Принцесса Эрдо

- Но это же преступно!!!-вскричал брат Ромеро, снова взмахивая руками, словно грозя и обличая кого-то там, за их спинами.-Это же подло!!! Как могли они, ваши наставники, называющие себя глашатаями вечно светлого, скрыть от вас то, что могло спасти всех нас от участи, которая уже постигла?! Или же они, прикрываясь святым именем Салара, лишь обирают вас, год от года увеличивая подати?

Последняя фраза вызвала оживление среди погорельцев.

- Так я буду тем человеком, кто расскажет вам о заветах наших предков, тех людей, которые были так чисты пред вечно светлым, что удостаивались вести с ним разговор напрямую, без лживых и алчных посредников. Я поведаю вам о них и ничего не попрошу взамен!

Установилась тишина. Люди Ульгерда с явным превосходством смотрели на чужаков, ведь им-то брат Ромеро уже давно открыл глаза. Но даже и они не смели нарушать торжественную тишину. Поэтому Сократ перевел дыханье и заговорил тише и вкрадчивей.

- Когда-то давно жил один человек добрый сердцем и светлый душой настолько, что Салар спустился к нему в виде белоснежной птицы и поведал о незыблемом законе.

Он повелел донести его до всех людей на земле, и заверил, что станет дарить жизнь и тепло всем людям до тех пор, пока они чтут его и выполняют его заповеди.

Но вы, люди, пребывая в вечных поисках благ телесных, а не духовных, позабыли их!

И Салар прогневался на вас! И все вы вчера были свидетелями его величайшего гнева. Но говорю вам: это еще не конец! Это только начало! Целые реки огня вечно светлый обрушит на наши головы, если не вспомним мы его заповеди и не поспешим следовать им и передавать их своим детям, а те своим!

Все затаили дыханье, у многих даже рты раскрылись. А брат Ромеро держал паузу.

- Скажи же нам, что это за заповеди!-взмолились крестьяне, а за их спинами вдруг раздался младенческий плач, особенно пронзительно прозвучавший в тишине.

Сократ подождал, пока мать успокоит своего ребенка, и наконец-то возвестил:

- Этот закон гласит следующее: не убей - и будешь жив сам; накорми - и будешь сыт сам; не пускай ненависть в свое сердце - и не постигнет тебя гнев небес.

Тишина не прервалась. Все ждали от Сократа чего-то еще. И он снова выдержал паузу и, оглядев каждого, кого мог увидеть в тумане, продолжил:

- Кто из вас, несчастные, может похвастаться тем, что свято чтил эти заповеди?

Кто отдавал последний кусок нищему бродяге? Кто прощал врага своего искренне, не загрязняя свою душу гневом? А жизнь человеческая?! Ценится не намного ли выше, чем жизнь презренного пса?! Реки крови людской проливают ваши благодетели бароны, поддерживаемые так называемыми служителями вечно светлого. Стоит ли удивляться, что он так прогневался на вас?

- Разве не ведьма во всем этом виновата?-раздался из толпы не слишком уверенный голос.

- Ведьма?!!-с таким выражением воскликнул брат Ромеро, что обладатель неуверенного голоса поспешил отойти за спину соседа. -Кого вы называете ведьмой?

Это создание, не причинившее никому зла? И кто же объявил ее таковой? Аббат Фужак? Не он ли? Не тот ли, кто скрывал от вас многие годы свет истины!!?

Ответа не требовалось.

- Подойди сюда, дитя мое!-обратился Сократ к принцессе и, пока она осторожно продвигалась к нему под взглядами многочисленного люда, продолжал:-Взгляните на нее. Неужели кто-то из вас может подумать, что под этой ангельской внешностью может скрываться зло? Тогда почему вечно светлый не поразил ее вчера? Почему в нашем лагере никто не пострадал? Вечно светлый защитил нас! И может быть только благодаря этому безгрешному ангелу!

Лана стояла возле оратора, смиренно улыбаясь и понимая, что иначе в этой ситуации вести себя никак не подобало. Рядом с ней стоял огромный Ульгерд и хрупкий Сократ. Оба молчали теперь, давая возможность плебсу переварить всю эту неожиданную для него информацию.

- Эти люди так наивны и впечатлительны,-прошептал брат Ромеро принцессе.-Вот увидишь, сейчас попросятся с нами…

- Откуда тебе знать?-так же тихо поинтересовалась Лана.-Ты ведь ненастоящий сеятель…

Сократ только хмыкнул в ответ. Он весь сиял, словно маг или волшебник, и вправду поверивший в то, что его фокусы - настоящее волшебство, а не ловкость рук.

