Страница 17 из 29
— Что-о-о-о? — завопила Нетти, — как ты смеешь так говорить! Да я тебя вон вышвырну на улицу, сейчас же. Убирайся вон, откуда явился! Знать тебя не хочу после таких слов!
— Я и сам уйду… можете не гнать… Сам к маме уйду… Я часа не хочу здесь оставаться больше… Так и дедушке скажу, и маме… Она сама не захочет нас здесь оставить… И Надю возьму… если жива Надя… Если вы не добили… ее.
— Дерзкий скверный мальчишка! Да как ты смеешь… — начала было Нетти и вдруг замолчала. В дверях студии стояла Зинаида Юрьевна.
Она увидела бесчувственную Надю, лежавшую на диване, хлопочущую подле нее Иру и взволнованного Журу и как будто сразу поняла все.
— Мама, мама! — крикнул мальчик, бросаясь к матери… — Возьми нас отсюда! Мы не хотим больше оставаться здесь.
Вдруг Надя открыла глаза.
— Мамочка! — жалобно прозвучал ее ослабевший голосок.
— Надюша! — в один голос вырвалось у Зинаиды Юрьевны и Журы.
Ира спросила:
— Жура, милый, расскажи, что у вас тут произошло.
— Меня, кажется, было бы тактичнее расспросить! — сказала Нетти, но никто не отозвался, и она, резко повернувшись, вышла из студии, демонстративно хлопнув дверью.
Узнав от Журы о случившемся, Зинаида Юрьевна Градова, несмотря на все уговоры и протесты Иры, решила увезти детей к себе.
Князя Юрия Львовича не было дома. Андрей тоже отсутствовал в этот злосчастный день, поэтому некому было удержать возмущенную мать.
Зинаида Юрьевна оставила отцу записку: "Дорогой отец, спасибо тебе за заботы о моих малышах. Я увожу их, потому что нашла возможным с сегодняшнего дня держать детей при себе, дома. Ждем тебя сегодня. Захвати с собою и Иру. Будем очень рады видеть тебя. Дети целуют милого дедушку и благодарят его за все сделанное для них. До скорого свидания, отец. Ждем. Зинаида".
Извозчик давно уже отъехал от подъезда, увозя Зинаиду Юрьевну и ее детей, а Ира все стояла у окна и смотрела в ту сторону, где скрылось из виду маленькое семейство.
Глава 7
Вот уже месяц, как Ира аккуратно каждое утро выходит из трамвая у Гостиного двора и быстрой походкой направляется к магазину дамских нарядов, где она служит кассиршей. Магазин открывают ровно в девять часов утра. Заспанные мальчики снуют по отделениям. Барышни-продавщицы развешивают убранный на ночь товар в виде воздушных блузок, шелковых, бархатных и шерстяных платьев, тюлевых и кружевных рубашечек, затейливых галстуков, капоров, кушаков, пелеринок и прочих изящных принадлежностей дамского туалета. Приказчики убирают витрины. Вскрывают ящики и картонки со вновь поступившими товарами, накалывают на них билетики с ценою, словом, делают свою повседневную работу. К двенадцати часам в магазин является старик управляющий, он же и один из хозяев-пайщиков, тоже вложивший капитал в дело, — толстый, с внушительным брюшком и лысиной во всю голову господин, всегда изящно одетый, с крупным бриллиантовым перстнем на пальце, Илья Иванович Донцов.
Он очень предупредителен к Ире. Ему нравится строгая и спокойная манера держаться молодой девушки, ее исполнительность в работе, удивительная трудоспособность и внимательное отношение к службе. И обращается старик с Ирой, как с равной себе по положению, между тем как с другими барышнями и со служащими в магазине Илья Иванович несколько грубоват. С младшим же персоналом, с мальчиками, разносящими товар и служащими на побегушках, он и вовсе не стесняется. Немало подзатыльников и щипков перепадает на их долю. Целые дни слышится резкий фальцет управляющего, разносящийся по всему магазину, то покрикивающего на нерадивых мальчуганов, то делающего замечания или отдающего приказания, торгующегося, негодующего, уговаривающего публику, смотря по обстоятельствам. Он перекатывается с одного конца магазина на другой, всюду поспевая, заглядывая во все уголки.
