Женщины Цезаря

Значительно большее пространство было отведено казначейству. Здесь, в комнате за большой железной дверью, хранилось материальное имущество Рима, воплощенное в виде слитков золота и серебра стоимостью в много тысяч талантов. Здесь, в конторах, тускло освещенных мерцающим светом масляных ламп, за высокими решетками трудились несколько служащих, которые занимались бухгалтерией Рима, — от самых старших, именуемых tribuni aerarii, до скромных уборщиков, которые подметали полы, но обычно ухитрялись не замечать паутины, висящей на стенах.

Рост римских провинций и доходов давно уже сделал храм Сатурна слишком маленьким для фискальных дел, но римляне не хотели отказываться от того, что однажды было определено как место для правительственного учреждения, поэтому казначейство оставалось в храме Сатурна. Основную массу монет и слитков перенесли в другие хранилища, оборудованные в подвалах других храмов. Бухгалтерские книги за все года, кроме нынешнего, перенесли в Табуларий Суллы. Места стало больше — и, как следствие, должностные лица казначейства и мелкие чиновники тотчас размножились. Еще одно проклятие Рима — государственные слуги. Но в конце концов, казна есть казна. Деньги необходимо правильно сажать, возделывать, собирать их урожай, даже если это означает огромное количество государственных слуг.

Свита Цезаря осталась стоять, глядя сияющими глазами на своего патрона. Эти люди чувствовали гордость оттого, что они — его клиенты. А Цезарь поднялся к большой резной двери в боковой стене подиума храма Сатурна. На нем была белоснежная тога с широкой пурпурной полосой сенатора на правом плече, на голове — венец из дубовых листьев, потому что это было его публичное появление, а на публике Цезарь обязан носить свой знак отличия. Кто-нибудь другой мог жестом приказать сопровождающему постучать в дверь, но Цезарь сделал это сам и подождал, пока дверь откроется. Наружу просунулась чья-то голова.

— Гай Юлий Цезарь, квестор провинции Дальняя Испания при губернаторе Гае Антистии Вете, желает представить отчеты своей провинции, как требует того закон и обычай, — спокойно объяснил он.

Его впустили, дверь закрылась. Клиенты остались ждать на свежем воздухе.

— Думаю, ты только вчера вернулся, так? — спросил Марк Вибий, глава казначейства, когда Цезаря сопроводили в его плохо освещенный кабинет.

— Да.

— Ты ведь знаешь, что с этими делами нет нужды торопиться.

— Что касается меня, то такая нужда есть. Моя квесторская служба не закончится, пока я не представлю свои отчеты.

Вибий заморгал.

— Ну, тогда делай то, зачем пришел!

Цезарь вынул из складок тоги семь свитков, каждый с двумя печатями: одна — кольцо Цезаря, другая — кольцо Антистия Вета. Вибий хотел сломать печати на первом свитке, но Цезарь остановил его.

— В чем дело, Гай Юлий? — удивился глава казначейства.

— Здесь нет свидетелей.

— Ну, обычно мы не беспокоимся о таких пустяках, — сказал Вибий, криво улыбнувшись, и взял свиток.

Цезарь протянул руку и крепко сжал его запястье.

— Я настоятельно советую вам отныне начать беспокоиться о таких пустяках, — спокойно сказал он. — Это официальные отчеты о моей работе в должности квестора в Дальней Испании, и я требую, чтобы при представлении этих документов присутствовали свидетели. Если сейчас нельзя найти подходящих людей, тогда назначь любое удобное время, и я приду снова.

Атмосфера в комнате изменилась — стала ледяной.

— Конечно, Гай Юлий.

Первые четыре свидетеля Цезарю не понравились, и только после того, как посмотрели двенадцать человек, были выбраны четверо, одобренных Цезарем. Тогда Цезарь стал отчитываться, причем в таком темпе и с таким блеском, что Вибий был поражен. Он не привык к тому, что квесторы вообще что-то понимают в бухгалтерии и уж тем более обладают такой памятью. Цезарь сыпал цифрами, не заглядывая в написанное. К тому времени как Цезарь закончил, с Вибия катил пот градом.

