Страница 24 из 101
Он мог говорить до бесконечности, разрубая чудесные поленья в щепки, которые он потом собирал и завязывал веревкой и взваливал себе на плечо. Народ прозвал его дровосек Лука.
У него была ужасная привычка: во время молитвы он закатывал глаза настолько, что зрачков вообще не было видно и оставались видны одни белки.
Он также странно произносил слова в новой пресвитерианской манере — вместо «Аминь»—«Айминь», вместо «великолепный»—«великколепный» и еще употреблял многие «манеризмы». Когда он произносил проповедь, то всегда ставил на край кафедры песочные часы и говорил ровно час, пока все песчинки не высыпались из верхней части часов в нижнюю. Как-то, на День Всех Святых, он хотел перевернуть часы еще раз, и все начать сначала, но отец воскликнул со своего места:
— Сэр, я чувствую запах гари. Прошу вас извинить меня!
Все собравшиеся в испуге последовали за ним, оставив на кафедре продолжавшего произносить проповедь священника.
Потом йомен Матади спросил отца.
— Ваша милость, вам действительно показалось, что что-то горит?
— Да, сосед, — ответил отец. — Я почувствовал, как в нашей пекарне начали подгорать маленькие мясные пирожки. Если бы проповедь продлилась еще десять минут, они бы превратились в угли.
ГЛАВА 7
Странная история симпатии
Примерно в это время шотландская и английская армии опять были распущены, и Мун, который был капитаном гарнизона в Йорке, отправился в имение отца в Клейдоне, а на второй день после возвращения, это было второго ноября, приехал к нам с нашим соседом сэром Томасом Гардинером Младшим.
Сэр Томас приехал по делу в отношении земель, расположенных рядом с нашими, в Витли, которые купил его отец. И чтобы сообщить нам о своей помолвке с сестрой Муна Кэри.
Я надеялась, что теперь между мной и Муном все будет иначе. Я сильно выросла, мне было столько же лет, сколько и Кэри, которая была уже помолвлена. Кроме того, я многому научилась, следила за своими манерами, я узнала много нового. Но я даже представить не могла, как чудесно пройдет наша встреча.
За ужином нас сидело человек пятнадцать. Нам подали два пирога с гусятиной и три прекрасных пирога с зайчатиной. Их приготовили с очищенным маслом и густым соусом из красного кларета, луковицами, порезанными на четыре части и толстыми полосками сала. За столом сидели люди, любящие поесть. Еще подали испанский салат из холодной поджаренной индейки, тонко порезанной с салатом-латуком, сурепкой и нежными молодыми луковичками.
Разговор начался с сообщения нашего друга сэра Кенельма Дигби о том, что раны следует лечить любовью и сочувствием.
Сэр Кенельм считал, что если порошок его собственного изобретения, состоящий из римского купороса и других слагаемых, прикладывать не к самой ране, потому что смесь была очень ядовитой и разъедающей раны, а к носовому платку или к другому предмету, смоченному в крови раны, или к оружию, которое вызвало рану, то рана залечится от одной только любви целителя, даже если раненый находится в тридцати милях. Сэр Томас весело шутил по поводу нового метода лечения, но Мун, который теперь много знал, прослушав лекции в университете Утрехта, спросил, почему он считает, что подобным образом нельзя вылечить человека. Римский философ Плиний, заметил Мун, использовал слова «сочувствие», «сострадание» для выражения братского чувства, дружбы, приязни, и это естественно не только для тела и души (если тело сильно страдает, то соответственно страдает и душа), но и в отношении неодушевленных предметов для определения однородности магнита и железа кусочками янтаря, когда их натирают, и древесной золой.
Джеймс сказал, что «симпатия» существует также между одушевленными и неодушевленными предметами, например, между крабами и луной. По этому поводу сэр Томас и наш отец долго спорили.
