Страница 47 из 54
— Послание, отправленное вами, получено, — сказал он в заключение. — Вместе с приложенным к нему донесением правителя княжества Мацумаэ его направили в Эдо. Мне приказано прибыть сюда, чтобы известить вас об этом, а также защитить от нападений со стороны местных жителей и выяснить, в чем вы нуждаетесь и каковы ваши намерения.
Судзуки Кумадзо, по-видимому, был человеком сверхдобросовестным. Полученный им устный приказ он изложил на бумаге и зачитал, чтобы передать все в точности.
Спустя десять дней из Мацумаэ прибыл еще один чиновник в сопровождении довольно большого вооруженного отряда. А двадцать девятого декабря, в самый канун Нового года, приехали два правительственных чиновника из Эдо. Они остановились в Мацумаэ, а затем проследовали к месту зимовки русских. Они утверждали, что прибыли сюда вне всякой связи с появлением экспедиции Адама Лаксмана и будут вынуждены провести здесь зиму.
Чиновники близко познакомились с русскими и часто приходили к ним в гости, по-видимому, чтобы развеять скуку. Адам и его спутники не скупились на ответные визиты. Переводчикам Трапезникову и Туголукову буквально некогда было передохнуть. Каждый день, в пургу и стужу, они сопровождали кого-нибудь в гости. Возвращались облепленные снегом с головы до ног.
Кодаю и Исокити не принимали активного участия в дружеских беседах. Они вели себя осторожно и лишь отвечали на адресованные им вопросы. Кодаю считал, что правительственные чиновники, прибывшие в канун Нового года, направлены с особой миссией, а именно чтобы прощупать, с какой целью появились русские в северных пределах Японии. Адам Лаксман предполагал то же самое, хотя вслух и не говорил об этом.
Японские чиновники — пусть даже они и имели особое задание — вели себя вполне дружелюбно, были внимательны и никаких козней не замышляли. С необыкновенным усердием они изготовляли макеты и чертежи русского судна, копировали карты, полученные ранее чиновниками княжества Мацумаэ от Адама Лаксмана.
Адам Лаксман, в свою очередь, поручил одному из членов экипажа скопировать карты Японии, привезенные из Эдо и Мацумаэ. Сам же он ежедневно делал подробные записи в толстой тетради обо всем, что ему довелось увидеть и услышать в Японии. Глядя на него, Кодаю невольно вспоминал Кирилла Лаксмана и старался чем мог помочь Адаму в работе.
С наступлением нового года стало появляться все больше льдин, приплывавших из Охотского моря. Вскоре залив Нэмуро замерз, и сообщение с «Екатериной» поддерживалось теперь с помощью собачьих упряжек. Прекратились снегопады, их сменили холодные, пронзительные ветры.
В опубликованном впоследствии «Журнале Адама Лаксмана» с «Описанием путешествия из Иркутска с возвращением спасенных при кораблекрушении» рассказывается о многих подробностях жизни и обычаях японцев. Адам Лаксман, в частности, писал:
«Накануне же Нового года зажигают пред своими идолами курительные свечки и, ходя по углам, бросают горстью жареный горох, произнося с криком следующие слова: „Онива сото фуку уджи” значащие: “Дьявол вон, добро останься!" И каждый, сколько от роду ему лет, съедает по стольку числом горошин. Еще бросают, когда после Нового года в первый раз бывает гром; также поставляют в передний угол сделанные наподобие хлеба из муки пшена сорочинского колопки и украшают домы обставляемыми вокруг елками с навязанными бумажными листьями, ленточками, вдоль разрезанными…
Младенцу родившемуся считается всегда один год при окончании года, несмотря хотя бы он в последние дни последнего месяца пред Новым годом родился; их летосчисление имеет свое начало от Нин О,[29] или за 660 лет до рождения Христова…
Небесных знаков считают, равно как и в прочих местах, 12, но только что имеют другие названия против европейских, как-то: 1-й Не, Крыса; 2-й Уши, Бык или Корова; 3-й Тора, Тигр; 4-й, Заяц; 5-й Татсу, Дракон; 6-й Ми, Змея; 7-й Унмо, Лошадь; 8-й Хитцузи, Баран; 9-й Сару, Обезьяна; 10-й Тори, Петух или Курица; 11-й Ину, Пес; 12-й, Кабан…
Японцы же у мохнатых курильцев берут следующие товары: сушеную и соленую всякую рыбу, но по большей части красную, которую вокруг всего Пенжинского моря[30] промышляют, как-то: кету, нерпу, горбушу и сельди, китовый, сивучий, нерпичий и рыбий жир, за которым курильцы для промыслу и за покупкой на промен с японскими товарами, совокупляясь как со здешнего и 21-го острова на 20-й, и оттуда в половине марта месяца с тамошними отправляются ежегодно в 500 байдарах на острова 19, 18, 17 и 16-й и оттуда майя в последние числа с привозом к рыбному промыслу возвращаются в великом множестве. Сушеные разных родов грибы, медвежье сало и весьма дорого берут медвежью желчь, также из пушных товаров привозные с прочих островов бобры, и выдры, и здешние бледные соболи, и лисицы, медведины и козьи кожи.