Торговля идет весьма бойко. Целая гвардия молоденьких продавщиц носится между облаками тюля, газа, шелка, кружев и атласа. Они умеют увлечь, заинтересовать покупательниц, умеют показать, как говорится, товар лицом, умеют и покривить душою, когда надо и не надо, и сорвать порою неслыханную цену за самую обыкновенную вещь, уверив доверчивую покупательницу, что эта вещь — заграничная и стоит поэтому больших денег. Здесь целый день толчея, как на рынке. Дамы и барышни, старые и молодые и совсем юные, приходят, уходят, выбирают, торгуются оживленно. Вороха платьев, юбок, лифов, блузок, принадлежностей туалета покрывают собою длинные прилавки торгового помещения. Большая часть нарядов висит на металлических прутьях в стенных углублениях, задернутых тафтою, меньшая облегает проволочные фигуры манекенов. Ира из своей стеклянной будки, где помещается касса, наблюдает сценки, происходящие между покупательницами и продавщицами. Ей слышатся бесконечные споры о цене, торг, упрашивание с одной и настаивание с другой стороны. И, щелкая ручкой, поворачивающей колеса кассовой машины, девушка успевает заметить то, что ускользнуло бы от других, менее внимательных глаз.
Ира видит, как младшие продавщицы запрашивают двойную цену за вещи, видит, как более добросовестные, уступая покупателю, навлекают на себя этим негодование со стороны Ильи Ивановича и своих очень щепетильных в делах чести подруг. Видит, как часто болезненный, слабенький подросток Яша, самый младший из "магазинных мальчиков", не успевающий исполнить возложенную на его слабые плечи непосильную работу, задыхаясь от кашля, малиновый от натуги, переносит тяжеленные тюки с товарами из кладовой в помещение магазина. Замечает, как продавщица красавица Илочка с модной прической из фальшивых волос цвета желтой соломы танцует перед какой-нибудь не в меру настойчивой покупательницей, не желающей платить шальных денег, картавя на весь магазин:
— Тгидцать рублей… Я прошу только тгидцать рублей, мадам, заметьте. А эта пгелесть стоит сорок… Уверяю вас… Не скупитесь же, мадам, набавьте… Что? Только два рубля? Вы предлагаете двадцать два? Но этого ужасно мало, мадам! Ведь это вещь модельная… Пагдон? Вы говорите на один раз? Клянусь вам, моется, как тряпка! Желаете примерить? Пожалуйста… Только дайте настоящую цену. Евлампия Петровна, пожалуйте в примерочную.
И вот покупательница с недовольным, обиженным лицом, и Илочка, и портниха Евлампия Петровна, бледное анемичное существо, обремененное большой семьею и больным мужем, проходят в примерочную, маленькую клетушку, заставленную зеркалами во всю стену.
Оттуда покупательница выходит с просветленным видом и передает Ире чек и деньги через маленькое отверстие кассы. Щелкает автомат, выскакивает указанная цифра, и покупательница отходит от кассы. Ее место занимает другая. Перед Ирой проходит целая вереница лиц, старых и молодых, жизнерадостных и угрюмых. И так ежедневно. С девяти до восьми вечера. Только в восемь закрывается магазин, и она обретает, наконец, желанную свободу. Правда, ей полагается час на обед с двух до трех, и за это время в окошечке кассы мелькает рыжеватая головка Илочки. Но Ира предпочитает питаться сухими бутербродами, которые съедает тут же за конторкой, запивая их молоком, и почитать захваченную из дома книжку, нежели уходить из магазина обедать в кухмистерскую, где берут так дорого за самые скромные блюда. Ехать же обедать домой, в одну из отдаленных линий Васильевского острова, где она снимает крошечную комнатку со столом, совсем невозможно. Зато в воскресные дни Ира чувствует себя королевой. В субботу ее задерживают в кассе несколько дольше обыкновенного: происходит еженедельный подсчет денег в магазине. Управляющий Илья Иванович имеет обыкновение проверять кассу по субботам. И только в половине десятого Ира попадает тогда к себе на остров. Но уже подъезжая на трамвае к дому, она начинает ощущать радость. Она знает, что Зинаида Юрьевна в ее отсутствие уже успела съездить в пансион Кубанской и привезти оттуда Катю на воскресный день. Знает, что едва лишь раздастся ее звонок в маленькой квартирке, навстречу к ней выскочит младшая сестренка и, смеясь от счастья, прильнет к ее захолодевшему с мороза лицу.