Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 94

Фраза стала крылатой, но Остерман не только стоял и умирал. Он атаковал французов прямо через лес, вопреки всем правилам тактики того времени. Только когда к Мюрату на помощь подошла дивизия Дельзона из корпуса Евгения Богарне, Остерман отошел к Витебску на новую позицию.

26 июля вечером Барклай получил письмо о том, что Багратион идет к Смоленску. Одновременно пленные по­казывают: подходит Наполеон с основными силами. Про­тив этих основных сил 1-я армия физически не может воевать.

И тогда Барклай-де-Толли разворачивает армию так, чтобы «становилось очевидно»: русские готовятся к гене­ральному сражению. Наполеон поверил и велел войскам отдыхать пред завтрашним решающим сражением. Он за­кричал Мюрату — так, чтобы слышали войска: «Завтра в 5 утра солнце Аустерлица!»

Французы накануне с высот наблюдали развернутую русскую армию на берегах речки Лучесы. Барклай раз­вернул армию так, что они ее больше не видели, а ви­дели только заслон под командованием генерала Петра Петровича Палена. Этот заслон действительно стоял и умирал.

А 1-я армия Барклая в 1 час дня 27 июля бесшумно дви­нулась тремя колоннами в Смоленск, о чем французы не догадывались. Лесистая местность и заслон Палена скры­ли отход русской армии, о котором Наполеон узнал только утром 28 июля.

Преследовать армию французы физически не мог­ли. Генерал Беллиард на вопрос Наполеона о состоянии кавалерии ответил просто: «Еще 6 дней марша, и кава­лерия исчезнет». После совещания с военачальниками Наполеон решил остановить дальнейшее продвижение в Россию.

Вернувшись 28 июля в штаб-квартиру в Витебске, На­полеон бросил свою саблю на карту со словами: «Здесь я остановлюсь! Здесь я должен осмотреться, дать отдых ар­мии и организовать Польшу. Кампания 1812 года законче­на, кампания 1813 года завершит остальное»[131].

3 августа армии Барклая и Багратиона соединились под Смоленском. Это в очередной раз изменило планы кампании: надеясь все-таки получить свое «генеральное сражение», 12 августа Наполеон опять начал преследова­ние русской армии. Сделал он это после многих и многих колебаний.

Уже в Вильно французы вступили почти без конницы: массовый падеж скота. В Витебске конные части почти исчезли. Не стало лошадей - не стало и подвоза продо­вольствия из Польши. Ездили-то и возили грузы на лоша­дях. Падеж громадного стада скота уже закончился: все коровы и быки сдохли, кормить армию сделалось нечем. Великая армия кормилась тем, что командиры дивизий и полков посылали в деревни «фуражирские команды». Эти команды то «покупали» продовольствие за фальшивые рубли, то просто отнимали у крестьян. Ответом стало бе­шеное сопротивление.

Уже к концу июля, как раз к Витебску, число захвачен­ных в плен солдат и офицеров фуражных команд превы­сило 2 тысячи человек. Гнать их в тыл было долго, тратить время на конвоирование никому не хотелось. Французов стали раздавать крестьянам в качестве рабочей силы. Сперва раздавали «за так», потом казаки сообразили, что можно сделать на пленных небольшой бизнес: продава­ли их то по полтиннику, а потом, войдя во вкус, по рублю. Крестьяне возмущались «ростом цен». Если учесть, что хо­рошая дойная корова стоила тогда 50-60 копеек, понять их можно.

Все воспоминания уцелевших участников русского по­хода были полны такими впечатлениями: «Почти во всех местах, куда мы приходили, съестные припасы были вы­везены или сожжены... деревни были пусты, жителей не было: они убежали, унося с собой провизию в большие окрестные леса». Это слова капитана швейцарской гвар­дии Г. Шумахера.

А вот — немца-врача: «Мы с каждым днем приближались к Вильно, дни стояли теплые. Во всех отношениях мы пе­ребивались кое-как, уже мало было хлеба, а мука, молоко, вино и водка сделались большой редкостью. Купить ни­чего нельзя было, потому что маркитанты не поспевали за нашим быстрым передвижением. Офицеры должны были довольствоваться тем, что добывала воровством и грабе­жом их прислуга... поэтому в первые дни за Неманом об­щая нужда вызвала крупнейшие беспорядки»[132].

Когда же отряды фуражиров начали преследовать крестьян, те ответили активным вооруженным сопротив­лением.

