Дворянин великого князя

С поклоном низким

Ян Кожух Кроткий.

— Как вам доставили эти письма? — спросил Медведев.

—  Мое прикололи утром к воротам, — сказал

Филипп. — Темно еще было.

—  А мне мой человек принес, — ответил Картымазов. — Он на рассвете в Медынь собирался,только вышел за Картымазовку — подъезжает к нему всадник весь мокрый, должно быть, через

Угру переправлялся, и протягивает письмо: «Не­си, — говорит, — скорее хозяину, это весточка от пропавшей дочки его», а сам сразу ускакал. Я толь­ко прочесть успел, как тут Филипп приезжает. Мы сразу за тобой и послали.

— Значит, — медленно заговорил Медведев, — это, скорее всего, один и тот же гонец. Ночью он проехал по землям Филиппа, приколол письмо к воротам, потом переплыл Угру, передал письмо мужику и теперь… Федор Лукич, Филипп, прошу вас, отложим наш совет на час — я вернусь к себе и постараюсь схватить этого гонца живым — мо­жет, удастся от него что-нибудь узнать…

Василий упруго встал и ринулся к двери, но на пороге вдруг расслабился и вернулся обратно.

— Поздно. Слышите? Мне везут письмо. Леший меня раздери — они, конечно, убили гонца. До­садно.

Все вышли на крыльцо.

К дому во весь опор скакал Ивашко — бледный, взволнованный, голова перевязана окровавленной тряпкой.

Медведев шагнул навстречу. .—Ну?

— Василий Иваныч, государь, — Ивашко гово­ рил тихо, украдкой бросая взоры на Филиппа и Картымазова. — Боюсь, плохо получилось, про­сти, грех вышел…

— Рассказывай по порядку, — сурово сказал Медведев. ~

Ивашко прерывисто вздохнул и начал:

— Значит так. Только ты уехал, отец велел мне с братом и Алешкой осмотреть лес вокруг дома.

Мы разделились, я пошел сюда — в сторону Картымазовки. У самого горелого леса слышу, проби­рается кто-то осторожно. Я — за куст. Смотрю,едет верхом чужой мужик с оружием и оглядыва­ется. Я подождал, убедился, что он один, и выхожу на него с самострелом. Но он не испугался, даже улыбнулся так широко. «О, — говорит, — я как раз тебя ищу, ты небось медведевский? А у меня к твоему хозяину письмецо с добрыми вестями имеется». Ну, я же не дурак! «Отлично! — гово­рю, — слезай с коня, мил человек; я тебя сейчас отведу к Медведеву, сам ему и передашь». — «С удовольствием, — обрадовался он, — давно, — го­ворит, — хотел взглянуть на этого замечательного человека!» — и с коня слезает, И тут нога у него в стремени застряла — одной на земле стоит дру­гую выпутать не может. Ну, хотел я ему помочь, а он меня медной рукояткой нагайки — бац по го­лове! Очнулся, башка трещит, все как в тумане, ви­жу, — письмо рядом валяется, самострел подаль­ше в кусты кинутый, а он осторожно так, чтоб не шуметь, верхом уходит. Ну, я его и это… Лежа, зна­чит, ножичком засапожным, как вы учили, шагов за десять был…

— Насмерть? — с досадой спросил Медведев.

— Так ведь, Василий Иванович, башка лопается,прицелиться трудно, боялся, что уйдет… Прямо в сердце… Даже не пикнул.

— Плохо, Ивашко. Очень плохо.

Ивашко прерывисто вздохнул.

— Я знаю.

— Если так дальше пойдет, вас всех через неде­лю перебьют, как зайцев! Кто это тебя учил под­ходить с самострелом близко к человеку, которо­го держишь на прицеле? Скажи спасибо, что рука у него была слабая, — от моей не уцелела б твоя глупая башка! Давай письмо!

Ивашко, низко кланяясь, поспешно протянул скомканный лист.

Василию Медведеву' — Ян Кожух Кроткий.

Хочу дать тебе добрый совет, соседушка. Вме­сте с новыми друзьями твоими Картымазовым иБартеневым проси-ка ты князя Семена ИвановичаВельского, чтоб принял тебя на службу, а землюсвою отдай короне Великого князя Литовского икороля Польского Казимира!

Только из благодарности за услугу, которуюты нам всем на литовской земле оказал, выкурив из этих мест разбойника Антипа Русинова, мы даем тебе возможность вспахать свое поле,чтобы ты и тати твои не померли с голоду.Эта заслуга будет учтена также при пожалова­нии новыми людьми и землями, когда перейдешьна нашу сторону. Ты, похоже, парень боевой — у нас таких ценят.

Решай до полудня мая седьмого, а то, гляди, несобрать тебе урожая с того, что готовишься се­ять, или я не буду

Ян Кожух(Кроткий).

Медведев вспомнил Антипа.

А тебе теперь, Василий, за подвиги, которые ты тут ежедневно творил, самому расплачи­ваться придется.

А потом Картымазова.

«Меч живет хмельной минутой схватки. Мечне думает о завтрашнем дне…» Значит, вот он инаступил, этот завтрашний день… Тем лучше!Может, теперь-то, наконец, повоюем по-на­стоящему.

Он молча дал прочесть письмо Кожуха друзьям и обратился к Ивашке:

— Убитого хорошо осмотрели?

. — Да. Яков осматривал. Ничего приметного, но он с тобой об этом поговорит.

— Хорошо, Передай отцу: приготовиться к от­ражению набега. За смерть гонца могут отом­стить. Пусть Алеша Кудрин немедля ложится спать. Ночью у него будет работа. А ты, за то, что позволил себя ударить, наказан. Будешь помогать женщинам по хозяйству. Все.

