Страница 81 из 94
Поражение Удино было настолько сокрушительным, что он предпочел отступить за Двину, оставив за собой укрепленный Полоцк. Таким образом, наступление французов на Петербург (по крайней мере, этими силами) провалилось.
Витгенштейн в рапорте царю Александру I исчислил количество пленных в 3 тысячи, число убитых и раненых французов он оценил со слов пленных в 10 тысяч.
Это была первая крупная победа в войне 1812 года с Наполеоном. Император Александр I называл Витгенштейна спасителем Санкт-Петербурга и наградил орденом Святого Георгия второй степени.
Авторитет генерала Витгенштейна взлетел до небес, он получил почетное звание «защитника Петрова града», впервые прозвучавшее в песне, заканчивавшейся словами: «Хвала, хвала, тебе, герой! Что град Петров спасен тобой!»
В историю городского фольклора он вошел под именами «Герой Петрополя» и «Спаситель Петербурга».
Александр Сергеевич Пушкин уверял, что:
«Хорошие стихи не так легко писать,
Как Витгенштейну французов побеждать».
Через четверть века после описываемых событий автор книги «Описание Санкт-Петербурга и уездных городов Санкт-Петербургской губернии» И.И. Пушкарев писал: «Вероятно, многим жителям столицы памятно то время, когда толпы народа с искренним излиянием своей признательности приветствовали спасителя Петербурга П.Х. Витгенштейна, но не одни современники, история и потомство вполне оценят подвиг его»[139].
Даже странно на первый взгляд, что в Петербурге не сохранилось ни памятников, ни мемориальных досок, ни топонимических мест в честь Витгенштейна. Только портрет в числе прочих в Военной галерее Зимнего дворца. Почему так?!
Да потому, что народная память творила миф. Миф был целиком связан с Москвой. Петербургское направление не оставило в народной памяти буквально никакого следа. После поражения войск Удино, шедших на Петербург, московское направление для Наполеона осталось единственным.
Опасаясь действий Витгенштейна на путях снабжения «Великой армии», Наполеон был вынужден ослабить главную группировку войск, послав на помощь Удино корпус Сен-Сира. Но упорно шел на Москву. Почему? Он же первоначально собирался брать Петербург?
Но если быть точным, Наполеон изначально не собирался брать и Петербурга. Он собирался оторвать от Российской империи области Великого княжества Литовского и Русского, а «заодно» разбить русскую армию на западных границах, повторяя Аустерлиц и Фридланд.
Идея брать Петербург («бить Россию по голове») появилась уже после того, как генеральное сражение не состоялось. И после поражения Удино Наполеон пошел вовсе не на Москву. Он вообще собирался зимовать в Белоруссии. В начале августа Наполеон пошел вовсе не к Москве, а к Смоленску. И пошел ровно потому, что под Смоленском соединились армии Барклая и Багратиона. Наполеону «засветило» новое генеральное сражение. Разбить русскую армию, и пусть перепуганные помещики просят своего царя о мире!
Генеральное сражение стало для Наполеона морковкой перед носом осла. Если бы морковка повисла на петербургском направлении, он двинулся бы именно туда. Но морковка висела над Смоленском...
К 16 августа Наполеон подошел к Смоленску со 180 тысячами. Большинство в русской армии хотело того же, что и Наполеон: генерального сражения. Руководство же по-прежнему хотело одного: заманивать Наполеона как можно дальше в глубь России. Чтобы коммуникации все больше растянулись, их было бы легче перерезать, нанося французам как можно больший ущерб.
Эту тактику приписывают именно Кутузову. Как ни удивительно, ее приписали Кутузову буквально во время событий и сразу после кампании 1812 года. Вроде все знали, что «тактику растянутых коммуникаций» придумал тот же Пфуль, что придумал и Дрисский лагерь. Все знали, что это Александр I проводил эту линию и ее неукоснительно придерживался шотландец Барклай-де-Толли.