Крестьянские бунты и партизанщина страшно мешали снабжению. Многие крестьяне согласны были отложиться от Российской империи — но вовсе не потому, что хоте­ли быть подданными Французской. Они просто стреляли вообще во всех, кто в мундире — неважно, каком. И с помещиками боролись, каковы бы они ни были, тем более в западных областях России, крестьяне были русские, а помещики в основном поляки[133].

В Борисовском уезде Минской губернии крестьяне че­тырех деревень со всеми семьями и скотом ушли в леса. Там они организовали отряд самообороны и начали на­падать как на французских фуражиров, так и на усадьбы местных помещиков. По жалобам помещиков оккупацион­ная администрация направила в уезд карательный отряд. Крестьянский отряд разбили, часть его членов похватали и привезли в Минск, где судили военно-полевым судом, а вовсе не по Кодексу Наполеона.

Необходимость организации снабжения заставила Наполеона отказаться от раскрепощения крестьян даже в Великом княжестве Литовском. Комиссар при марио­неточном «правительстве» Великого княжества аббат Э. Биньон с молчаливого согласия Наполеона вскоре из­дал прокламацию: «Впредь не предполагается никакой пе­ремены... в отношениях между господами и подданными». То есть отменил данную Наполеоном «вольность».





Маршал Даву на собрании дворян Могилевской губер­нии в июле 1812 выразился с определенностью военного человека: «Крестьяне останутся по-прежнему в повинове­нии помещикам своим...»

Переписка Наполеона в июле - августе полна жалоб на большие потери его армии именно среди команд фура­жиров, которых уничтожали в лесах и отдаленных дерев­нях крестьяне. И тогда «Робеспьер на коне» отдает прямо противоположный приказ — с начала августа 1812 г. спе­циальные команды начинают вылавливать бежавших в отдаленные хутора и фольварки от мародеров Великой армии помещиков. Ловят их не для чего-то плохого, их просто ставят на прежние места, отдают им в управление крестьян, и заключают простой договор: французы охра­няют их от крестьянских повстанцев, партизан и мароде­ров, а они должны поставлять французам вино, муку, скот и фураж. Целая экспедиция по «классовому спасению» помещиков!

Молодой русский офицер Александр Чичерин, вступив в ноябре 1812 г. со своим полком в одну из губерний Бело­руссии, с удивлением отметил, что жители этой губернии не разорены. Они добровольно все предоставили францу­зам, устроили для них магазины фуража и продовольствия и большею частью сохранили свои дома и скот». ...«Жад­ные и корыстные помещики, — записывал А.В. Чичерин 2 ноября 1812 г. в своем дневнике, — остались в своих владениях, чтобы избежать полного разорения, и, волей-неволей содействуя замыслам неприятеля, открыли ему свои амбары; проливая неискренние слезы и рассуждая о патриотизме, они верности отечеству предпочли удовлет­ворение своего корыстолюбия»[134].

Это оказалось эффективным в той же степени, что и со­хранение колхозов нацистами в 1941 году. Для того чтобы война стала гражданской для народов СССР, необходимо было распустить колхозы. Но для снабжения вермахта было выгоднее, чтобы колхозы оставались.

Так и здесь — сиюминутные интересы возобладали над стратегией. Французам было удобнее создать слой людей, которые были бы просто вынуждены снабжать их армию. Помещиков не нужно было репрессировать: достаточно было бы их перестать защищать, и их немедленно пере­били бы партизаны.

Есть много таинственного в кампании 1812 года. Какая-то цепь несчастий обрушилась на Наполеона, какая-то особенная мера невезения. Но и собственные решения Наполеона, мягко говоря, не лучшие. Граф Лев Толстой высмеивает историков, которые объясняли пора­жение Под Бородином насморком Наполеона: якобы про­студился и потому плохо, хуже обычного, командовал. Вот был бы здоров!!!

131

Count Philip de Segur, History of the expedition to Russia under­taken by the emperor Napoleon in the year 1812, 4.8 

132

Росс Г. С Наполеоном в Россию. Записки врача Великой Ар­мии. — М., 1912, с. 10-11. 

133

 На самом деле не поляки, а ополяченные русины... Но это в дан­ном случае не важно. Подробнее в моей книге: Бушков А.А., Буровский A.M. Россия, которой не было-2. — М., 2000.

134

Дневник Александра Чичерина. 1812-1813. — М., 1966.