Страница 77 из 94
Фраза стала крылатой, но Остерман не только стоял и умирал. Он атаковал французов прямо через лес, вопреки всем правилам тактики того времени. Только когда к Мюрату на помощь подошла дивизия Дельзона из корпуса Евгения Богарне, Остерман отошел к Витебску на новую позицию.
26 июля вечером Барклай получил письмо о том, что Багратион идет к Смоленску. Одновременно пленные показывают: подходит Наполеон с основными силами. Против этих основных сил 1-я армия физически не может воевать.
И тогда Барклай-де-Толли разворачивает армию так, чтобы «становилось очевидно»: русские готовятся к генеральному сражению. Наполеон поверил и велел войскам отдыхать пред завтрашним решающим сражением. Он закричал Мюрату — так, чтобы слышали войска: «Завтра в 5 утра солнце Аустерлица!»
Французы накануне с высот наблюдали развернутую русскую армию на берегах речки Лучесы. Барклай развернул армию так, что они ее больше не видели, а видели только заслон под командованием генерала Петра Петровича Палена. Этот заслон действительно стоял и умирал.
А 1-я армия Барклая в 1 час дня 27 июля бесшумно двинулась тремя колоннами в Смоленск, о чем французы не догадывались. Лесистая местность и заслон Палена скрыли отход русской армии, о котором Наполеон узнал только утром 28 июля.
Преследовать армию французы физически не могли. Генерал Беллиард на вопрос Наполеона о состоянии кавалерии ответил просто: «Еще 6 дней марша, и кавалерия исчезнет». После совещания с военачальниками Наполеон решил остановить дальнейшее продвижение в Россию.
Вернувшись 28 июля в штаб-квартиру в Витебске, Наполеон бросил свою саблю на карту со словами: «Здесь я остановлюсь! Здесь я должен осмотреться, дать отдых армии и организовать Польшу. Кампания 1812 года закончена, кампания 1813 года завершит остальное»[131].
3 августа армии Барклая и Багратиона соединились под Смоленском. Это в очередной раз изменило планы кампании: надеясь все-таки получить свое «генеральное сражение», 12 августа Наполеон опять начал преследование русской армии. Сделал он это после многих и многих колебаний.
Уже в Вильно французы вступили почти без конницы: массовый падеж скота. В Витебске конные части почти исчезли. Не стало лошадей - не стало и подвоза продовольствия из Польши. Ездили-то и возили грузы на лошадях. Падеж громадного стада скота уже закончился: все коровы и быки сдохли, кормить армию сделалось нечем. Великая армия кормилась тем, что командиры дивизий и полков посылали в деревни «фуражирские команды». Эти команды то «покупали» продовольствие за фальшивые рубли, то просто отнимали у крестьян. Ответом стало бешеное сопротивление.
Уже к концу июля, как раз к Витебску, число захваченных в плен солдат и офицеров фуражных команд превысило 2 тысячи человек. Гнать их в тыл было долго, тратить время на конвоирование никому не хотелось. Французов стали раздавать крестьянам в качестве рабочей силы. Сперва раздавали «за так», потом казаки сообразили, что можно сделать на пленных небольшой бизнес: продавали их то по полтиннику, а потом, войдя во вкус, по рублю. Крестьяне возмущались «ростом цен». Если учесть, что хорошая дойная корова стоила тогда 50-60 копеек, понять их можно.
Все воспоминания уцелевших участников русского похода были полны такими впечатлениями: «Почти во всех местах, куда мы приходили, съестные припасы были вывезены или сожжены... деревни были пусты, жителей не было: они убежали, унося с собой провизию в большие окрестные леса». Это слова капитана швейцарской гвардии Г. Шумахера.
А вот — немца-врача: «Мы с каждым днем приближались к Вильно, дни стояли теплые. Во всех отношениях мы перебивались кое-как, уже мало было хлеба, а мука, молоко, вино и водка сделались большой редкостью. Купить ничего нельзя было, потому что маркитанты не поспевали за нашим быстрым передвижением. Офицеры должны были довольствоваться тем, что добывала воровством и грабежом их прислуга... поэтому в первые дни за Неманом общая нужда вызвала крупнейшие беспорядки»[132].
Когда же отряды фуражиров начали преследовать крестьян, те ответили активным вооруженным сопротивлением.