Что ж касается до подробного описания мохнатых курильцев, сего исполнить совершенно не можно было, во-первых, что мы не могли их к себе приласкать и с ними иметь переговоры, даже и редко видеть их случалось, по причине как японцы все свои силы прилагали к отдалению их от нас, дабы мы не могли от них чего изведать…
22-го числа (апреля) поутру чрез нарочно посланного были уведомлены, что японский чиновник Кумазо помер. Я велел спросить, как жили долее четырех месяцев вместе весьма дружно и соболезнуя о его смерти, что можно ли к ним зайтить, на что ответствовано: „Чего на покойника смотреть?" — и чтоб не ходить. Однако, как переводчик им был весьма близок, послал его, чтоб высмотреть обряд всей церемонии, при погребении употребляемой, который возвратившись ввечеру по окончании похорон, объявил следующее: сначала, как скоро помер, были зажжены курительные свечки перед их идолами и читана по их закону молитва. По окончании же оной обрили покойнику на голове волоса и положили в особое место, после сего обмыли и одели в лутчее платье, заткнули за кушак обе сабли. (Все японские чиновники до последнего носят по две сабли, из коих одна долгая, другая короткая. Торгующие же купцы имеют право только по одной носить.) По изготовлении же гроба, который был три фута аглинских длиною, два фута шириною, два с половиной фута вышиною, в оный посадили, пригнув несколько голову вперед и надев на правую руку четки, обе руки сложив вместе, совершенно так, как обыкновенно молятся; потом, покрыв шелковою черною матернею, поставили в переднее место и перед ним на маленьком столике сваленные из теста сорочинского пшена белые колобки с украшением вместо цветков нарезанными бумажками. Затем, несколько помедлив, зажгли их обыкновенные свечки и, прочитав молитвы, закрыли крышку и, заколотив гвоздями, пе-ревязали гроб белою дабою, продернули вверху длинный четверогранный брус для носки, подняли с обеих концов по два человека, понесли. Между тем все закричали, другие еще ударяя в гроб означенные термины, массугуни и кашари, значащие: „Прямо ты поди, назад не приходи!”».
Время, когда умер Кумадзо, о котором упоминается в «Журнале Адама Лаксмана», было самым мрачным для Кодаю с тех пор, как он ступил на землю Хоккайдо. Дни и ночи он проводил вместе с Исокити у постели больного Коити.
У Коити были явные признаки цинги. Доктор, прибывший из Мацумаэ, не имел опыта в лечении цинги — в Японии эта болезнь была неизвестна — и ограничился иглоукалыванием. Кодаю помнил, что при переезде с Амчитки на Камчатку Коити уже болел цингой и его поили настоем травы каппусакура. Кодаю сказал об этом доктору, но тот отказался применить такое лечение.
Двадцать восьмого апреля в Нэмуро прибыли новые чиновники из Эдо и Мацумаэ в сопровождении вооруженного отряда из шестидесяти воинов и ста пятидесяти аборигенов. На пристани в Нэмуро и в окрестности стало оживленно. Взад и вперед сновали люди, спешно строили жилища. Шум стройки доносился до комнаты, где лежал больной Коити. Кодаю прилагал все усилия, чтобы сохранить ему жизнь. Обидно было умирать именно теперь, когда позади десять лет скитаний!
29
Нин О был первый монарх в Японском государстве, который между ими ввел летосчисление, разделил время на годы, месяцы и дни и вовсе переменил прежние законы в их правлении. — Прим. Адама Лаксмана.
30
Пенжинским морем называли в XVIII в. Охотское море.