Погорельцы действительно попросились с ними. Сократ оказался прав. Его страстные речи привлекли по дороге в замок барона еще не одну группу крестьян, и даже Лана не могла не согласиться, что брат Ромеро действительно обладал даром убеждения, а наивный люд маленькой умирающей планеты был так доверчив, что повести его за собой было совсем нетрудной работой.

К утру третьего дня пути на горизонте наконец-то появился пока еще тусклый, но уже вполне видимый алый круг. Смог начинал рассеиваться то ли благодаря принимающемуся то и дело моросить дождю, то ли усердным молитвам вновь обретших свою веру людей.

Лана иногда вспоминала свою недавнюю спутницу и мужа. Ее доброе сердце не позволяло ей ненавидеть их так же, как они ненавидели ее. Она понимала, что и Асмабика и принц, если они выжили в катастрофе, находятся сейчас в куда более сложном положении, чем она сама. Не зная языка, обычаев, людей трудно прожить, да просто-напросто оставаться живым, на этой дикой планете. А она, Лана, принцесса самых чистых кровей, воспитанная в самых стерильных дворцовых условиях, она считала себя здесь уже почти своей! Ей было, чем гордиться…

Замок Ульгерда оказался совсем не так близко, как думалось. Вооруженные отряды с таким количеством подвод и людей, среди которых было много женщин и детей, двигались очень медленно. Свою роль сыграли и удушливый смог, и горящие леса и болота, которые приходилось обходить стороной. Но когда барон сказал принцессе, что до его замка осталось три-четыре часа пути, сердце ее заволновалось. Встреча с Эйдаром ее пугала. Теперь она находилась в стане его злейшего врага, того самого барона Ульгерда, о котором с такой ненавистью всегда говорили и герцог Даберт, и все его рыцари, и конечно сам аббат. Салигарды противостояли злому еретику Ульгерду, а Эйдар был верным салигардом.

Но неспокойно было не только ей. Когда оставался лишь час дороги до замка, барон приказал всем остановиться. Их караван, растянувшийся за время пути и даже немало увеличившийся в численности, останавливался медленно и неспешно, догоняя арьергард и подбирая отстающих, тех, кто останавливался чаще, чем основные вооруженные отряды Ульгерда. Прошло определенное время, прежде чем "хвост" понял, что "голова" приняла решение остановиться. Барон созвал своих вассалов и, собравшись в круг в отдалении от всех остальных, они стали тревожно совещаться о чем-то. Но все знали, о чем шла речь: впереди предполагалась засада. Об этом начали говорить еще вчера. Не исключалась возможность и того, что это мог быть сам Фужак со своими салигардами. К тому же и среди простолюдинов оставалось и много сторонников аббата, и много противников Ульгерда. И никак нельзя было пока сбрасывать со счетов герцога Даберта с его многочисленным войском.

Сократ теперь совсем мало стал общаться с принцессой, ведь за ним теперь постоянно ходили толпы вновь обретенных последователей. Не выходя из своей роли, он вещал им о неоспоримых истинах. Первое время Лана и сама прислушивалась к ним.

Останавливалась чуть позади всей толпы, стараясь не привлекать внимания, и прислушивалась к нестройной речи брата Ромеро, пытающегося освоить новый диалект местного языка. Вот и сейчас, когда Ульгерд остановил передвижение лагеря, бывший сеятель снова собрал вокруг себя толпу. Лана прислонилась спиной к дереву, скрывшись наполовину от всей этой доверчивой братии, и стала прислушиваться.

Ромеро очень быстро осваивал новый язык, буквально налету, она уже едва понимала его, хотя это вовсе и не значило, что его понимает кто-то из его слушателей. Они выглядели скорее завороженными, нежели прислушивающимися и внимающими. Никто из этих зевак и не заметил сразу, что в лагере началось оживление, переходящее в лихорадочную суету. Все вдруг начали бегать, что-то кричать друг другу, слышались зычные голоса рыцарей, отдававших приказы. Женщины собирали своих детей, хватая их за руки, ловили и привязывали праздно бегающую живность, взволнованно перекрикивались. Неподалеку принцесса увидела одного из знакомых рыцарей, того, с кем ехала на одной лошади в лагерь Ульгерда. Он спешно пересматривал стрелы в колчане, браня своего слугу, который, по всей видимости, вовремя не подточил наконечники. Она подбежала к ним: