Сердце-океан

Я решила не скрывать правду от девочки и поведала ей, что знаю древнюю тайну о том, откуда взялись все люди, и что встречалась с богами и даже летала на их чудесной колеснице. Возможно, это добавит мне еще несколько очков, и я завоюю еще больший авторитет среди детей Антэ. Малышка открыла от удивления рот.

- И что же там внутри?!! Расскажи!!! Наверное там все из золота и серебра?!!-восторженно принялась расспрашивать она меня.

- Вовсе нет,-улыбнулась я и присела к ней:-Но знаешь что, я не могу об этом рассказывать. Это ведь тайна, и она принадлежит не только мне, а всем бигару на свете. Понимаешь?

Здесь-то уж я, конечно, могла рассчитывать на понимание. Унчитос не испытывали ненависти к бигару, потому что тоже были гонимы. Они были для них легендой, мифом и даже предметом восхищения для иных, к которым очевидно относилась и Лала.

Никому из нашей труппы до меня не приходилось встречать живых бигару. Так что по мне они судили о всей нашей нации. Мне нужно было быть на высоте.

- И ты не расскажешь никому ни за что?-спросила Лала.

- Точно!

- Даже если тебя будут пытать огнем и сдирать живьем кожу?

О, Боги! Ну, и познания у этой крохи! А я и не думала об этом никогда. Хотя как знать, останься я у Мариуса дольше, возможно Эктору пришло бы в голову именно таким образом выведать у меня древнюю тайну бигару. Проклятье! Что это я вспомнила о нем?

- Даже тогда не расскажешь?

- Даже тогда,-подтвердила я и содрогнулась от этой мысли. Будем надеяться, что никому не придет в голову выяснять эту пресловутую тайну.

Необыкновенно легко жилось мне среди детей Антэ. Может быть потому, что я многих из них уже знала, а тех, с кем познакомилась только что, казалось, знаю давно.

Ни у кого здесь не было никаких обязанностей. Готовили еду, чинили повозки, пасли дарибов или сочиняли новое представление или песню - все это мы делали вместе.

Наша пестрая труппа подходила к одному из небольших городков Амфилиона. Встав лагерем в окрестных лугах, мы выслали разведчиков, которые должны были выяснить, какой численности римский гарнизон стоит в нем и насколько опасно там окажется наше пребыванье. У нас заканчивались запасы продовольствия, рисковать в любом случае пришлось бы. А мне предстоял дебют.

Я не обладала никакими особыми талантами в искусстве песни и танца, но тут этого и не требовалось. Хорошо у меня получались только стихи, а о мелодии заботился Жулалу. Он же умел мастерить разные дудки и играть на них. Намар так же оказался довольно таки искусным музыкантом. Он играл на инструменте, похожем на банджо и скрипку одновременно, а его приятель командор отбивал ритм на кожистом барабане.

Первая наша репетиция прошла весело, хотя и не слишком складно. Однако все остались довольны. Я спела песенку о бродячей комедиантке, которую накануне вечером мы сочинили с Жулалу. Кроме этого, сам композитор и на дуде игрец готовил свой собственный номер с Гончей, который назывался "Смертельные трюки с дикой кошкой". Лала со своей матерью выступали отдельно. Они исполняли жутко унылые песни о несчастной скитальческой доле, и, слушая их, даже мне хотелось заплакать. Особенно печально звучал тоненький голосок Лалы:

Резкий ветер, резвясь, просто так,

Гасит уголь последний в ночи.

Спрячу дикое сердце в кулак

Не стучи, не стучи, не стучи!

И ночной простирается страх

Там, где теплился свет и исчез.

Но последняя искра костра

Долетает до самых небес.

И трепещет, и рвется за ней

Сердце-птица в дрожащей руке.

О, бескрайняя тьма, пожалей,

Не губи огонек вдалеке

Мне, бродяжке в пустыне чужой,

Мир полночный привычен и прост,

И от маленькой искры одной

Зажигаются тысячи звезд.

Аржак с завхозом отправились на разведку. Вернувшись из города, они сообщили, что гарнизон стоит невеликий, да и солдаты почти всегда пьяны. Проявляя все же изрядную осторожность, мы отправились на работу.

