Чистая вода

Инженер поднялся из-за бумажных завалов, ругаясь на чем свет стоит. С этим проклятым водопроводом напасть за напастью, будь он неладен. Римстад распорядился приготовить трактор, вызвал двух человек на подмогу, прихватил пару дорожных рабочих, зашедших в контору пообедать, и повел всех вниз, в гараж.

Дорогой Юну пришлось повторить всю историю, к вящему раздражению Римстада,— мысли Юна вертелись вокруг Лизы, он был рассеян и все время терял нить рассказа. «Балерина? — думал он,— в Копенгагене? Что за нелепое продолжение начавшейся на острове жизни! Здесь становятся тем же, кем были родители,— или не становятся никем». Юн и Лиза выросли вместе, и на острове давно привыкли, что где один, там и другой. Школа, переходный возраст, конфирмация. Они в четыре руки потрошили рыбу и гребли каждый своим веслом в одной лодке. Враги, вкусы, мечты, желания — все было у них одинаковым, пока Лиза не вырвалась из цепких рук тирана отца и не сбежала в Копенгаген, танцевать. Вся эта сказочка сильно смахивает на бред, но, если вдуматься, не так уж она и отличается от других сюжетов островных хроник.

Дорогу развезло, глина — не проехать, и пока они добрались до места, компрессор скрылся под водой. Только трос и желтый номер с названием муниципалитета виднелись из воды, подернутой блестящей бензиновой пленкой.

Дождь лил как из ведра. Семеро мужчин беспомощно стояли на берегу и смотрели. Римстад неистово матерился. Георг насупился, взгляд стал колючим, в руке стаканчик остывшего кофе. Один из рабочих для порядка потряс хилую березку, пригнутую натянутым тросом к земле. Нет, тут ничего не поделаешь.

Просто из вежливости Георг вызвался спуститься под воду и надеть цепь на колесо — тогда можно было бы попробовать вытащить компрессор трактором. В ответ Римстад обозвал его безответственным недоумком и идиотом.

— Нам тут только трупов не хватало,— прорычал он и в раздражении поддел ногой трос, готовый вот-вот лопнуть.

— О'кей. И что будем делать?

— Какого черта вы это затеяли? — кипятился инженер.— Теперь работы затянутся еще на несколько дней. И где я вам возьму компрессор?

— В городе, наверно?

— Опять платить? Этот водопровод нас уже разорил!

— Может, у кого из местных есть? — предположил тракторист, но Римстад не обратил на него внимания. Он был целиком занят Георгом.

— Ты ведь не в первый раз опозорился? — сказал он горестно.— Меня предупреждали, говорили и про тебя, и про фирму твою. Но у меня выбора не было. Нам тут выбирать не приходится — берем что дают.

Юн слушал вполуха. Мысли об отце Лизы, хозяине рыбзавода, отвлекали его от разборок на берегу. Старик крепко держал в руках экономику острова, скупал и продавал всю добытую островитянами рыбу, владел лучшими и самыми большими участками земли — на них и были построены школа, здание администрации, спортивный центр; в его же ведении находился новый причал для рейсового судна «Хюртирюта», не говоря уже о его работниках и детях — трех дочерях от двух жен и сыне (этот горе-наследник уехал с острова, но ничего путного из него не вышло, во всяком случае, достойным продолжателем отцовского дела он не стал).

Ну,— помешал его мыслям Римстад,— и что будем делать?

— Стоять и смотреть,— раздраженно буркнул Георг.

— Нет у нас на это времени!

Водолаз холодно посмотрел на него. Потом принес топор и перерубил трос под самый узел. Раздался чмокающий звук, на поверхность вырвались пузырьки, и компрессор ушел на дно.

Георг повернулся спиной к остальным и принялся обсуждать с трактористом, у кого можно раздобыть компрессор. Решили поговорить с одним взрывником.

— Делайте что хотите,— уходя, сказал Римстад,— но чтоб к пятнадцатому все было закончено.

— Какой-то гиблый остров,— процедил Георг, когда все ушли. Он стянул с себя насквозь мокрый комбинезон и скрылся в вагончике.

Пол вывел Юна из задумчивости, вдвоем они вытолкали джип на сухое место и вернулись к обычной работе. Водолаз работал со сварочным аппаратом, Юн подтаскивал трубы и привязывал бетонные гири-грузила к уходившим под воду готовым секциям нового трубопровода.

Дырявая у него память. Вот хочет он сейчас представить себе Лизу — и не может. Вспоминаются отдельные черты, вроде веснушек летом или горящих румянцем щек зимой; длинные темные волосы, которые она ни разу не стригла; и какие большие черные были у нее глаза, а один чуть заметно дергался, отчего у Юна при встречах всегда пробегал холодок по спине… Но всю целиком? Он помнил, что она водила машину, каталась на водных лыжах, стреляла, не так, как он, но тоже хорошо, у нее вообще все получалось, за что ни бралась; помнил и то, что мужики сходили по ней с ума,— но увидеть Лизу как живую не получалось.

Георг не появлялся больше часа. Наконец вышел в сухом комбинезоне, бледный, с заострившимися чертами лица; похоже, он был на грани срыва. Мужики торчат здесь уже семь недель, прикинул Юн; ничего, кроме работы и одиночества, и куда ни бросишь взгляд — кругом болото. По рыбным промыслам Юн знал, как это бывает: человек работает, работает, спит мало, и на душе все тяжелее; наконец кто-нибудь сорвется, полезет драться, ну и покалечится или сбежит. После такой разрядки на несколько дней наступает что-то вроде затишья. Но солнце всходит, и мир продолжает жить дальше.

Тут все иначе. Эти двое — друзья, им не нужны нервные срывы и драки, чтобы справиться с собой. Они и не глядят друг на друга, заметил Юн; они вкалывают. Георг прикручивал гири, Пол собирал трубы и муфты под сварку. Каждые полчаса водолазы молча менялись. Работали быстро и точно, без лишних движений, не загоняя себя, как сделали бы неопытные работники, желая всех поразить, но все время в одном и том же гениально выверенном напряженном ритме, в ритме максимальной эффективности. И Юн, привыкший ложиться костьми, задыхаться и добиваться результата авралом, понял, что здесь драки не будет. Эти двое хорошо знали друг друга. Им случалось и раньше упираться лбом в стену, и они научились укрощать душевные бури трудом.

— Работаем,— сказал Георг в четыре, протянул Полу разводной ключ и забрал у него сварочный аппарат. В пять часов он повторил то же слово. В половине шестого, меняясь инструментами, они чуть заметно улыбнулись, потянулись, разгибая спины, и послали Юна в вагончик за фонарем. В семь часов они сменились в последний раз, а ближе к половине восьмого остался подходящий кусок трубы, чтобы Полу с Юном было чем заняться завтра с утра, пока Георг съездит в поселок за грузилами.

А когда Юн опустил руки в ведерко с жирным щелоком и желто-белый раствор принялся растворять грязь и жир, вдруг появилась Лиза — такая, как всегда, как на фотографиях, что лежат дома в ящике комода, и на снимке, который он, открыв утром глаза, видит перед собой. Что придется ей наврать сегодня, чтобы сбежать от отца и в верес-няке на полпути между их домами строить вместе с Юном воздушные замки? Спеша на встречу, они видели друг друга километра за два; маленькие шахматные фигурки из горной породы, сообщники по самой страшной тайне этого острова. Как-то ему довелось прочитать книгу о них, и она заканчивалась хорошо, потому что у нее не было конца и те двое преступников все время оставались вместе, вместе, вместе… Ему не хватает ее. Господи, как он тоскует по Лизе.