Пробуждение

— Ничего особенного, мистер Уильямс. Я просто хотела проверить, как вы отреагируете на… нечто неожиданное.

— С этим парнем за спиной? — спросил Дуэйн, указывая на охранника большими пальцами скованных рук. — Ты хоть представляешь, что он может со мной сделать, когда тебя тут не будет?

Персис покачала головой. Любой нормальный человек на месте Дуэйна успел бы получить от лобных долей, отвечающих за логическое мышление, сигнал, что опасности нет. Нормальный человек не стал бы моргать. Но Дуэйн моргнул. Больше того, он не смог справиться с собой и вскочил — следовательно, сигнал не достиг коры левой передней доли головного мозга. А раз так, значит, Дуэйн лишь с большим трудом различал угрожающее и неугрожающее поведение.

Персис открыла свой чемоданчик и достала резиновую шапочку, в которую было вмонтировано несколько сотен крошечных датчиков.

— Будьте добры, наденьте этот шлем, чтобы я могла подробнее исследовать ваш мозг, — вежливо сказала она.

Дуэйн послушно взял шапочку и натянул на голову.

— Благодарю вас, — кивнула Персис и включила компьютер.

— Нет, это я благодарю вас, — насмешливо возразил Дуэйн и снова улыбнулся. Теперь в нем сквозило какое-то мрачное очарование; казалось, его недавняя вспышка только оттенила внезапный переход к почти светской любезности.

На экране тем временем возникло изображение мозга Дуэйна. Персис так и не смогла привыкнуть к поразительным возможностям новейшей техники, которой она располагала. Смотреть на экран было все равно что наблюдать живую, пульсирующую, влажно поблескивающую планету, где сновали миллионы крошечных летательных аппаратов, доставлявших сообщения из одной страны в другую. Ее взгляд скользил по складкам и извилинам мозговой коры, по узелкам паутинной оболочки, вдоль проводящих путей нервной системы, следил за многократно увеличенными и замедленными изображениями нейротрансмиттеров, перемещавшихся через синаптические пустоты между отдельными нейронами.

— Ты знаешь, о чем я сейчас думаю? — спросил Дуэйн.

— Минуточку, мистер Уильямс, — перебила Персис, чуть сдвигая курсор. Изображение мозга слегка повернулось и накренилось, и она нажала клавишу на клавиатуре, чтобы получить укрупненное воспроизведение. На экране тотчас возникло окно увеличения, внутри которого появился фрагмент мозгового ствола Дуэйна. Выглядел он как складки рыхлой печеночной ткани, небрежно накрученной на верхушку позвоночного столба. С точки зрения эмбриогенеза это самая старая часть мозга, ответственная за дыхание, частоту сердечных сокращений, кровяное давление и эрекцию, но это далеко не все. «Обитель души» — так называют мозговой ствол неврологи, поскольку именно здесь располагается мост — средоточие важнейших нейронных связей, протянувшихся во все остальные отделы мозга. При повреждении ствола головного мозга человек утрачивает не только все физические функции, но и самое сознание. Вот почему так важно было убедиться, что мозговой ствол Дуэйна в безупречном состоянии. И Персис действительно исследовала его со всей возможной тщательностью. Не обнаружив никаких дефектов, она приободрилась и переместила курсор к мозжечку — другому отделу мозга, ведающему такими личностно-образующими характеристиками, как эмоции и долгосрочная память. На экране она отчетливо различала похожие на каштаны узлы сосцевидного тела, утопающего в сером бугре. Нажав клавишу, Персис увеличила правую миндалину, напоминавшую мяч для гольфа. Именно она регулировала реакцию Дуэйна на разного рода угрозы, поэтому Персис вовсе не удивило, что миндалина, фигурально выражаясь, раскалилась добела под воздействием бурных эмоций, спровоцированных неожиданным щелчком по носу.

Потом Персис перешла к исследованию лобных долей. Увеличив изображение, насколько позволяли возможности аппаратуры, она вгляделась в экран. Ей показалось — она различает крошечные спайки или, наоборот, разрывы в нервной ткани, поэтому Персис сделала и сохранила несколько кадров.

— Ну, что ты там видишь? Дьявола? — спросил Дуэйн.