Местом для выступления обычно служила базарная площадь. Там в полдень всегда собиралась тьма народу, наших зрителей. К тому же у тех, кто приходил на рынок, как правило, были деньги, а значит, они могли заплатить за выступление. Кроме того, в толпе было легче затеряться, а в прилегающих закоулках без труда исчезнуть, если вдруг нагрянет римский патруль. Не скрою, кое-кто из наших не гнушался и заурядным воровством кошельков у зазевавшихся зрителей. Виртуозом в этом был наш завхоз. Что ж, мы - унчитос, с нас взятки гладки.

У детей Антэ было заведено так, что каждый шел к рынку отдельно, чтоб не могли обнаружить толпу чужаков. Предстояло одной идти и мне. И в этом была проблема.

Хоть рынок и располагался обычно в самом центре города, найти его, не спрашивая никого, было непросто. А спрашивать нельзя было потому, что мало кто говорил здесь на цезарийском, единственном известном мне языке империи. Любой сразу же мог бы обнаружить во мне чужачку. Был, правда, и небольшой плюс: амфилионцы были так же смуглы, как и я, так что хоть внешне я не слишком бросалась в глаза.

Когда я, наконец-то, добралась до рынка, представление уже шло. Я сразу услышала нашу музыку и подошла к толпе, собранным выступлением нашей труппы. Жулалу с Гончей веселили публику. Раздавались удивленные возгласы, вздохи, вскрики, а вслед за ними - взрывы смеха. Я пробралась сквозь толпу не без труда и подала знак: я здесь.

Пока выступала Лала и ее мать, я разглядывала нашу публику. Наряду с простыми, искренне сопереживавшими исполнителям, лицами, встречались надменные физиономии уверенных в себе толстосумов - дичито. Позади них стояли их рабы, дивясь на представление. Тут же находилось несколько димехо. Обычно любопытствующие подходили и уходили, кто-то кидал монеты в шапку Жулалу, но большинство просто бесплатно смотрели, топали ногами, свистели и переговаривались между собой на своем наречии.

Наконец, настал и мой черед. Я услышала вступление своей песни и вышла в середину круга. Я не особенно волновалась, ведь здешняя публика была неприхотлива, а наша самодеятельность не так уж плоха. Я изобразила лукавую ухмылку, обвела глазами толпу и пошла по кругу:

Я спляшу и спою вам с улыбкой,

Подыграй мне бродяга на скрипке.

Мое платье - встрепанной птицей

Вслед за песней моей закружится.

- Готовьте монеты, благородные господа!- крикнула я чванливым дичито и остальным зевакам, что столпились вокруг. Останавливая взгляд на каждом из присутствующих всего лишь на несколько мгновений, я делала вид, что обращаюсь именно к нему, улыбаюсь и пою специально для него. Этот прием возымел действие, монеты посыпались.

Жемчугами роса на моих волосах,

И алмазы блестят, но лишь только в глазах.

Бубенцы, колокольчики, пестрый венок из цветов И парадный убор для бродячей актерки готов.

Платье мое действительно могло показаться странным многим. Никто, наверное, и не видел никогда такой материи, такого покроя и такого наряда, наскоро сооруженного мной на берегу реки из испорченного драгоценного шелка и грубых шнурков. Сколько же мне пришлось тогда пофантазировать, чтоб получилось нечто более или менее похожее на женскую одежду.

Вы останетесь здесь, ну а я упорхну

Вольной птице на месте сидеть ни к чему

И хоть нет вам до этого дела,

Но я все равно - королева.

- Королева?!! Ну, да?!-раздался хохот в толпе.

- Вот именно!-подтвердила я громогласно, не сбиваясь с мелодии.

Королева дорог, пройдох и воров

Королева дождей и попутных ветров.

Вот опять ускользает заря, вслед за нею и я - Королева бродячих шутов и шального голья.

На одном из вальяжных господ с самым надменным выражением лица я нарочно задержала взгляд и, подойдя к нему, довольно-таки дерзко спела последний куплет именно для него.

Я вновь выхожу на арену,

Чтоб вас насмешить до слез.

Я просто играю, а вы непременно,

Вы будете плакать всерьез!

Господин оказался начальником городского караула, и надменный вид его был не случаен. Как только грянул последний аккорд, он резко махнул кому-то из-за спины.