Обвиняемый

– …Мода Средневековья?.. Да, конечно… Яркие цвета, пестрые сочетания… Думаю, это был их своебразный цветовой язык… Как на крыльях бабочек… Но не обязательно – чтобы приманивать друг друга… Может быть, старинные мужчины и женщины просто выражали таким образом то, что они чувствовали друг к другу… А в наши дни?.. Нет, чувства остались те же самые… Но победила протестантская этика, которая учит скрывать чувства… Наши строгие пиджаки и жакеты – это, скорее всего, способ скрывать наши чувства друг к другу…

Подругу Дебору кто-то окликнул – она извинилась и ушла в сторону маняще вознесенной над головами ладони.

Кристина смотрела на него внимательно и – или ему показалось? – слегка брезгливо. Он не видел ее все лето. Она убрала волосы за уши – вот в чем все дело! Стала точной копией матери – той, десять лет назад, пытавшейся завести непослушный автомобиль. Посылавшей ему сигнал через дрожь пальцев на ключе зажигания, через провода и искры.

– У тебя новый друг? Тоже из Европы? Рогойский – отдает чем-то славянским.

– Уверяет, что поляк. Хотя приехал из Украины. Город Львов – на чьей территории? Зовет поехать к нему в гости следующим летом, познакомиться с родителями. Они оба – музыканты.

– Обязательно поезжай. У меня есть альбом с видами средневекового Львова, потрясающая архитектура. Я тебе принесу на следующую лекцию.

– Спасибо. Но я подумала… Ты сказал, что в Средневековье одежда выражала чувства людей…

– Да. Мне это недавно пришло в голову…

– А как бы ты…

– Ну? Спрашивай, не бойся…

– Как бы ты оделся сегодня, если бы…

– Да?..

– Если бы тебе надо было выразить свои чувства к маме?

Коридор почти опустел. Только польско-украинский ухажер с независимым видом маячил вдали. Кристина смотрела серьезно, как экзаменатор, занесший перо над ведомостью, задавший последний вопрос – на засыпку.

– На голову… – начал профессор Скиллер, внезапно превращенный в студента, – на голову я бы напялил гордый зеленый берет с черным страусовым пером. Перчатки были бы из плотной оленьей кожи. Такие надевают, когда предстоит прикоснуться к чему-то очень горячему или очень холодному. Штаны – такие, как у Петруччо в фильме?Укрощение строптивой?. Камзол – с разрезами. Тоже черный или темно-синий. Но в разрезах…

– Да?..

– В разрезах мелькает красное. Как пламя. Сильное старинное пламя.

Кристина задумалась. Недоверчиво покачала головой. Ничего не сказав, пошла прочь, к поджидавшему ее посланцу из средневековой Европы.

Кинокадры 3-4. Страхование жизни

Первый осенний снежок. Припудренные им парики на головах редких прохожих. Остекленевшие веточки кустов, редкие красные ягоды, забытые птицами. Снежинки колотятся о вывеску над дверями двухэтажного здания:?Страховая контора?Живи без забот??.

Из подъехавшего рыдвана выходит девушка в белом кожаном полушубке, достает с заднего сиденья складное инвалидное кресло-каталку. Снежок пытается добавить седины пучку ее черных волос. Правая дверца приоткрывается, появляется нога в теплом сапоге, резиновый наконечник палки-костыля. Старушка подтягивается на руках, старательно переваливает себя в кресло.

Открываются двери лифта.

Девушка вкатывает кресло внутрь, с трудом протискивается вслед за ним.

Служащий страховой конторы встречает посетительниц на втором этаже. Деликатными щелчками сбивает снежинки с мехового воротника шубейки, ведет к своему столу. Все бумаги и документы, видимо, обговорены и подготовлены заранее. Осталось только прочесть и подписать.

Крупным планом мелькают имена: миссис Стелла Кассини, мисс Дебора Кассини. Подписи. Полная сумма страховки: 500000 долларов.

Служащий счастлив. Пожимает руки обеим.?Мисс Кассини, берите пример со своей бабушки, живите долго-долго. Чтобы нам никогда не пришлось выплачивать ей эту солидную сумму, хе-хе?.