— Могу честно признаться, что никогда не видел, чтобы квестор так хорошо отчитался, — сказал он, вытирая со лба пот. — Все в порядке, Гай Юлий. Фактически Дальняя Испания должна благодарить тебя за то, что ты привел в порядок такую груду неразберихи.

Это было сказано с примирительной улыбкой. Вибий начинал понимать, что этот высокомерный парень намерен стать консулом, так что не мешает вовремя польстить ему.

— Если все в порядке, мне нужна официальная бумага от тебя, подтверждающая это. И подписанная свидетелями.

— Я и хотел это сделать.

— Отлично! — ответил Цезарь, довольный.

— И когда прибудут деньги? — спросил Вибий, провожая к выходу своего неудобного посетителя.

Цезарь пожал плечами:

— Это в мою компетенцию не входит. Думаю, губернатор привезет все деньги с собой, когда закончится срок его службы.

Вибий не смог скрыть разочарования.

— Разве это не типично? — задал он риторический вопрос. — То, что должно принадлежать Риму уже в этом году, будет оставаться у Антистия Вета так долго, что он успеет пустить деньги в оборот и еще получить прибыль для себя.

— Это вполне законно, и не мое дело критиковать Антистия Вета, — тихо проговорил Цезарь, выходя на Форум и жмурясь от яркого солнца.

— Ave, Гай Юлий! — резко попрощался Вибий и захлопнул дверь.

За тот час, пока длился отчет, Форум заполнился людьми, многие торопились закончить свои дела до обеденного часа. Среди новых лиц Цезарь с сожалением заметил одно, принадлежавшее Марку Кальпурнию Бибулу. Тому самому Бибулу, которого он когда-то легко поднял и посадил на шкаф в присутствии шести товарищей, а потом вдобавок обозвал блохой. И не без причины! С первого взгляда они возненавидели друг друга. Время от времени такое случается между молодыми людьми. Бибул нанес Цезарю оскорбление, за которое полагается физическое возмездие. Однако для Бибула эта выходка была безопасной: маленький рост негодяя не позволял Цезарю ударить его. Бибул намекнул на то, что Цезарь получил от вифинского царя Никомеда великолепный флот лишь потому, что не погнушался переспать со старым греховодником. При других обстоятельствах Цезарь, возможно, и сдержался бы, но Бибул позволил себе грязные высказывания сразу же после аналогичного заявления полководца Лукулла. Дважды — это уж слишком! И Бибул взлетел на шкаф, сопровождаемый несколькими пикантными словами. Это произошло в начале почти годичного пребывания Цезаря с Бибулом в одном помещении. Их совместная жизнь длилась до тех пор, пока Рим — в лице Лукулла — не показал городу Митилены на Лесбосе, что какой-то один город не смеет бросать вызов своему сюзерену.

Расположение сил определено. Бибул — враг.

За десять лет, что минули с тех пор, Бибул не изменился, подумал Цезарь, когда к ним приблизилось несколько человек, в числе которых находился Бибул. Представители иной ветви Кальпурниев, прозванных Пизонами, все были очень высокими, а вот Кальпурнии Бибулы (что означало «Губчатый» — в том смысле, что они хорошо впитывают вино) разительно отличались от своих родственников. Римским аристократам нетрудно определить, к какой ветви славной семьи принадлежит Бибул-«блоха». Он был не просто маленьким, он был миниатюрным, а его очень белое лицо казалось бесцветным. Выступающие скулы, белесые волосы, невидимые брови, пара серебристо-серых глаз. Не столько отталкивающая, сколько пугающая внешность.

Бибул был не один, и сопровождали его не только клиенты. Рядом с ним шагал очень заметный человек, у которого не было туники под тогой, — молодой Катон, судя по рыжей масти и гигантскому носу. Да, такая дружба вполне объяснима. Бибул женат на Домиции, двоюродной сестре зятя Катона, Луция Домиция Агенобарба. Странно, как все неприятные люди держатся вместе, даже в браке. А так как Бибул был одним из boni, нет сомнения, что и полуголый Катон принадлежит к этой партии.

— Гуляешь в поисках маленькой тени, Бибул? — ласково спросил Цезарь, когда они встретились, и перевел взгляд со своего старого врага на его рослого компаньона, который действительно отбрасывал тень на Бибула.