Страница 6 из 23
Потом вихрастая девочка обвила рукою плечи Инны и, ласково заглянув ей в глаза, проговорила:
— Молодец Южаночка! Вот ведь как остроумно окрестила Мильку! Люблю за это! Молодчина! И я такая же! Познакомимся же: меня зовут Даня Верховская, а прозвали меня все эти, — тут курносенькая девочка бесцеремонно ткнула пальцем в подруг, — Щучкой. Зубы у меня, видишь ли, как у щуки, ну вот щучка и готова. У нас это просто делается, в один миг!
— А меня прозвали Цаплей. Моя фамилия Цаплина, а зовут Зоя! — И миловидная синеглазая белокурая девочка, только что громко восторгавшаяся наружностью Инны, выступила вперед.
— А я Гаврик! Шалунья Гаврик, честь имею представиться! — И откуда-то вынырнула необычайно живая, подвижная девчурка лет одиннадцати с бойким, задорным видом, с насмешливыми синими глазами и коротко остриженной под гребенку, как у мальчика, головой.
— Я — Жемчуженка!
— Я — Николаева!
— Савельева!
— Ланская!
Девочки теснились к новенькой, перебивая друг друга, засыпали ее вопросами. Одна только Фальк держалась в стороне. Ее лицо хранило на себе печать презрения и надменности. Неприятная гримаса то и дело морщила его.
— Надулась наша мышь на крупу, — поймав один из ее недоброжелательных взглядов, проговорила Гаврик. — Ты, Южаночка, остерегайся этой Линки. Она племянница крысы и то и дело к ней с доносами шлепает! Племянница, достойная тетушки… Кто из них лучше: Милька-Крыса или Фискалка-Фальк, ей-Богу, уж и не…
Но Гаврику не суждено было докончить фразы. Чьи-то легкие крадущиеся шаги послышались в коридоре. Девочки, как стая испуганных птиц, шарахнулись в стороны, и не прошло и трех секунд, как они уже лежали в своих постелях.
Дверь скрипнула, и Эмилия Федоровна Бранд появилась на пороге дортуара.
— Ступай спать, и да послужит тебе уроком сегодняшнее наказание, — проговорила она, подойдя к Южаночке и взяв ее за руку. Потом она подвела девочку к пустой кровати, стоявшей близ дверей: — Вот твое место. Ложись спать и помни, что с завтрашнего дня ты должна окончательно переродиться и забыть все свои мальчишеские выходки и шалости. Они неуместны здесь, в институтских стенах.
И, проговорив это, Эмилия Федоровна исчезла за порогом спальни.
Южаночка разделась, заплела в косичку свои непокорные кудри и, юркнув в постель, заснула, утомленная массой новых впечатлений.
Между тем, утро уже наступило. Гулко и весело звенел колокольчик. Просыпались девочки, натягивали чулки и неуклюжие казенные ботинки и бежали наперегонки умываться в соседнюю с дортуаром умывальню.
Смех, визг, веселая болтовня наполняли спальню.
Только одна Южаночка крепко спала.
Возвратившиеся из умывальной девочки, порозовевшие от холодной воды, причесывались, надевали зеленые камлотовые платья, белые передники, белые нарукавники и такие же белые пелеринки, завязывавшиеся под горлом небольшим изящным бантом.
— А новенькая-то все спит. И звонка не слышала. Верно, очень утомилась с дороги, бедняжка, надо ее разбудить, однако, — произнесла белокурая Зоя Цаплина и хотела было подойти к Инне, как длинная Фальк опередила ее, подскочила к Южаночке и, грубо взяв ее за плечо, проговорила, резким голосом:
— Вставай! Вставай! Нечего прохлаждаться — опоздаешь к молитве… Я дежурная сегодня, и еще попадет за тебя. Изволь сейчас же вставать!
Резкий голос и грубое прикосновение сразу разбудили спящую девочку. С минуту она сидела на постели ничего не понимая и терла глаза. Длинная неуютная спальня, зеленые платья и белые пелеринки казались ей такими странными, точно она видела их во сне.
А белые пелеринки уже толпились вокруг нее и торопили.
— Скорей, скорей одевайся, сейчас придет Дуся.
— Дуся? — недоумевая, переспросила Южаночка, делая большие глаза.
— Ну да, — Дуся! А вот и она!
В спальню вбежала молоденькая пухленькая девушка в сером платье и черном переднике с двумя прелестными ямками на свежих щеках.
