Исповедь самоубийцы

Он отпил из стакана, стоявшего перед ним. Судя по цвету, там был налит апельсиновый сок.

— Итак, Виолетта Сергеевна, вам предстоит написать обо мне книгу. Только не думайте, что вам придется придумывать «Малую землю», «Целину» или «Возрождение», которые писали для Брежнева. У меня биография повеселее. К тому же у меня не будет никаких предварительных условий о том, как именно излагать мое прошлое и настоящее. Единственное непременное условие — вы не имеете права называть ни одного подлинного имени, кроме моего, даже если вы таковое узнаете. А меня вы обязаны называть только настоящей фамилией. Или прозвищем…

— Странное условие, — сказала я.

— Сейчас поймете, почему я его выдвигаю, — шеф не удивился моей реакции. — Вы, наверное, уже поняли, что я очень богат. Естественно, нажито это состояние отнюдь не тем путем, который в нашем обществе принято называть праведным. Я — самый настоящий мафиози, Виолетта Сергеевна.

Он эффектно замолчал, ожидая мою реакцию. Но я ожидала услышать от него нечто подобное, а потому постаралась скрыть свои чувства. Только кивнула.

Тогда он продолжил.

— Более того, я — один из «крестных отцов» российской мафии. Это не моя фантазия — это абсолютно достоверный факт. И для полного удовлетворения жизнью мне нужна такая книга. Чтобы ее написать, в течение недели вы будете постоянно находиться при мне. Вы увидите то, что еще никому из пишущей братии видеть не доводилось — а именно будни мафиози моего уровня. А потом напишете об этом. Более того, скажу вам откровенно: я уже пытался сам начать писать такую книгу, но потом пришлось отказаться от этой затеи.

Это было еще более любопытно.

— И почему же?

Не уверена, но мне показалось, что он ответил чуть-чуть, едва заметно, самую капельку смущенно.

— Причин тому несколько. Прежде всего, у меня совсем нет свободного времени. Потом я еще что-то могу написать про других — я имею в виду, что могу написать более или менее объективно; но как только дело доходит до себя самого, постоянно ловишь себя на том, что стараешься показать себя лучше, чем того заслуживаешь… Потому я и решил пригласить вас. У вас получится. Тем более что все свои черновики, свои рукописи я отдаю вам — они уже лежат в вашей комнате на столе. Можете использовать все по своему усмотрению… Короче говоря, пишите обо мне книгу, пишите, что захотите — но только пишите!

— Но зачем вам это? — недоумевала я.

— Неужто непонятно? Я ведь уже сказал. У меня есть все, что я захочу. Все, кроме славы…

— Это я поняла. Я о другом. Ведь если я напишу о вас правду, у вас могут быть неприятности.

— Какие? — скривил он губы в легкой усмешке. — И из-за чего?

— Ну, я не знаю… — этот простой вопрос поставил меня в тупик. — Вас могут привлечь к ответственности…

— На основании художественного произведения? Это несерьезно. В конце концов, даже если кто-то заинтересуется, в какой степени написанное вами соответствует действительности, я просто скажу, что вы все это придумали.

Стоп! Что-то меня вдруг насторожило: Летка, внимание, тут может быть подвох!

— Но ведь тогда вы сможете подать на меня в суд за клевету! — быстро сказала я.

Шеф усмехнулся. Снисходительно-высокомерно-самодовольно. Он предвидел этот вопрос и был очень доволен своей прозорливостью.

Не поворачивая головы, он небрежно поднял вверх руку, слегка вытянув к потолку указательный палец. Тут же рядом оказался один из мужчин. Типичный секретарь — «шестерка» — не терплю такую породу людей. Рядом с хозяином он — сама предупредительность. А когда хозяина рядом нет — высокомерная скотина.

Секретарь почтительно вложил в руку Шефа коленкоровую папку с резинками-зажимами. Тот взял папку, положил себе на колени. «Шестерка» тут же исчез.

