Наполеон - спаситель России

Впустил заговорщиков в личные покои царя адъютант гренадерского батальона Преображенского полка Ар­гамаков. Солдат-охранников расставлял командовавший внутренним пехотным караулом Марин. Верных солдат (из простонародья) удалил, потомственных гвардейцев оставил.

Народ, в том числе рядовые солдаты, могли бы спасти своего императора, но он ведь к ним не обратился. А сами они ни во что посвящены не были.

Двое камер-гусара, стоявшие у двери, храбро защища­ли свой пост. Один из них был заколот, а другой ранен. Это камер-гусар Кирилов, впоследствии служивший камерди­нером при вдовствующей государыне Марии Федоровне.

Подробности убийства передаются по-разному, каж­дая версия позволяет разные трактовки. По одной вер­сии, Павел был убит Николаем Зубовым, мужем Натальи Александровны, единственной дочери Суворова, который ударил императора массивной золотой табакеркой (при дворе впоследствии имела хождение шутка: «Император скончался апоплексическим ударом табакеркой в висок»).

По-разному передавали обстоятельства дела: то ли Зу­бов вырвал табакерку из рук Павла, который пытался сам нанести удар, то ли убийство было преднамеренным.

По одной из версий, князь Платон Зубов долго спорил с императором, доказывая, что деспотизм его сделался на­столько тяжелым для нации, что они пришли требовать его отречения от престола. Как видите, аргумент именно та­кой: «для народа».

Спор скоро сделался очень бурным, «собеседники» подрались.

По другой версии, Павел был задушен шарфом или за­давлен группой заговорщиков, которые, наваливаясь на императора и друг друга, не знали в точности, что про­исходит. Приняв одного из убийц за сына Константина, закричал: «Ваше Высочество, и вы здесь? Пощадите! Воз­духу, воздуху!.. Что я вам сделал плохого?» Это были его последние слова.

Версии не обязательно противоречат друг другу. По одной из версий, Павел, получив удар в висок, без чувств рухнул на пол. В ту же минуту француз-камердинер Зубо­ва (по другим данным — сам Зубов; по третьим — Беннигсен) вскочил с ногами на живот императора. Называли по крайней мере три имени того, кто взял висевший над кро­ватью собственный шарф императора и задушил лежав­шего без сознания.

Называли имена (до 8 человек) тех, которые стреми­лись выместить полученные от императора оскорбления, избивая уже труп. Врачам и гримерам было нелегко при­вести тело в такой вид, чтобы можно было выставить его для прощания. Все, прощавшиеся с императором, виде­ли на его лице черные и синие пятна. Треугольная шляпа была так сдвинута набок, чтобы скрыть левый проломлен­ный висок.

Говорили, что когда дипломатический корпус был до­пущен к телу, французский посол нагнулся над гробом и, оттянув рукой галстук императора, обнаружил красный след вокруг шеи, сделанный шарфом. Но опять — слухи без документов.

Неясно, собирались ли заговорщики вообще убивать Павла I. Известно, что «Великий князь Александр не со­глашался ни на что, не потребовав от меня предваритель­но клятвенного обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца; я дал ему слово: я не был настолько лишен смысла, чтобы внутренне взять на себя обязательство ис­полнить вещь невозможную, но надо было успокоить ще­петильность моего будущего государя, и я обнадежил его намерения, хотя был убежден, что они не исполнятся»[84].

По воспоминаниям князя А. Чарторыйского, мысль о за­говоре возникла чуть ли не в первые дни правления Павла, но переворот стал возможным только после того, как стало известно о согласии Александра, который подписал соот­ветствующий секретный манифест, в котором признавал необходимость переворота и обязывался не преследовать заговорщиков после восшествия на престол[85].

Насколько Пален писал правду, насколько хорохорил­ся? Если Александр действительно испросил жизнь отца, насколько был искренен он сам? Возможно, подписывая Манифест, Александр подписал тем самым смертный при­говор отцу. Насколько он обманывался сам? Насколько был обманут?

