Призрак шимпанзе

Хоги покачал головой:

— Подожди минутку! Я вспомнил одну вещь. Тогда я не придал этому никакого значения… Я выключил радио и стал внимательно слушать разговор.

— Когда мы вытаскивали Сьюзи из воды, я держал ее за руки. Шерсть была мокрая, кое-где слиплась, так что даже проглядывала кожа. Я заметил несколько красных пятнышек на руках. Как будто ей делали подкожные вливания.

— А ты сам ее не колол?

— Нет, я давал ей микстуры. Тогда в подумал, что следы уколов выглядят странно. Но потом я решил, что она занозила себе руки» когда вылезала из клетки. Мне и сейчас кажется диким, что кто-то вдруг вздумал ее убить! Нет никаких причин!

— А зачем кому-то понадобилось убивать Негро? Это тоже выглядит полным идиотизмом, — заметил я.

— Расскажи ему все, Эд, — попросил дядя Эм;

И я рассказал Хоги о том, что я видел прошлой ночью в окне фургона. Он слушал меня, разинув рот. Пока я говорил, он несколько раз обернулся, как будто сам ожидал увидеть в окне тот же призрак. Но в окне никто не появился.

Глава 12

Кэри вернулся в четверть одиннадцатого. Он сразу ринулся к стоявшей на столе бутылке, отхлебнул порядочную порцию и только потом уселся. Собрав колоду, разбросанную на столе, он начал ее тасовать.

— Ты слышал последние новости, Эм? Мори закрывает свою лавочку.

— Господи! А может, это неправда? — забеспокоился дядя Эм.

— Не знаю, правда это или неправда. Ты же понимаешь, для чего распространяются такие слухи.

— А ведь это вполне вероятно, Эм, — вмешался Хоги. — Мори давно поговаривает, что ему пора на покой.

— Разве Мори принадлежит вся ярмарка? — спросил я.

— У старого Хобарта еще осталась доля, — ответил Хоги. — Он позаботился о себе на старости лет. Но доля Мори значительно больше. Зачем ты выключил радио, Эд? Так хочется послушать хорошую музыку!

Я опять включил радио. Ли продолжал задумчиво перебирать карты. Покрутив ручку, я нашел приятную музыку. Но я нарочно приглушил звук: мне не хотелось упустить ни слова из предстоящего разговора.

Однако разговор не клеился. Дядя Эм подошел к открытой двери, докурил сигарету и щелчком выбросил окурок.

— Становится прохладно, — заявил он.

Но это сообщение никого не заинтересовало. Дядя Эм отошел от двери и присел на кровать, прикрыв глаза. Музыка, видимо, навевала ему приятные мысли. Казалось, он совершенно отключился. Но я знал дядю Эма, его поза не могла меня обмануть: в тот момент он серьезно размышлял.

Внешне я сохранял спокойствие, но внутри кипел от злости. «Мы даром тратим время, — думал я. — Хоги подкинул мне маленький факт — следы уколов на руке обезьяны. Может быть, это только плед его воображения, а может, здесь кроется кое-что поважнее. Разгадка тайны складывается из сопоставления множества мелких разрозненных фактов. Но надо уметь их сопоставить. Чего ждет дядя Эм? Ведь достаточно порасспросить Хоги — и он получит ответ!»

Я так обозлился на дядю Эма, что перестал слушать, о чем говорили Хоги и Кэри. Вдруг я услышал, как Кэри воскликнул:

— Ты с ума сошел!

Он продолжал баловаться картами, перебрасывая их из руки в руку веером. Хоги расхохотался:

— Я не шучу. Я действительно могу тебя обыграть. Ли Кэри подмигнул мне и презрительно сказал:

— Этот мужик совсем спятил. Он говорит, что я могу сдать ему крапленые карты, и он все равно меня обыграет.

Я выключил радио и подошел к ним поближе.

— Сдавай карты, я говорю вполне серьезно.

В голосе Хоги появились угрожающие нотки. Он достал из кармана бумажник и положил на стол. Отхлебнув из бутылки очередную порцию виски, он открыл бумажник и вытащил один доллар.

— Для начала ставлю доллар. Условия такие: торгуемся сколько влезет, открываем карты, только если ставка не меньше пяти долларов.

Ли бросил колоду на стол:

— Господи, Хоги, ты не сможешь выиграть, если я буду сдавать крапленые карты. Я не собираюсь тебя грабить.