От неожиданности Персис едва не подпрыгнула. Она настолько увлеклась работой, что почти забыла о его существовании.

— Его легко узнать — он должен быть в форме государственного служащего, — добавил Дуэйн.

Персис выдавила улыбку и передвинула курсор к дуэйновскому гиппокампу — похожему на двупалую лапу нервному узлу, который выполнял функцию своеобразного библиотекаря, собиравшего, сортировавшего и систематизировавшего долгосрочные воспоминания перед отправкой на хранение в глубинные отделы мозга. Практически сразу Персис бросилось в глаза, что гиппокамп Дуэйна гораздо меньшего размера, чем обычно. Остановив кадр, она провела поперек него черную линию и убедилась, что оба отростка гиппокампа действительно на пять миллиметров меньше нормы. Трехмерный сканер также показывал наличие отклонений в дендритной морфологии гиппокампа, что объяснялось, вернее всего, повышенной активностью мозжечковых миндалин, и Персис сделала себе мысленную заметку проверить, насколько сильно пострадала память Дуэйна. Скорее всего, подумала она, какие-то давние события он припомнит без труда, а вот с событиями относительно свежими у него наверняка возникнут проблемы.

— Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о вашем детстве, мистер Уильямс? — спросила она.

— Я уже рассказывал. С меня хватит.

— Я вас понимаю, но я спрашиваю не из любопытства. Мне нужно исследовать вашу спонтанную мозговую активность. Когда вы начнете вспоминать, мне будет легче рассмотреть соответствующие участки мозга.

По лицу Дуэйна скользнула циничная усмешка.

— О'кей, — сказал он. — Я отлично помню, как мой родной отец палил в меня из ружья на заднем дворе. Мне приходилось танцевать, чтобы избежать пуль. Папахен был настоящий псих. Он даже не сомневался, что стрелять в собственных детей словно в движущуюся мишень — отличное развлечение, от которого мы все будем просто в восторге.

— Сколько вам было лет, когда это произошло?

— Пять, может, шесть. Потом мой брат получил пулю в ногу. Отец считал, что это лучший способ воспитать нас настоящими мужчинами. — Дуэйн немного помолчал, в задумчивости прикусив щеку изнутри. — А в другой раз он сказал, что каждый из нас должен точно знать, на что он способен, и… и натравил нас с братом друг на друга, словно бойцовых петухов. Как тебе это понравится?

Персис видела, как в толще мозга Дуэйна разливается слабое сияние — так система отмечала активные нейроны, но их оказалось настолько мало, что разглядеть их было не легче, чем темной ночью высматривать огни пристани на дальнем берегу озера.

— Тебе это нужно, девушка из Феникса? Это тебя заводит?

— Вы помните, как вас бросили в выгребную яму?

— Нет.

— Но после этого случая у вас на голове остался шрам.

Дуэйн машинально поднял руку и прикоснулся к извилистому шраму, пересекавшему лоб и исчезавшему под сенсорной шапочкой.

— Где, по-вашему, вы получили этот шрам? — не отступала Персис.

Выражение его глаз неуловимо изменилось. Взгляд Дуэйна сделался каким-то тупым, неподвижным.

— Какая разница? — проговорил он наконец. — Шрамов у меня хватает.

— Вы помните, как ваша мать била вас лопатой по голове? — задала следующий вопрос Персис.

— Нет.

Похоже, его долговременная память еще хуже, чем она думала.

— Что вы вообще помните о своей матери?

— Помню ее лицо — уродливая харя, как у свиньи. У моей сеструхи такая же рожа.

Перси видела фотографии матери Дуэйна — в его личном деле хранилось несколько цифровых видеофайлов с ее изображением. Она вовсе не была уродлива, напротив — почти красива, несмотря на неухоженность и бросающиеся в глаза признаки хронического недоедания. Особенно портила ее шея: длинная, худая, жилистая, как у человека, постоянно пребывающего в сильнейшем нервном напряжении. На видео она курила и, подняв руку высоко над головой, что-то быстро говорила снимавшему ее человеку, но шум большого города полностью заглушал слова. Кожа сухая и тонкая, как бумага; глубокие морщины сбегали от крыльев носа к выдающему жестокость характера рту с опущенными уголками. Такой же рот и у Дуэйна.