Страница 22 из 45
Сатипи и Нофрет…
Ренисенб решилась высказать свои мысли вслух, поскольку Хори так и не ответил на ее последний вопрос.
- Видишь ли, я была настолько уверена, что это Себек… - Она не договорила.
- Ты заранее убедила себя в этом.
- Совершив очередную глупость, - согласилась Ренисенб. - Ведь Хенет сказала мне, что Сатипи пошла наверх и что Нофрет еще до нее тоже отправилась туда. Я должна была сообразить, что Сатипи намеренно последовала за Нофрет, что они встретились на тропинке и Сатипи столкнула ее вниз. Ведь незадолго до этого она заявила, что в ней больше мужества, чем в моих братьях.
И, вздрогнув, Ренисенб умолкла.
- Когда я ее встретила, - продолжала она, - я должна была сразу все понять. Она была сама не своя, выглядела такой испуганной. Пыталась уговорить меня вернуться вместе с ней домой. Не хотела, чтобы я увидела мертвую Нофрет. Я, должно быть, ослепла, иначе сразу бы все поняла. Но я так боялась, что это Себек…
- Я знаю. Потому что ты видела, как он убил змею.
- Да, именно поэтому, с жаром подтвердила Ренисенб. И потом… мне приснилось… Бедный Себек - я была несправедлива к нему. Как ты сказал, угрожать - это еще не значит убить. Себек всегда любил пускать пыль в глаза. А на самом деле отважной, безжалостной и готовой к решительным действиям была Сатипи. И потом, после того события… она бродила, как привидение, недаром мы все ей удивлялись. Почему нам даже в голову не пришло такое простое объяснение?
И, вскинув глаза, спросила:
- Но тебе-то оно приходило?
- Последнее время, - ответил Хори, - я был убежден, что ключ к тайне смерти Нофрет лежит в странной перемене характера Сатипи. Эта перемена так бросалась в глаза, что было ясно: за ней что-то крылось.
- И тем не менее ты ничего не сказал?
- Как я мог, Ренисенб? У меня ведь нет никаких доказательств.
- Да, ты прав.
- Любое утверждение обосновывается доказательствами.
- Когда-то ты сказал, - вдруг вспомнила Ренисенб, - что люди в один день не меняются. А сейчас ты согласен, что Сатипи сразу переменилась, стала совсем другой.
Хори улыбнулся.
- Тебе бы выступать в суде при нашем правителе. Нет, Ренисенб, люди действительно остаются сами собой. Сатипи, как и Себек, тоже любила громкие слова. Она, конечно, могла перейти от слов к действиям, только, думаю, она была из тех людей, которые кричат о том, чего не знают, чего никогда не испытали. Всю ее жизнь до того самого дня она не знала чувства страха. Страх застиг ее врасплох. Тогда она поняла, что отвага - это способность встретиться лицом к лицу с чем-то непредвиденным, а у нее такой отваги не оказалось.
- Страх застиг ее врасплох… - прошептала про себя Ренисенб. - Да, наверное, с тех пор, как умерла Нофрет, в Сатипи поселился страх. Он был написан у нее на лице, а мы этого не заметили. Он был в ее глазах, когда она умерла… Когда она произнесла: "Нофрет…" Будто увидела…
Ренисенб умолкла. Она повернулась к Хори, глаза ее расширились от недоумения.
- Хори, а что она увидела? Там, на тропинке. Мы же ничего не видели. Там ничего не было.
- Для нас ничего.
- А для нее? Значит, она увидела Нофрет, Нофрет, которая явилась, чтобы отомстить. Но Нофрет умерла и замурована в своем саркофаге. Что же Сатипи увидела?
- Видение, которое предстало перед ее мысленным взором.
- Ты уверен? Потому что если нет…
- Да, Ренисенб, если нет?
- Хори, - протянула к нему руку Ренисенб, - как ты думаешь, все кончилось? Со смертью Сатипи? Вправду кончилось?
Хори взял ее руку в свои, успокаивая.
- Да, да, Ренисенб, разумеется, кончилось. И тебе, по крайней мере, нечего бояться.
- Иза говорит, что Нофрет меня ненавидела… - еле слышно произнесла Ренисенб.
- Нофрет ненавидела тебя?
- По словам Изы.
- Нофрет умела ненавидеть, - заметил Хори. - Порой мне кажется, что ее ненависть простиралась на всех до единого в доме. Но ты ведь не сделала ей ничего плохого?