— Наш предварительный разговор, Виолетта Сергеевна, подходит к финишу. В связи с этим считаю нужным напомнить его основные итоги.

— Слушаю.

— В течение недели, в крайнем случае, десяти дней вы будете неотлучно находиться со мной. Кроме, разумеется, времени отдыха. Здесь, в моем загородном доме, вы можете мне задавать любые вопросы, но только наедине, когда рядом не будет никого постороннего. Мои люди, понятно, не в счет, при них вы можете говорить о чем угодно. Кстати, на период пребывания у меня в гостях вы должны забыть о сексе — мои ребята предупреждены, чтобы с подобными вопросами к вам даже не приближались; за нарушение этого условия каждый из них будет сурово наказан, так что не нужно их провоцировать на неприятности, что при ваших внешних данных совсем нетрудно… Потом вы пишете книгу. В ней вы описываете меня в любом виде, в любом свете, в каком вам заблагорассудится — если сочтете нужным, даже в самом неприглядном. При этом, повторяю, главнейшее условие: вы не имеете права называть ни одного подлинного имени, не говоря уже о фамилии. Ни одного — кроме моего. Когда вы сдаете ее в издательство, звоните мне — и вам привозят причитающийся гонорар. После этого наше с вами знакомство заканчивается, никаких взаимных претензий, преследований, шантажа и так далее не принимается… С каким из перечисленных пунктов вы не согласны?

Я была озадачена. Это ж надо как все продумал, как четко отчеканил…

— Знаете, я как-то так сразу, на слух…

— Понятно, — склонил он голову. — Если в течение недели, которую вы пробудете у меня в гостях, у вас возникнут какие-то вопросы, я всегда к вашим услугам. Ну а теперь, Виолетта Сергеевна, мы с вами подпишем один-единственный документ, который скрепит наши отношения. А перед этим остается только представиться. Меня зовут Вячеслав Михайлович Самойлов, я вице-директор коммерческого банка «Плутон», а также учредитель нескольких более мелких фирм… Впрочем, все свои должности я вам называть не буду — в этом нет необходимости.

Н-да, вице-директор «Плутона» — это величина. Я не больно-то разбираюсь в коммерции и экономике, однако, насколько знаю, банк «Плутон» входит в десятку крупнейших банков страны.

То, что банкир такого уровня является по совместительству мафиози, меня не особенно удивило. Но тот факт, что он не боится мне в этом признаться, настораживал.

Самойлов уловил мое колебание.

— Что вас смущает?

Я ответила прямо:

— Ваша откровенность.

— А именно?

По его сатанинской усмешке было видно, что он понимает, о чем я сейчас заговорю. Но ждет, как же я сама сформулирую вопрос.

— Не получится ли так, Вячеслав Михайлович, что когда я выполню ваш заказ, то стану для вас просто лишней?

— Не понял.

Все-то ты понял, господин вице-директор, только повыкобениваться желаешь.

— Да что ж тут непонятного?.. — тем не менее пришлось расшифровывать. — Сами же говорите, что из мафии — мигнете своим ребятам, и на свете одной Виолеттой Калининой станет меньше…

— Браво! — хлопнул Самойлов в ладоши. — Вы попали в точку, Виолетта Сергеевна. Чтобы успокоить вас, мы и подпишем сейчас вот этот документ.

Он протянул мне папку. Я ее раскрыла. В ней лежал один-единственный листок. Это был отпечатанный на принтере текст.

В нем значилось:

«Не возражаю против использования Виолеттой Калининой в литературных произведениях моих имени, отчества и фамилии в течение текущего года».

Внизу под текстом стояли дата и подпись.

— Этот листок вас успокоит?

Я не знала, что сказать. Что и говорить, это была самая настоящая филькина грамота. Но с другой стороны, предъяви я ее суду, она станет надежным щитом. Или нет? Черт, и юриста под рукой нет, чтобы проконсультироваться.

— Ладно! — решилась я. — Будь что будет! Согласна.

Вячеслав-Юрий-засада-Афганистан