— У нас новенькая, mademoiselle Надин! У нас новенькая, Дуся! Девушка в сером приблизилась к Инне, положила ей на плечи маленькие ручки и спросила:
— Ты и есть Палтова, маленькая девочка с юга? Да какая же ты прелесть, однако! Очень, очень рада познакомиться с тобою, а я Надин Смолянская, помощница классной дамы Анны Васильевны Вощининой.
Ты ведь знаешь, у нас две классные дамы в каждом классе. Один день присматривает за девочками французская дама, другой немецкая. Фрейлейн Бранд немецкая наставница, ты ее, конечно, хорошо знаешь. Она нам не раз говорила о тебе. А я — папиньерка. Так называются у нас старшие воспитанницы, которые специально посвящают себя воспитанию детей.
— Я ни разу не видела папиньерок и совсем до сих пор не знала, что это за звери. Но если все они похожи на вас, то папиньерки просто чудо что такое! — произнесла Южаночка.
— Ха-ха-ха! Папиньерки — звери! Ха-ха-ха-ха! — расхохотались девочки, услышав слова Инны, и сама Дуся — Надин, прозванная так за добрый характер, едва удержалась от улыбки.
Одна белобрысая Фальк, стоя с недовольным лицом подле кровати Южаночки, проговорила резко:
— Послушай, Палтова, если ты не будешь готова ко второму звонку, я запишу тебя.
— Когда я нахожусь здесь с вами, тебе нечего делать замечание твоим подругам, Фальк, — повернувшись к девочке, строго сказала Дуся. — И потом, следи лучше за собою, а не за другими. У тебя передник наизнанку надет.
Фальк вспыхнула до ушей и произнесла заикаясь:
— Я дежурная сегодня, m-lle Надин, и если девочки не будут готовы к молитве, Анна Васильевна сделает выговор мне. — Фальк повернулась на каблуках и отошла.
— Фальк-злючка! — крикнула ей вдогонку Гаврик, в то время как Южаночка поднялась на цыпочки, втянула в себя щеки, расширила и без того огромные глаза и высунула кончик своего розового языка по адресу сердитой Лины.
Девочки дружно и весело расхохотались ее проделке, но хорошенькая Надин не последовала их примеру. Хорошенькая Надин казалась теперь чуточку смущенной.
— Дитя мое, — густо краснея своими без того румяными щечками, произнесла она, — разве ты не знаешь, что показывание языков очень неприлично и свидетельствует о дурных манерах. Где ты видела, чтобы кто-либо, кроме уличных мальчишек, показывал язык?
Южаночка задумалась. Потом радостные искорки вспыхнули в глубине ее черных глаз.
— Видела, видела! — вскрикнула она, хлопая в ладоши и прыгая на одном месте. — Видела, видела. Когда проходил папин денщик Тарас, ротный Михалкин всегда ему язык показывал и кричал при этом: ишь, толсторожий, на капитанских хлебах отъелся, в ширину так и лезет.
— Что???!!!
Едва только Южаночка успела, захлебываясь от восторга, произнести эти слова, как все девочки разразились гомерическим взрывом смеха. А у Дуси-Надин так даже кончик носа покраснел от желания не последовать их примеру.
— Молчи, молчи, крошка, так нельзя выражаться! — почти с ужасом прошептала она, замахав своими пухленькими ручками.
— Нельзя! Ну и не буду, если нельзя! — покорно согласилась Инна. — Слушаюсь, ваше благородие, — неожиданно, совсем уже весело, крикнула она на весь дортуар.
— Так тоже не говорят, детка! — не будучи в силах удержаться от смеха, произнесла Надин, в то время как девочки хохотали до слез.
Такой новенькой еще им не приходилось видеть. Таких новеньких еще и не поступало в суровые институтские стены. Невольно такая новенькая завоевывала симпатии девочек.
И самую Надин, вполне взрослую девушку, и притом воспитательницу, скорее забавляли, нежели раздражали неподходящие выходки этого прелестного кудрявого черноглазого ребенка. А черноглазый ребенок, успев схватить полотенце, со стеклянной мыльницей в руках и с зубной щеткой за щекою, вскидывая по-военному ноги, маршировала в умывальную комнату солдатским маршем, высчитывая громко:
— Раз! Два! Левой, правой! Раз-два! Левой, правой, раз-два! Раз-два!