, чем для миллиона дворян и полумиллиона разночинцев. Эти события намного слабее затронули народные массы. Для русских европейцев это были события масштабов мировой войны. А для крестьян...
В рекруты брали одного из тысячи, во время войн с Наполеоном — 5 из тысячи. Жребий не бросали среди единственных сыновей и среди первых сыновей. Из русских туземцев воевали и сложили головы немногие, буквально единицы. Сто — сто пятьдесят тысяч человек на 40 миллионов всего населения — это совершенно другой масштаб, чем 10-15 тысяч на сто тысяч дворян.
Крестьяне воевали и в партизанских отрядах, Смоленск зажгли сами же его жители... Все так, но ведь достаточно посмотреть на карты того времени, и видно — война шла узкой полосой в сто-двести верст. В ста верстах к северу или югу от этой полосы никакой войны не было. Самое большее 1 миллион русских туземцев (2-3% общего числа) жили в этой полосе и вообще видели французского солдата или офицера — а не то что воевали с французами.
Из русских европейцев воевали 20-30% всего мужского населения.
Из туземцев — от силы 2%, в десять раз меньше.
К тому же кто сказал, что все крестьяне поголовно воевали с Наполеоном? Или скажем так — что они воевали ТОЛЬКО с Наполеоном? О патриотизме русских крестьян написано и сказано много. Старостиха Кожина, ведущая пленных французов, крестьяне, сжигающие хлеб и угоняющие скот, лишь бы не достался французам... Это было.
Но было и явление, которое некоторые историки называют «вторым изданием пугачевщины»: как только рухнула власть Российской империи, крестьяне начинают войну и с французами, и с русскими войсками. Они жгут помещичьи имения, не пускают на свою территорию никаких вооруженных людей - обоих армий.
158
Пичета В.И. История народного хозяйства в России XIX-XX веков. Начало индустриализации и разложение крепостного хозяйства. — М., 1922.