Во всяком случае, император был убит: жертва всех основных проблем России своего времени. Жертва зави­симости верхушки от заграничных денег и ее чужеродности остальной стране; жертва собственной отдаленности от народа; жертва британских интриг; жертва своего не­простого характера.

В Манифесте о своем воцарении умный юноша Александр обещал «править по заветам бабки Нашей, Ека­терины». Формулировка очень полезная для налаживания отношений с дворянством. Но в чем же состояли «заветы»? Допустим, «заветы бабки» можно за уши притащить к от­мене почти всего, сделанного Павлом: в течение первого же месяца правления Александр вернул на службу всех ранее уволенных Павлом, снял запрещение на ввоз раз­личных товаров и продуктов в Россию (в том числе книг и музыкальных нот), объявил амнистию беглецам, восста­новил дворянские выборы. Он восстановил действие Жа­лованной грамоты дворянству и городам, ликвидировал тайную канцелярию.

Но дальше начинается то, о чем Екатерина и не дума­ла: не отстраняя (пока) прежних царедворцев, 10 марта 1801 г. (одним из первых указов) молодой царь назначил т.н. негласный комитет с ироничным названием «Comite du salut public», то есть «Комитет общественной славы». Название откровенно списано с революционного «Коми­тета общественного спасения».

Этот «комитет» состоял из молодых и полных энтузиаз­ма друзей: Виктор Кочубей, Николай Новосильцев, Павел Строганов и Адам Чарторыйский. Группа «молодых друзей» сплотилась вокруг Александра еще до его восшествия на престол. Этот комитет, совещательный орган при импера­торе должен был разработать схему внутренних реформ.

Цели «молодых друзей» во многом оставались утопич­ными, и не случайно лишь малая доля их программ была реализована.

Александр утверждал, что при Павле «три тысячи кре­стьян были розданы, как мешок брильянтов. Если бы циви­лизация была более развитой, я бы прекратил крепостное право, даже если это бы мне стоило головы».

Только не надо представлять Александра I таким вели­ким либералом и демократом. Теоретический либерализм у императора был связан с аристократическим своенра­вием, не терпящим возражений. «Вы всегда хотите меня учить! — он возражал Державину, министру юстиции, — но я император и я желаю этого и ничего другого!» «Он был готов согласиться, — писал князь Чарторыйский, — что все могут быть свободны, если они свободно делали то, что он хотел».

Государь был мечтателен. Он любил побеседовать на интеллектуальные темы, покровительствовал масонам и по своим взглядам (на словах) был большим республи­канцем, чем радикальные либералы Западной Европы. Из чего вытекает, что у него было сердце, но не следует, что не было разума.

8 сентября 1802 г. новым манифестом утверждено 8 министерств (военно-сухопутных сил, морских сил, внутренних сил, иностранных дел, юстиции, финансов, народного просвещения, коммерции). Петровские колле­гии были очень неэффективны. Екатерина их упразднила, Павел назло Екатерине опять ввел. Александр создал ми­нистерства, никогда не бывшие в числе бабкиных заветов. Для совместного обсуждения дел учреждался Комитет ми­нистров.

В 1802 г. был издан указ о правах Сената. Он объяв­лялся верховным органом в империи, сосредотачивающим в себе высшую административную, судебную и контроли­рующую власть. Ему предоставлялось право делать пред­ставления по поводу издаваемых указов, если они проти­воречили другим законам.

Изменениям подвергся и Святейший Синод, членами которого были высшие духовные иерархи — митрополиты и архиереи, но во главе Синода стоял гражданский чинов­ник в звании обер-прокурора. При Александре I предста­вители высшего духовенства уже не собирались, а вызы­вались на заседания Синода по выбору обер-прокурора, права которого были значительно расширены.

С 1803 по 1824 г. должность обер-прокурора исполнял князь А.Н. Голицын, бывший с 1816 г. также и министром народного просвещения (и видным масоном).

84

Сафонов М. Завещание Екатерины II. — СПб., 2001. 

85

Чарторыйский А. Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия. Из записок князя Адама Чарторыйского. 1795-1805. — М., 2007.