Фронтмен

Все произошло. Она оделась так же быстро, с такой деловитой уверенностью, с какой приволокла сюда меня. От нее веяло спокойствием и силой, и казалось, ничто не сможет разрушить этой надменной позиции признанного совершенства. А я… Я стал слабее, ибо теперь знал наверняка, что есть на свете соблазн, который сильнее меня. Она выскочила из гостиной, выдав на последок:

— Я в шатер. Появишься там минут через десять, не раньше. Не забудь застегнуться на все пуговицы…

Одиночество понемногу привело меня в чувство. Я скрупулезно выполнил приказ соблазнительницы застегнуться на все пуговицы, поправился и ровно через десять минут вышел наружу с тыльной стороны господского дома. Меня удивила несвойственная праздничной атмосфере гробовая тишина. Я шел по вымощенной речным булыжником аллейке, приближаясь к шатру и не подозревая, что до кардинального изменения моей непутевой, в чем-то даже бесшабашной жизни остаются считанные десятки метров.

* * *

Когда я дошел до сборища гостей, мне стало ясно — я попал вовсе не из-за того, что не перестраховался насчет «Камеди». Теперь мое положение было намного серьезнее, в том смысле, что только теперь его можно было без преувеличения назвать безнадежным. Все, что произошло со мной и именинницей десятью минутами раньше в каминном зале с потолочным гобеленом, стало достоянием гласности — сюжет без купюр транслировался на огромном проекционном экране, вмонтированном в сцену, и гости с суровыми лицами возмущенно комментировали реплики пассии Вадика и мои неловкие движения. Причем оправдываться было бесполезно — настолько очевидным выглядело предательство. В голове зашевелились панические мысли бывшего легкоатлета, побуждающие к немедленному бегству, но они отступили под воздействием элементарной гордости и опасений за девушку, так необдуманно окунувшую меня в скоропалительный рай… или неосознанно утопившую в бурлящих водах греха? Волна надвигалась на меня, словно на персонаж "Всемирного потопа", не взирая на запоздалые стоны и бесполезные мольбы. В одну секунду я ощутил себя героем старого гобелена. На мгновение мне стало легче, так как превращение из человека в картину как способ спасения в момент беспорядочной работы мозга не выглядело невероятным. Просто других путей отхода уже не было — вооруженные охранники господина Гараева все до единого смотрели на меня.

Казалось, с минуты на минуту все взорвется. Да, все поглядывали на меня, как на мишень. Я же в эти растянувшиеся до пределов бесконечности секунды искал взглядом Олю, в глубине души надеясь, что ее способность находить решение даже в явно проигрышной ситуации проявится чудеснейшим образом и сейчас.

Сначала я увидел Вадима. Он отрешенно взирал на экран, и совсем не смотрел на меня. Рядом с ним на коленях сидела Оля. Вся левая сторона ее лица распухла как взмокший беляш. Из ее губы струилась кровь. Рядом валялся костыль-канадка, видимо, этим инвалидным приспособлением Оля и получила удар. После окончания теле-версии настольного секса под гобеленом она начала слезно выть и ползать у ног олигарха, вымаливая прощение и выкрикивая взаимоисключающие фразы типа "Ты меня именно такую полюбил!" и "Я больше не буду!". Моя надежда на непобедимость блондинки в миг исчезла, она была обычной женщиной: капризной, слабой и глупой. Да, это была не Жанна Д'Арк, что означало только одно — сейчас виноватым будут делать меня. Почему? Я оглянулся — крайних больше не было.

Сразу после «кинопремьеры» Вадик подкатил ко мне, нарядному как денди, но испуганному как воробей, и плюнул мне в лицо. Не дожидаясь, когда я вытрусь своим салатовым, старательно подобранным в тон галстуку платком, он ткнул указательным пальцем в сторону девушки и скомандовал своим телохранителям:

— Тащите эту суку в каминный зал. Снимем там вторую серию с участием массовки!

Олю, так и не вставшую с колен, поволокли в направлении замка. Ее тащили за волосы, словно неодушевленную чушку, а она безропотно повиновалась и уже не издавала ни звука, потеряв последнюю надежду на великодушие своего благодетеля и смирившись с незавидной участью безропотной твари.