- Нет, ничего.
- А поэтому, Ренисенб, у тебя в мыслях не должно быть ничего такого, за что ты могла бы себя осудить.
- Ты хочешь сказать, Хори, что если мне придется спускаться по тропинке в час заката, то есть тогда, когда умерла Нофрет, и если я поверну голову, то ничего не увижу? Что мне не грозит опасность?
- Тебе не грозит опасность, Ренисенб, потому что, когда ты будешь спускаться по тропинке, я буду рядом с тобой и никто не осмелится причинить тебе зла.
Но Ренисенб нахмурилась и покачала головой.
- Нет, Хори, я пойду одна.
- Но почему, Ренисенб? Разве ты не боишься?
- Боюсь, - ответила Ренисенб. - Но все равно это нужно сделать. В доме все дрожат от страха. Они сбегали в храм, купили амулетов, а теперь кричат, что нельзя ходить по тропинке в час заката. Нет, не чудо заставило Сатипи пошатнуться и упасть со скалы, а страх, страх перед злодеянием, которое она совершила. Потому что лишить жизни того, кто молод и силен, кто наслаждается своим существованием - это злодеяние. Я же ничего дурного не совершала, и, даже если Нофрет меня ненавидела, ее ненависть не может причинить мне зла. Я в этом убеждена. И, кроме того, лучше умереть, чем постоянно жить в страхе, поэтому я постараюсь преодолеть свой страх.
- Слова твои полны отваги, Ренисенб.
- На словах я, сказать по правде, более бесстрашна, чем на деле, - призналась Ренисенб и улыбнулась. Она встала. - Но произнести их было приятно.
Хори тоже поднялся на ноги и встал рядом.
- Я запомню твои слова, Ренисенб. И как ты вскинула голову, когда произносила их. Они свидетельствуют об искренности и храбрости, которые, я всегда чувствовал, живут в твоем сердце.
Он взял ее за руку.
- Послушай меня, Ренисенб! Посмотри отсюда на долину, на реку и на тот берег. Это - Египет, наша земля. Разоренная войнами и междоусобицами, разделенная на множество мелких царств, но скоро, очень скоро она станет единой - Верхний и Нижний Египет снова объединятся в одну страну, которая, я верю и надеюсь, обретет былое величие. И в тот час Египту понадобятся мужчины и женщины с сердцем, полным отваги, женщины вроде тебя, Ренисенб. А мужчины не такие, как Имхотеп, которого волнуют только собственные доходы и расходы, и не такие, как Себек, бездельник и хвастун, и не такие, как Ипи, который ищет только, чем поживиться, и даже не такие добросовестные и честные, как Яхмос. Сидя здесь, можно сказать, среди усопших, подытоживая доходы и расходы, выписывая счета, я осознал, что человеку наградой может служить не только богатство и утратой - не только потеря урожая… Я смотрю на Нил и вижу в нем источник жизненной силы Египта, который существовал еще до нашего появления на свет и будет существовать после нашей смерти… Жизнь и смерть, Ренисенб, не имеют такого большого значения. Я всего лишь управляющий у Имхотепа, но, когда я смотрю вдаль, на Египет, я испытываю такие покой и радость, что не поменялся бы своим местом даже с нашим правителем. Понимаешь ли ты, Ренисенб, о чем я говорю?
- По-моему, да, Хори, но не все. Ты совсем не такой, как те, кто внизу, я это уже давно знаю. И когда я здесь, рядом с тобой, я испытываю те же чувства, что и ты, только смутно, не очень отчетливо. Но я понимаю, о чем ты говоришь. Когда я здесь, все то, что внизу, - показала она, - кажется таким незначительным - все эти ссоры и обиды, шум и суета. Здесь от этого отдыхаешь.
Нахмурив лоб, она помолчала, а потом, чуть запинаясь, продолжала:
- Порой я рада, что мне есть куда уйти. И тем не менее… есть что-то такое… не знаю, что именно… что влечет меня обратно.
Хори отпустил ее руку и сделал шаг назад.
- Я понимаю, - мягко сказал он. - Песни Камени.
- Что ты говоришь, Хори? Я вовсе не думаю о Камени.
- Может, и не думаешь. Но все равно, Ренисенб, ты слышишь его пение здесь, не сознавая этого. Ренисенб смотрела на него, сдвинув брови.
- Какие удивительные вещи ты говоришь, Хори. Как я могу слышать его пение здесь? Так далеко от дома?