Страница 22 из 78
случится это не позднее завтрашнего утра. Поду
май. Даю тебе минуту.
Медведев уселся поудобнее и, казалось, углубился в расчет, сколько еще человек можно связать остатком веревки, что потоньше.
Никола облизнул пересохшие губы.
— Я согласен, — сказал он, — да и батюшка, ду
маю, тоже… А что надо делать?
— Пока точно ответить на мои вопросы. — Ва
силий вынул из-за голенища своего сапога нож
Николы и взвесил его на ладони. — Сейчас я от
правлюсь в ваше логово, и мой успех будет зави
сеть от того, что ты мне расскажешь. Если вдруг
ты ошибешься хоть в какой-нибудь малости или,
не приведи Господь, ненароком что-либо ута
ишь, — твой батюшка падет первым от твоего же
ножа. Ты видишь в десяти шагах за моей спиной
березу и прилипший к ее стволу осиновый лист?
Никола пригляделся и кивнул.
Медведев резко повернул голову и в то же мгновенье метнул нож за спину через плечо. Нож пробил красный прошлогодний листик, глубоко увязнув в белоснежном стволе, и тут же хрустальная прозрачная слезинка весеннего сока выкатилась из березовой раны. Василий отправился к березе, вынул нож, вернулся, снова сел и спросил:
— Ну что?
Лицо Николы побелело, как ствол березы.
— Я готов, — прошептал он.
— Где находится лагерь?
— Две версты отсюда — прямо по дороге.
— Сколько еще таких, как ты, наблюдателей на
пути?
— С этой стороны смотрителей больше нет.
Нас всего четверо. Один следит за дорогой от Ме
дыни, один — от монастыря, я — от Картымазов-
ки, а главный смотритель — на дубе посреди лаге
ря. Оттуда видны все три наших дерева.
— Значит, скоро обнаружат, что тебя на месте
нет?
— Не-е-с. Оттуда видно, только когда подаешь знак. А так велено не высовываться…
— Когда и какие знаки подаются?
— Если едет кто чужой, незнакомый, — до трех
человек — машешь над головой белой тряпкой.
Если большой отряд — красной. Тогда общая тре
вога и все с оружием выезжают навстречу. Но еще
никто никогда не подъехал к лагерю ближе, чем
за две версты. Поэтому никому даже не ведомо,
где он расположен.
— Как часто меняются ваши смотрители?
— Каждый сидит весь день — от светла до
темна.
— А ночью?
— По два человека караулят на каждой дороге.
— Как охраняется сам лагерь?
— За сто шагов от стоянки в лесу вырублены
просеки — со всех трех сторон. На каждой — по
два часовых. Они ходят так, что все время видят
просеку. Ночью зажигают факелы и удваивают ка
раул.
— Ты сказал «с трех сторон». А с четвертой?
— С четвертой, позади за лагерем — болото.
Черным называется. Там трясина засасывает —
никак не пройти.
— Точно?
— Вот те крест! — побожился Никола.
— Ладно. Сколько человек в вашей шайке?
— Да около сотни будет. Одних, мужиков сорок
восемь, ну и… бабы да детишки до пятнадцати лет.
А кто старше — переходят в отряд.
Василий уже хотел было задать следующий, очень важный для него вопрос, как вдруг его осенила странная догадка и он с замиранием сердца спросил:
— Послушай, а молодые девицы… э-э-э… ну, в
том смысле, что на конях и с оружием в отряде
есть?
Никола уставился на него с изумлением.
— Не-е-е, ты что, государь, как же это можно — баба да с оружием?! Женщины только в землянках за лагерем имеют право жить. Они готовят, стирают, за детишками смотрят, но моложе тридцати у нас, пожалуй, никого нет, и все замужем за нашими мужиками.
Медведев облегченно вздохнул.
— Я думал, у вас лагерь, а там просто село,
что ли?
— К нам в отряд людишки целыми семьями
приходят — а почему? Да потому что в этих мес
тах жить смертельно опасно! Литовские вельможи
с московскими непрерывно ссорятся из-за земель
да богатств, и тут такое творится! А у нас в лагере,
как у Бога за пазухой. За пять лет еще ни один чу
жой человек даже близко не подошел! Нас все бо
ятся и по ту сторону Угры и по эту, во как!