Ивашко низко поклонился, пряча покраснев­шие от стыда щеки, и вскочил на коня.

— Можем продолжить наш совет, — повернулся

Медведев к друзьям.

Они вернулись в горницу и сели за стол.Прежде всего, — обратился Василий к Фи­липпу, — если это не секрет, объясни мне, что оз­начают темные Намеки Кожуха о твоем отце и его возможном заточении в Москве!

— Понятия не имею! — воскликнул Филипп. —

Батюшка уехал в тот день, когда ночью произош­ло нападение…

— Да, я знаю, — сказал Медведев, — мне гово­рил Федор Лукич, и я сам — лучший свидетель,поскольку, судя по описанию, именно его я встре­тил под Медынью, куда он направлялся.

—  Совершенно верно! — подхватил Филипп. —Батюшка так и сказал нам с Анницей: он едет сперва в Медынь, а затем, если понадобится, в Мо­скву по наследственным делам, и оставил в шка­тулке запечатанное письмо, велев нам вскрыть его ровно через два месяца, если он не вернется. При этом батюшка тут же заверил, что его поездка не представляет ни малейшей опасности и он остав­ляет завещательное письмо из обычной предосто­рожности, ибо дорога — всегда дорога, мало ли что… Он оформил переезд в монастыре, законно переправившись на московскую сторону и полу­чив свидетельство об этом. В Московском княже­стве ему ничего не могло угрожать, и поэтому я не верю ни единому слову Кожуха. Этот мерзавец не может оказать на меня никакого давления: я та­кой же подданный короля Казимира, как и он, с той лишь разницей, что не нанимался на платную службу у князя Семена Вельского, а остаюсь неза­висимым вольным дворянином! Думаю, он просто знает об отсутствии батюшки и хочет запугать нас с Анницей!

—  Возможно, — согласился Медведев и повер­нулся к Картымазову. — Я обещал вчера поделить­ся с тобой некоторыми мыслями о том, как вызво­лить из плена твою дочь. Однако сначала я хотел бы узнать, что вам известно о Кожухе, о его лю­дях, имуществе, о землях, которыми он владеет,ну, в общем, все…

— Мы не знаем всего, — ответил Картыма-зов, — но все, что знаем, расскажем. Синий Лог —большой, неплохо укрепленный двор, обнесен­ный крепким частоколом, на той стороне, недалеко от берега Угры, наискосок от Березок, ближе к монастырю. Это центральная усадьба довольно солидного имения. Его земли тянутся на запад почти до Десны. На них — около двадцати дереву­шек, многие из которых тоже хорошо укреплены. Поскольку ты в этих местах человек новый, Васи­лий, мне придется рассказать вкратце, что здесь происходило в последние годы, иначе не понять тебе наших отношений. Тридцать лет назад, в со­роковых годах, отец нынешнего московского кня­зя Василий Темный жестоко воевал за престол со своим родственником Дмитрием Шемякой, кото­рый, как говорят, ослепил его в темнице. Оба они по очереди сидели на московском престоле, и оба были в близких семейных связях с великими ли­товскими князьями. Бояре и служилые люди при­сягали на верность то тому, то другому — кто больше давал — и, соответственно, получали зем­ли в кормление то от одного, то от другого. Нако­нец, Василий Темный победил окончательно, а Шемяка окончательно проиграл и убежал в Литву, где и остался до конца дней своих, а теперь его внуки — Шемячичи — литовские князья. Из-за всей этой неразберихи здесь на Угре образова­лось множество земель, владельцы которых слу­жили то Литве, то Москве, а часто даже, как у нас тут говорят, — «на обе стороны». Вот тебе пример: отец Филиппа, Алексей Бартенев, всегда адэно служил Шемяке и получил от него эти земли на той стороне Угры. Мой отец служил Василию и получил землю здесь. Предыдущий, убитый хозя­ин Березок, Михайлов, перешел служить Москве, но его отец был еще литовским подданным. И вот, когда недавно король Казимир и Великий князь Московский договорились, что рубеж меж княжествами пройдет по Угре, началась вся эта катава­сия. Мне кажется, говоря просто, дело обстоит так: каждый отдельный человек хочет устроить свою жизнь, как ему лучше, и, естественно, стать побогаче, а потому лри удобном случае готов от­хватить себе любой кусок земли любой ценой. А каждый монарх жалуется другому на разбой его людей, но своих за те же действия не наказывает, ибо тоже не прочь, чтоб земель в его княжестве прибавлялось. Вот что такое порубежная война, которая тянется у нас уже больше тридцати лет. Теперь вернемся к Синему Логу. Пока им владел старый князь Иван Владимирович — отец нынеш­них Вельских, у нас тут царили мир и покой. Ко­гда он умер, начались беспорядки. Насколько я знаю, Синий Лог был завещан князю Федору Ива­новичу, старшему сыну, человеку очень мирного и спокойного нрава, но он здесь редко бывал. Потом Синий Лог почему-то перешел к князю Семену Ивановичу, младшему сыну, прозванному Иудой за предательский и жестокий нрав. Немед­ля вокруг начались убийства, грабежи, захваты земель, словом — настоящая война. Потом снова все утихло — Синим Логом стала владеть их сест­ра, Агнешка, супруга гетмана Ходкевича. А с про­шлого года там вдруг опять стал хозяйничать Се­мен, точнее, от его имени — Ян Кожух Кроткий — и сразу снова начались побоища — вот тогда-то и был убит со всей семьей Михайлов — твой, Вася, предшественник… Но пока здесь был Антип, он своими набегами постоянно ослаблял Семена, а сейчас. — Картымазов замолчал.