Крестьянские бунты и партизанщина страшно мешали снабжению. Многие крестьяне согласны были отложиться от Российской империи — но вовсе не потому, что хотели быть подданными Французской. Они просто стреляли вообще во всех, кто в мундире — неважно, каком. И с помещиками боролись, каковы бы они ни были, тем более в западных областях России, крестьяне были русские, а помещики в основном поляки[133].
В Борисовском уезде Минской губернии крестьяне четырех деревень со всеми семьями и скотом ушли в леса. Там они организовали отряд самообороны и начали нападать как на французских фуражиров, так и на усадьбы местных помещиков. По жалобам помещиков оккупационная администрация направила в уезд карательный отряд. Крестьянский отряд разбили, часть его членов похватали и привезли в Минск, где судили военно-полевым судом, а вовсе не по Кодексу Наполеона.
Необходимость организации снабжения заставила Наполеона отказаться от раскрепощения крестьян даже в Великом княжестве Литовском. Комиссар при марионеточном «правительстве» Великого княжества аббат Э. Биньон с молчаливого согласия Наполеона вскоре издал прокламацию: «Впредь не предполагается никакой перемены... в отношениях между господами и подданными». То есть отменил данную Наполеоном «вольность».
Маршал Даву на собрании дворян Могилевской губернии в июле 1812 выразился с определенностью военного человека: «Крестьяне останутся по-прежнему в повиновении помещикам своим...»
Переписка Наполеона в июле - августе полна жалоб на большие потери его армии именно среди команд фуражиров, которых уничтожали в лесах и отдаленных деревнях крестьяне. И тогда «Робеспьер на коне» отдает прямо противоположный приказ — с начала августа 1812 г. специальные команды начинают вылавливать бежавших в отдаленные хутора и фольварки от мародеров Великой армии помещиков. Ловят их не для чего-то плохого, их просто ставят на прежние места, отдают им в управление крестьян, и заключают простой договор: французы охраняют их от крестьянских повстанцев, партизан и мародеров, а они должны поставлять французам вино, муку, скот и фураж. Целая экспедиция по «классовому спасению» помещиков!
Молодой русский офицер Александр Чичерин, вступив в ноябре 1812 г. со своим полком в одну из губерний Белоруссии, с удивлением отметил, что жители этой губернии не разорены. Они добровольно все предоставили французам, устроили для них магазины фуража и продовольствия и большею частью сохранили свои дома и скот». ...«Жадные и корыстные помещики, — записывал А.В. Чичерин 2 ноября 1812 г. в своем дневнике, — остались в своих владениях, чтобы избежать полного разорения, и, волей-неволей содействуя замыслам неприятеля, открыли ему свои амбары; проливая неискренние слезы и рассуждая о патриотизме, они верности отечеству предпочли удовлетворение своего корыстолюбия»[134].
Это оказалось эффективным в той же степени, что и сохранение колхозов нацистами в 1941 году. Для того чтобы война стала гражданской для народов СССР, необходимо было распустить колхозы. Но для снабжения вермахта было выгоднее, чтобы колхозы оставались.
Так и здесь — сиюминутные интересы возобладали над стратегией. Французам было удобнее создать слой людей, которые были бы просто вынуждены снабжать их армию. Помещиков не нужно было репрессировать: достаточно было бы их перестать защищать, и их немедленно перебили бы партизаны.
Есть много таинственного в кампании 1812 года. Какая-то цепь несчастий обрушилась на Наполеона, какая-то особенная мера невезения. Но и собственные решения Наполеона, мягко говоря, не лучшие. Граф Лев Толстой высмеивает историков, которые объясняли поражение Под Бородином насморком Наполеона: якобы простудился и потому плохо, хуже обычного, командовал. Вот был бы здоров!!!
131
Count Philip de Segur, History of the expedition to Russia undertaken by the emperor Napoleon in the year 1812, 4.8
132
Росс Г. С Наполеоном в Россию. Записки врача Великой Армии. — М., 1912, с. 10-11.
133
На самом деле не поляки, а ополяченные русины... Но это в данном случае не важно. Подробнее в моей книге: Бушков А.А., Буровский A.M. Россия, которой не было-2. — М., 2000.
134
Дневник Александра Чичерина. 1812-1813. — М., 1966.