— Понятно. А кто у вас главный?
— Бывший полковой воевода Антип Русинов.
Очень головастый мужик! Грамотный, и хитер,
как черт, — никогда не поймешь, что на уме дер
жит. Первый помощник у него — Софрон Кривой.
У-у-у, этот свирепый, злой мужик А подручный у
Софрона — Захар Мерин — тот и вовсе убивец.
Эти двое — самые лютые, а остальные мужики у
нас ничего — тихие, смирные, за оружие только
по делу берутся, а так — мухи не обидят… Если бы
не Антип, Софрон с Захаркой много бы лишней
крови пролили. Но Антипа боятся. Антип, он вро
де ласковый, спокойный, но если что не по его
воле будет — казнить может беспощадно лютой
смертью.
—А как выглядят эти трое?
— У Антипа левой руки нет — ладонь по кисть
обрублена. Крепкий мужик, лет за сорок. Софрон - высокий, худой, без глаза, потому и кривым зовется. Захарка — малого роста, юркий и все хихикает — ехидный такой.
— Как устроен лагерь?
— Квадратом. В центре старый дуб, где главный
смотритель сидит, вокруг большая поляна — на
ней основные землянки. В одной — самой боль
шой собираются все, когда Антип позовет, если
погода плохая. А в хорошую он обычно прямо
под дубом и командует. Рядом его жилая землянка
и погреб с продовольствием. Вся поляна кольцом
телег окружена, а подальше за поляной — наши
землянки. Там мы все и живем.
— Сколько людей сейчас в лагере и что делают?
— Да, почитай, все на месте, кроме смотрите
лей да часовых. Сегодня Антип отдыхать велел, а
ночью, говорят, дело какое-то затевается, а ка
кое — не знаю…
— Я знаю,— сказал Медведев. — В гости ко мне
собираетесь. Последний вопрос: как пересечь
просеку, чтоб часовые не заметили?
Никола вздохнул и посмотрел Медведеву прямо в глаза.
— Никак нельзя, — тихо сказал он. — Даже из
наших никто никогда не прошел незаметно.
— Ладно, посмотрим, — улыбнулся Медведев,
наклонился к Николе и, взяв его левой рукой за
воротник кафтана, правой поднес нож к шее. —
Вспомни хорошенько — все рассказал? Ничего не
забыл?
— Богом клянусь, — прошептал парень, снова
побледнев.
— Ну, гляди, грозно сказал Медведев и не
ожиданным движением отрезал воротник кафта-
на. — На всякий случай, — пояснил он, заталкивая
воротник в рот Николе.
Убедившись, что парень может дышать носом, он уложил его под кустом, заботливо убрав из-под спины сучки и шишки.
— Так удобно? — серьезно спросил он.
Никола испуганно закивал головой.
— Вот и хорошо. Полежишь здесь, пока я
управлюсь.
Медведев выбрался на дорогу.
Ну вот, теперь все значительно проще.
Приближался полдень. Туман окончательно рассеялся, и надо было двигаться очень осторожно.
Ему понадобился целый час, чтобы достичь первой просеки.
Затаившись в густом орешнике поодаль, он долго наблюдал.
Просека шириной в две сажени и длиной в сотню была прямой как стрела. Ее охраняли двое часовых. Один стоял на углу и внимательно смотрел вдоль просеки, держа наготове самострел. Другой, тоже с самострелом в руках, медленно двигался ему навстречу. Дойдя до угла, он занимал место первого, и теперь тот двигался по просеке до противоположного конца. Там он останавливался, поворачивался лицом к первому и снова первый шел к нему. Таким образом не было ни одной секунды, в течение которой просека не находилась бы под наблюдением.
Медведев крадучись обошел лагерь вокруг и убедился, что все три просеки охраняются так же. С. четвертой стороны действительно находилось непроходимое болото, при этом совершенно открытое. К нему даже нельзя было подступиться. Где-то в глубине за просеками в густом старом лесу прятался лагерь, оттуда изредка доносились приглушенные возгласы, ржанье лошадей, иногда рубили топором дерево или что-то ковали, но ни разу Медведев не слышал лая собак, и это радовало — собаки значительно усложнили бы его задачу. Он, впрочем, тут же догадался, почему их нет — Антип не хотел, чтобы своим лаем они выдавали место стоянки отряда.