Мун немного оживился, хотя он и робел говорить свое мнение в таком кругу людей, — а хотел он поделиться своими знаниями об уникальном виде эха. Я видела колоссальную разницу между его скромной манерой рассуждения об эхе и суровой лекцией на ту же тему, которую я как-то выслушала от господина Тиресия в Вудстоке. Мун рассказал о том, как иногда неодушевленные предметы могут задерживать определенный вид эха. Бывает, что некоторые места в церкви отражают определенные ноты органа, а на другие места воздействуют другие ноты. Существуют арки, например, в домике привратника в колледже Брейзенноуз,[27] которые тоже реагируют на определенные ноты. Подобное эхо называется «бомбус». Мун также говорил о том, что бирюза бледнеет, если ее хозяин заболевает, а жемчуг тускнеет, если женщина, которая его носит, начинает грустить.
В этот момент моя мать, которая была типичной Моултон, и ее не волновало, что и перед кем она говорит, воскликнула:
— Черт побери, капитан Верне, да этот секрет известен каждой домашней хозяйке. Как иначе она сможет защитить домашнюю птицу против нашествия лис? Она дает птице поклевать легкие лисицы, и они считают себя с ней родственниками, лиса начинает проявлять к ним симпатию и не ест их, даже если умирает от голода. Если нахальный слуга спускает штаны прямо у кухонной двери, чтобы помочиться, а не бежит в отхожее место, потому что на улице идет дождь или темно, тогда утром, если никто не признается в вине, мы касаемся этого места раскаленной кочергой, и Боже ты мой, вы бы умерли от смеха, если бы увидели, как набедокуривший вдруг начинает пронзительно кричать и хвататься за обожженное место!
Когда все перестали смеяться, мой отец рассказал о странном эксперименте, произведенном Талиакотиусом, профессором хирургии в университете в Болонье в Италии, и сэр Кенельм подтвердил, что все им сказанное, — правда. Один джентльмен потерял на дуэли кончик носа, этот кусочек никак не могли найти, чтобы прикрепить на место, профессор сделал жертве новый нос, вырезав кусок плоти из ягодиц кучера. Он пришил этот кусок к остатку носа и вырезал две ноздри для дыхания, нос прекрасно служил джентльмену, и, казалось, что он хорошо прижился. Но как-то джентльмен почувствовал, как кончик носа начал дрожать, а потом онемел и начал гнить. А случилось это, потому что кучер погиб, и нос тут же отпал.
Но Муна было нелегко отвлечь от темы столь легкомысленными замечаниями. Он спокойно и вежливо заявил, что муж и жена будучи в союзе, скрепленном на небесах, тоже составляют единую плоть, а часто единый дух, и таких случаев ему известно великое множество. Жена может сидеть наверху в комнате и думать про себя: «Какая я рассеянная, я собралась шить, но со мной нет наперстка. Наверное, оставила его на полке в гостиной!» Муж в это время выпивает вместе с гостями, вдруг встает и начинает извиняться перед гостями.
— Простите, господа, моей жене понадобился наперсток, но она не хочет нам мешать, я, с вашего позволения, отнесу ей наперсток наверх. — И покидает комнату.
Матушка насмешливо заявила, что это удивительно внимательный муж, жаль, что она не вышла замуж за подобного человека, который мог бы читать ее мысли.
— О, Нэн, — воскликнул отец, — с чего ты взяла, что я не такой человек? Конечно, я все ощущаю, но не всегда мне удобно нестись к тебе с наперстком, веером или молитвенником. Дорогая, в последние пять дней я был в Оксфорде, и пока я шел по Хай-стрит, я увидел, как в дверях своей лавки стоит продавец тканей и показывает леди удивительно красивый французский бархат кремового цвета, а на нем изображен прекрасный рисунок из золотых цветов. Цена по две гинеи за ярд.[28] И я ясно услышал твой голос: «Дик, Дик, прошу тебя, купи мне пять ярдов этого восхитительного бархата. Он совсем не дорогой». А я тебе громко ответил: «С удовольствием, любовь моя, если бы у меня были деньги!» Продавец лавки был очень удивлен, а леди оскорбилась, потому что она решила, что я обращаюсь к ней.
27
Один из старейших колледжей Оксфорда, в стенах которого учились многие выдающиеся ученые.
28
1 ярд — 91,44 см. Гинея — 21 шиллинг.