— Давайте, давайте, все, кто свободен от предрассудков! Все, женатые, холостые, вперед, в замок! Возьмите эту блядь на столе. Там ей комфортнее, чем на водяном матрасе моей спальни. Вместо хора Пятницкого она получит хор Вадима Гараева, рогоносца, который вместо благодарности поимел еще одно разочарование в этой гребаной жизни. И найдите мне цирюльника — пусть обскубает эту нимфоманку под лишайного бобрика. Так поступали с немецкими шлюхами после освобождения от оккупации. Пусть сделает из нее Шанет О'Коннор! А вместо микрофона всуньте в ее бездонную глотку то, что ей нравится больше всего, чтоб она подавилась!!!

— Вадим, она же тебе не супруга! — не поверите, но это была моя реплика. Мои уста исторгли ее машинально, без всякой надежды на внимание к моей скромной персоне. Мне все еще было страшно за себя, но при виде, что кому-то в данный момент еще хуже, я как-то собрался с духом и выбрал возможно не самый подходящий момент для дискуссии.

Непримиримая процессия не остановилась, но Вадик снова обратил на меня внимание.

— Чо ты вякнул? — поинтересовался он.

— С чего ты взял, что она обязана быть тебе верной, — осмелел я, — Она тебе вовсе не жена…

— Стойте! — крикнул Гараев удаляющейся стае своих шестерок, — Тут один урод чем-то не доволен. Надо разобраться.

В этот момент ко мне неожиданно подскочил кто-то из фанатов Вадика и двинул локтем в солнечное сплетение. Я потерял сознание и рухнул на землю, правда, очнулся спустя пару секунд. Драться против больших дядей Гараева — бывших спецназовцев и чеченских боевиков — было бесполезно, любой из них, не смотря на всю мою резвость и прыть несостоявшегося легкоатлета, мог утрамбовать меня в асфальт без помощи катка. Меня спасало только то, что в близлежащих окрестностях не велись дорожно-строительные работы, однако, я прекрасно осознавал — по желанию Гараева асфальт могут проложить и поверх булыжника на Красной площади. Возможно, у страха глаза велики, но в этот момент я был уверен, что Бог меня не услышит, а с правой рукой мэра Москвы по строительству господином Ресиным Гараев наверняка договорится гораздо быстрее меня. Это я к мысли об асфальте на главной площади страны.

— Итак, я не расслышал, что ты там пробормотал? — не очень-то интеллигентно пожелал уточнить Вадим.

— Я просто имею свое видение на происшедшее, свой взгляд, отличный от твоего, — начал я издалека и получил дополнительный удар в живот. Наносивший удары гоблин с рыжими волосами и лбом шириной в микрон словно берег мой фронтменский фейс, предупрежденный кем-то очень влиятельным, но уж точно не Гараевым, что именно этот фейс есть первопричина моего внушительного гонорара, Альфа и Омега моего благосостояния, именно им я торгую и соблазняю богатеньких заказчиц, которые под воздействием моего стиля и шарма заставляют папиков раскошелиться на высокооплачиваемого шоумена, сопровождающий его оркестр и рекомендуемых им артистов. Кто бы не внушил гараевскому инквизитору быть аккуратным в отношении моего лица, иначе как ангелом-хранителем я бы его не окрестил, ведь это избиение не оставило на моей физиономии и следа побоев.

— Очень интересно, — сосредоточился на моей тираде Вадик, — У тебя есть минута для изложения твоей концепции. В зависимости от твоей аргументации я приму окончательное решение насчет того, кого стоит оттрахать как грязную потаскуху — тебя или Оленьку… Слушаю.

Я с детства прослыл вундеркиндом, а сейчас и подавно ювелирно владел словом, обладал широчайшим кругозором и имел невероятно высокий уровень IQ, однако не смог сымпровизировать на ходу, как это умеет делать только мой друг Паша Воля по прозвищу Снежок. Вспомнив его последнюю трансформацию из шоуменов в хед-лайнера R&B-движения с хитом "Все будет офигенно", я ляпнул первое, что взбрендило мне в голову:

— Я ее люблю!