— Я сам все это затеял. Сдавай! Играем по-настоящему! Ли пристально на него поглядел и пожал плечами. Его лицо окаменело, когда он собрал колоду и начал ее тасовать. Глядя, как мелькали его руки, я подумал, что эти пальцы могли бы сделать честь любому музыканту. Я попытался за ним проследить, но безрезультатно: если Кэри брался жульничать, уличить его было невозможно. Я не успел опомниться, как он уже проговорил, обращаясь к Хоги: «Снимай!» Хоти снял. В мгновение ока Кэри положил нижнюю часть колоды на верхнюю и начал сдавать. Я надеялся поймать тот момент, когда он подменит карты. Но он так быстро и ловко прикрыл колоду рукой, что я так ничего и не заметил. Перед каждым из игроков уже лежало по пять карт.

Ли достал из кармана пачку долларов и аккуратно положил свою долларовую бумажку рядом со ставкой Хоги. Хоги подгреб к себе карты.

— Можно, я посмотрю, как ты будешь играть? — негромко спросил я.

Хоги утвердительно кивнул. Я подвинул стул и сел сзади него. Он держал карты так, что я мог их видеть: на руках у него было два туза, две восьмерки и трефовый валет.

— Открываю, — небрежно сказал он и бросил в банк пять долларов.

Ли выложил из своей пачки десятидолларовую бумажку. Мне показалось, что сначала он хотел поднять ставку, но передумал. Положив в банк десять долларов, он забрал себе пять долларов Хотя. Хоги склонился ко мне и произнес трагическим шепотом:

— Вот видишь, он нас боится! Потом обратился к Ли:

— Три карты!

Он сбросил валета и пару восьмерок, оставив только два туза. Ли взглянул на него еще pas и выбросил три карты. Пока он их сдавал, я напрягал слух, чтобы уловить легкое шуршание, означающее, что в ход пошла Вторая колода. Но так ничего и не услышал. Я оглянулся через плечо. Дядя Эм не сдвинулся с места, его глаза были по-прежнему закрыты. Я подумал, что он действительно задремал. Такая игра не могла не привлечь его внимания.

Я опять начал смотреть во все глаза, когда Ли взял свою сдачу. Он сбросил одну карту и добрал из колоды. Хоги раскрыл передо мной свои карты веером. Кроме двух тузов, у него была теперь семерка и пара троек. Его положение не только не улучшилось, но даже ухудшилось по сравнению с первоначальным.

— Ну что, будем поднимать ставку, Эд? — обратился он ко мне.

Конечно, я ничего не ответил; я не мог высказать свое мнение. Он положил свои карты рубашкой вверх и потянулся за бумажником. Раскрыв бумажник, он Демонстративно вытряхнул деньги на стол. Перед ним образовалась куча двадцати- и десятидолларовых бумажек, не считая мелочи, потом он их пересчитал и сложил стопкой: в стопке оказалось сто восемьдесят четыре доллара. Хоти сокрушенно покачал головой, делая вид, что ему жаль с ними расставаться. На какое-то мгновение он, казалось, заколебался, но потом положил сто восемьдесят четыре доллара в банк и заявил:

— Я увеличиваю ставку.

Ли Кэри взглянул на свои карты, а потом на Хоги. Его лицо оставалось совершенно бесстрастным. Только в глазах на мгновение мелькнули удивление и беспокойство.

— Хоги, зачем ты все это затеял? Ты просто выбрасываешь деньги. Я не хочу ничего у тебя брать. Ведь я предупреждал, что играю краплеными картами.

— Так ты не будешь сравнивать банк? — спросил Хоги.

— Я этого не говорю. Послушай, я сдал тебе два туза и две восьмерки, а себе набрал «стрит». Ты, может быть, думал, что, сбросив восьмерки, сможешь набрать каре на тузах и поломать мою игру? Уверяю тебя, ты ошибаешься.

— Я сам могу подбрасывать крапленые карты, — ухмыльнулся Хоги. — С целой колодой я, пожалуй, не справлюсь, но кое-что и я умею делать. Я знаю, что ты постарался на славу.

— Тогда признайся, что это совершенно идиотское пари.

— Ты сравниваешь банк?

Ли посмотрел на деньги, лежавшие на столе. Потом еще раз взглянул в свои карты. Чувствовалось, что он не знает, как поступить. Я просто читал его мысли. Перетасовав колоду, он прекрасно знал двенадцать первых карт; этого было достаточно, чтобы рассчитать игру. После второй сдачи он знал первую карту Хоги, но не знал двух остальных. Вероятность того, что Хоги прикупил еще два туза, была очень невелика, но могло случиться и так. Две неизвестные карты все-таки могли оказаться тузами. Тогда на руках у Хоги было бы каре на тузах. Кэри беспокоили не столько карты, сколько поведение Хоги. Раз он так откровенно признался, что тоже умеет жульничать, для Кэри дело могло принять плохой оборот. Хоги явно знал какой-то трюк, иначе он не осмелился бы дурачить профессионала. Кэри больше всего раздражало то, что его собирались побить тем способом, к которому он привык прибегать сам.