Страница 147 из 194
По мере того как партия прибирала к рукам рычаги государственного управления, все сильнее разбухали и ряды ее членов, и ее управленческий аппарат. До марта 1919 года всеми вопросами организационной партийной работы и кадровыми заведовал один-единственный человек — Я.М.Свердлов. Он вел все повседневные партийные дела, предоставляя Ленину и его ближайшему окружению возможность решать вопросы политические и военные10. В любом случае такая система не могла бы просуществовать долго, учитывая, что в марте 1919 года в РКП (б) насчитывалось 314 тыс. членов. Неожиданная смерть Свердлова поставила партию перед необходимостью формализовать партийное руководство. С этой целью на VIII съезде партии в марте 1919 года были созданы два новых органа Центрального Комитета: Политбюро, поначалу состоявшее из пяти членов (Ленина, Троцкого, Сталина, Каменева, Н.Н.Крестинского), для оперативного рассмотрения насущных вопросов, не ожидая созыва ЦК в полном составе; и Оргбюро, также состоящее из пяти членов, для решения вопросов организационных, что на практике выражалось в назначениях на партийные должности. Третий орган ЦК — Секретариат, — учрежденный еще в марте 1917 года, до назначения Сталина в апреле 1922 года в качестве Генерального секретаря был занят по преимуществу делами канцелярского свойства. Секретари ЦК являлись и членами Оргбюро. Сравнивая текущие дела Оргбюро и Секретариата после прихода Сталина, трудно увидеть существенные различия в их полномочиях — обе структуры занимались кадровыми вопросами, хотя, по всей видимости, Оргбюро непосредственно отвечало за кадровую работу в целом11. Создание этих органов положило начало процессу сосредоточения власти в партийных делах на вершине административной пирамиды, в Москве.
К моменту окончания гражданской войны Коммунистическая партия уже имела обширный штат, занятый бумажной работой. Партийная перепись, проводившаяся в 1922 году, выявила любопытные подробности о его составе. Только 21 % членов партии был занят физическим трудом в сельском хозяйстве или на производстве; остальные 79 % заполняли всевозможные чиновничьи места. [Соловьев Н. // Правда. 1921. № 190. 28 авг. С. 3–4. Хотя эта перепись была не полной — она покрывала лишь 2/3 Российской Федерации, — результаты, касающиеся партии в целом, можно считать репрезентативными. Данные переписи не включали Москвы, сведения по которой были объявлены «недостоверными», но, если учитывать и эти цифры, соотношение партийцев-чиновников было бы еще большим, ведь столица была сердцем всей бюрократической империи.]. Образовательный уровень партийцев был крайне низок и несоразмерим с той властью, которой они были наделены: в 1922 г. только 0,6 % (2316 чел.) имели высшее образование, а 6,4 % (24 318) среднее. Исходя из этого, один русский историк сделал вывод, что к тому времени 92,7 % членов партии были полуграмотными (18000, или 4,7 %, совершенно не знали грамоты)12. Из рядов чиновничества сложилась элита партийных функционеров, подвизающихся в Москве в центральных органах Коммунистической партии. Летом 1922 г. она составляла более 15000 человек13.
«Бюрократизация партийной жизни влекла неизбежные последствия… Партийные чиновники, занятые исключительно партийными делами, имели неоспоримое преимущество перед теми рядовыми членами партии, которые работали на фабрике или в государственном учреждении. В силу профессионального занятия партийным руководством партаппарат становился центром, из которого исходила всякая инициатива и директивы и осуществлялся контроль. На всех уровнях партийной иерархии наблюдался переход власти, сначала от съездов или конференций к комитетам, которые ими избирались, а затем от комитетов к партийным секретарям, которые якобы исполняли их волю»14.
Аппарат ЦК постепенно, естественно и как-то незаметно подменил собой местные партийные органы не только в принятии большинства резолюций, но также и в подборе исполнительных кадров на всех уровнях. Процесс централизации на этом не остановился, развиваясь с неопровержимой логикой: сначала Коммунистическая партия подчинила себе всё политическое руководство в стране, затем ЦК взял на себя руководство партией, подавляя всяческую инициативу и критику, потом все решения за ЦК стало принимать уже только Политбюро, затем — триумвират — Сталин, Каменев и Зиновьев — стал полностью контролировать Политбюро и, наконец, за Политбюро стал все решать один-единственный человек — Сталин. Достигнув наивысшей точки диктата одного, процесс централизации не мог иметь дальнейшего развития, и в результате смерть Сталина привела к медленному распаду партии и ее власти в стране.
Уже в 1920 году привычной практикой Оргбюро было так называемое «назначенство», то есть назначение партийных руководителей местных организаций, не сообразуясь с мнением этих организаций15. В стране с многовековым бюрократическим укладом и системой управления путем директив, спускаемых сверху, такая процедура казалась нормальной, и несогласным с ней суждено было оставаться в непредставительном меньшинстве.
Несомненно, среди коммунистов были и такие, кто пришел по зову сердца, из идеалистических побуждений, но большинство вступало в партию ради тех преимуществ, какие это сулило. Члены партии пользовались привилегиями, которыми в XIX веке обладало дворянство, а именно — доступом к «ответственным» постам в правительстве. Троцкий называл таких партийцев «редисками», то есть красными снаружи и белыми внутри. Взобравшиеся достаточно высоко по партийной лестнице получали дополнительные пайки и доступ к закрытым распределителям, а также высокую зарплату. Они были недосягаемы для суда и следствия, что при российском беззаконии было весьма существенно. Следуя практике царизма, советское правительство уже в 1918 году установило принцип, согласно которому партийные функционеры не могли быть привлечены к суду за противоправные действия, совершенные ими при исполнении их партийных обязанностей16. Но если прежде чиновника разрешалось судить лишь по согласованию с его непосредственным начальством, то советский партийный функционер мог быть арестован «только с ведома и согласия партийной организации соответственно рангу, занимаемому им в партии»17. Ленин усиленно боролся с такой практикой, требуя, чтобы коммунистов карали за проступки еще суровей, чем других, но поломать укоренившийся обычай ему оказалось не под силу18. Статус партии, стоящей над законом, который был установлен с первых дней правления коммунистов, распространился и на отдельных ее членов.
Обладание такой властью в сочетании с неприкосновенностью не могло не приводить к злоупотреблениям. Уже на VIII партийном съезде (1919) раздавались жалобы на коррумпированность партийных работников и их отстраненность от народных масс19. Страницы большевистской печати изобиловали рассказами о презрении партийными работниками самых элементарных норм порядочности: судя по некоторым примерам, большевистские руководители вели себя словно помещики-крепостники XVIII века. Так, в январе 1919 года партийный орган печати Астрахани рассказал о визите Климента Ворошилова, сталинского товарища по оружию и командующего 10-й армией в Царицыне. Ворошилов появился в шикарном экипаже, запряженном шестеркой лошадей, в сопровождении десяти повозок с оруженосцами и около 50 подвод, груженных полными сундуками, бочками и всякой всячиной. Во время таких наездов местные жители вынуждены были прислуживать вельможным гостям, под дулом нагана исполняя все их прихоти20.
Чтобы покончить с подобным безобразием, партия в конце 1921 — начале 1922 г. провела чистку своих рядов. Хотя ее формальным объектом были карьеристы, которые вступили в партию, пользуясь упрощенными условиями приема, введенными в период гражданской войны, в действительности чистка была направлена против тех, кто перешел в РКП(б) из других социалистических партий, в основном меньшевиков, которых Ленин обвинял в том, что они заражают демократизмом и другими еретическими идеями коммунистические ряды21. «Вычищены» оказались многие, и вместе с добровольным выходом в основном не согласных с политикой партии рабочих число коммунистов снизилось с 659 тысяч до 500 тыс., а затем упало и вовсе до 400 тысяч. [В сентябре 1922 года Орготдел сообщал Сталину, что в 1921–1922 гг. выход из партии по провинции колебался в пределах от 6,8 до 9,2 % (РЦХИДНИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2429). По мнению Калинина, большинство тех, кто покидал ряды партии, были крестьянами и рабочими (РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 27. Л 9).]. В это время была внедрена практика испытательного срока для «кандидатов в члены партии», лишь после прохождения которого они допускались в ряды РКП(б). Исключения и добровольные выходы из партии в ходе последующих чисток (1922–1923) свели численность ее почти к половине22. Эти процедуры могли избавить партию от меньшевиков и других «мелкобуржуазных социалистов», но не в состоянии были искоренить коррупцию в рядах большевиков. Злоупотребления не прекращались, поскольку они проистекали из привилегированного статуса партии и полной свободы от ответственности. Если рядовой гражданин ни как избиратель, ни как собственник не имел никаких способов взыскать с тех, кто управлял им, и если, более того, члены партии не несли ответственности перед законом, то административный корпус неизбежно должен был превратиться в замкнутую, бессменную и служащую исключительно своим интересам касту. Контрольная комиссия, учрежденная в 1920 г. для наблюдения за партийной этикой, сообщала: партийные работники понимают, что за исполнение своих обязанностей они несут ответственность только перед теми, кто им вручил власть, а не перед «партийными массами»23, не говоря уже о массах народных. Этим убеждением новый режим был обязан старому, где подобные настроения разделяло подавляющее число чиновников24.