Но народ пребывал на взлете национальных чувств. Народ творил легенду и хотел приписать все заслуги одному культовому лицу: «чисто русскому» Михаилу Илларионовичу Кутузову. Вот и получилось, что Александр как-то почти и ни при чем. У коммунистов даже частенько получалось, что он только мешал Кутузову. Барклай-де-Толли, как известно, был трусоват, нерешителен, слаб духом и вообще проводил неправильную, не национальную линию. А что ее же проводил и Кутузов, ему полагалось прощать. Это Барклай-де-Толли в народном сознании стал «болтай, да и только».
Тактику заманивания приписали одному Кутузову, и порой у историков даже хватает совести говорить о его «татарской» (спасибо, хоть не «монгольской») тактике. Но татарские предки Кутузовых были вовсе не монгольскими соратниками Батыя, а приличнейшими земледельцами, создателями городской цивилизации на Волге, и в XIII веке разделили судьбу Руси, погибая под кривыми саблями степных дикарей.
И не надо никаких ни татарских, ни славянских, ни германских корней, никакой «исторической памяти», чтобы оценить реальность, масштабы страны, характер армии Наполеона, его собственный характер, и делать то, что и делало руководство Российской империи и русской императорской армии.
Под Смоленском Барклай сыграл в ту же самую игру, что и под Витебском: навязал Наполеону бои с армией прикрытия, пока основная армия ушла. Барклай был против ненужного, на его взгляд, сражения, но на тот момент в русской армии царило фактическое двуначалие, а Багратион рвался в бой.
Багратион поручил генералу Раевскому (15 тыс. солдат), в 7-й корпус которого влились остатки дивизии Неверовского, оборонять Смоленск.
В 6 часов утра 16 августа Наполеон начал штурм города с марша: очень спешил, очень боялся, что русская армия исчезнет. Упорное сражение за Смоленск продолжалось до утра 18 августа, когда Барклай отвел войска из горевшего города, чтобы избежать большой битвы без особых шансов на победу.
Маршал Ней преследовал отступающую армию. 19 августа в кровопролитном сражении у Валутиной горы русский арьергард задержал маршала, понесшего значительные потери. Наполеон послал генерала Жюно обходным путем зайти в тыл русских, но тот не сумел выполнить задачу, уткнувшись в непроходимое болото, и русская армия в полном порядке ушла в сторону Москвы к Дорогобужу.
Сразу после Смоленского сражения Наполеон сделал замаскированное предложение мира царю Александру I. Он попросил захваченного в плен при Валутиной горе генерала Тучкова 3-го написать письмо своему брату, командиру русского 3-го корпуса, где доводилось до сведения царя желание Наполеона заключить мир. Конечно, Александр I узнал об этом намерении Наполеона, но не ответил.
Один из мифов о 1812 годе: о слабости русской армии. Французы сильнее, потому они и идут вперед. Ударив всеми силами, можно было и остановить Наполеона. Но зачем? Риск его победы все же был. Отступая и заманивая, русская армия побеждала практически без риска.
Отношения между Багратионом и Барклаем после выхода из Смоленска с каждым днем отступления становились все напряженнее. В этом споре настроения дворянства были не на стороне осторожного Барклая.
Барклай-де-Толли стремился к тому, чтобы, «завлекши неприятеля в недра самого Отечества, заставить его ценою крови приобретать каждый шаг и, истощив силы его с меньшим пролитием своей крови, нанести ему удар решительнейший».
А решительно все — и дворянство, и простонародье, и солдаты и старшие офицеры, не уставали говорить о медлительности полководца в военных действиях и о сомнительной, с точки зрения обывателя, «отступательной тактике и завлекательном маневре». Раздавались даже прямые обвинения в измене. Его как человека иноземного происхождения в России называли «немцем», вкладывая в это понятие все негативное, что накопилось в русском народе к иноземцам. Именно на «немца» Барклая-де-Толли взвалили всю ответственность за отступление русской армии.
139
Пушкарев И.И. Путеводитель по С.-Петербургу и окрестностям его.— СПб, 1843.