Рыдван выезжает со стоянки. Постанывая, погромыхивая, катит по улицам пригорода. Снег уже перестал, улегся на мостовой тонким ковриком. Впечатывая в него узор шин пятидесятилетней давности, автомобиль въезжает на стоянку внутри жилого комплекса. Объявление:?Сдаются квартиры?.

Повторяется процедура высадки: инвалидная коляска, палка-костыль, подтягивание на руках.

Но внутри квартиры все вдруг меняется.

Старушка восстает из кресла легко, как Лазарь из гроба. Палка падает в одну сторону, седой парик летит в другую. Девушка скинула шубейку, хлопочет с тарелками и ножами. Ее голубая блузка и желтая юбка проносятся по гостиной, как праздник независимой Украины.

Старушка, помолодев лет на тридцать, достает из холодильника кастрюльку, ставит на плиту разогревать. Потом поднимает к свету бутылку белого вина. Наполовину полная или наполовину пустая? Вечная неразрешимая дилемма.

4. Вечер с Марго

Ресторан стоял у самой реки. Летний сезон кончился, народу было мало. Их заветный столик у окна пустовал, ждал их чуть укоризненно – что ж так долго? С другого берега по темной воде прилетел печальный гудок. Цепочка светящихся вагонных окошек медленно уползала в горную расщелину. Там – Грегори вспомнил – таилась упрятанная в горах знаменитая военная академия. И каждую весну – вот уже почти два века – печальные корабли и поезда увозили ее выпускников под пули врагов, радостно поджидавших их во всех пыльных уголках обоих полушарий.

– Я возьму крабов по-каджунски, – сказала Марго. – Или лучше лингвинью. А ты?

Официантка принесла им коктейли, украшенные бумажными зонтиками, приняла заказ, одобрительно качнула кружевным венчиком, исчезла. Немолодая парочка за соседним столиком нежным шепотом обсуждала свалившееся на них счастье.

– Ну вот, моя агентура наконец-то дозналась о замыслах неприятеля, – сказала Марго. – Наступление на тебя пойдет двумя колоннами. Будут выдвинуты два обвинения – одно другого противнее. Нужно заранее заняться строительством оборонительных сооружений. Возводить Китайскую стену, линию Мажино, Атлантический вал. На все это понадобится время, силы, деньги. Ты готов?

Полководец перед боем вглядывался в застывшие перед ним ряды. Наполеоновскую треуголку, подзорную трубу, развернутое знамя вот-вот должны были принести из-за кулис.

– А что декан Долсен? На чьей он стороне?

– По нему не понять. Возможно, попробует устраниться, уйти в тень. Зная твое искусство наступать на чужие мозоли…

– Кому я не угодил на этот раз?

Марго вынула зонтик из бокала, повертела его в пальцах. Пригубила напиток. Вслушалась в теплую волну, прокатившуюся вдоль сердца.

– Первая колонна двинется из Массачусетса. Помнишь бостонский журнал?Проблемы воспитания?? Ты напечатал там статью в прошлом году. Теперь защитники равноправия раскопали ее.?Викторианский сноб в напудренном парике, проеденном молью? – одно из мягких выражений, употребленных в твой адрес.

– Боже мой! Маленькая заметка, захудалый журнальчик. Не могу поверить, что кто-то читает его по своей воле.

– Как видишь, читают. И если находят что-то пикантное, спешат передать дальше. Почему бы не позабавить знакомых? Теперь, в эпоху компьютеров, это так просто. А что может быть пикантнее, чем университетский профессор, утверждающий, что высшее образование должно быть уделом немногих избранных. И что нет никакого смысла запихивать его в головы, не приспособленные к абстрактному мышлению.

– Ничего подобного я не говорил и не писал. Нигде и никогда. Я только хотел подчеркнуть…

– О, да! Профессор Скиллер оперирует статистикой. Он всего лишь подчеркивает, что из каждых трех выпускников американских колледжей и университетов рабочее место по специальности получит только один. Что в стране имеется огромное перепроизводство юристов, журналистов, программистов, музыкантов, актеров, филологов, даже врачей, даже инженеров. И когда жизнь заставит две трети выпускников стать шоферами, грузчиками, продавцами, официантами, почтальонами, поварами, машинистами, они будут чувствовать себя униженными, отвергнутыми неудачниками, а некоторые даже попробуют вешаться или топиться. Или еще лучше: явятся на рабочее место с пистолетом и перестреляют дюжину обидчиков-сослуживцев.