Клятва киммерийца

Компания дружно загудела, и киммериец услышал издевательские смешки, без всякого сомнения направленные в адрес его и Ллеу. Чего варвар совершенно не выносил, так это насмешек.

Подобное неуважительное отношение заставляло его обыкновенно немедленно вносить полную ясность относительно существующей иерархии. Так что он поднялся во весь свой огромный рост и неспешно приблизился к развеселившейся компании.

Зацепив болтуна одной рукой за грудки. Конан поднял его над полом так, что тот стал задыхаться и дергаться, безуспешно пытаясь найти твердую опору под ногами.

— Я тебе сейчас надолго испорчу настроение, придурок! Советую заткнуться, если, конечно, не считаешь, что у тебя найдутся лишние зубы и ребра!

Остальные разом притихли, наблюдая за происходящим. Каждый из них, похоже, втайне радовался, что это не он оказался в руках — точнее, в руке разъяренного варвара. А тот, которому повезло меньше других, внезапно осмелел, потеряв, видно, от страха последний разум, и заверещал, торопясь и заикаясь:

— Так я ж и не сомневаюсь, что ты-то меня как муху прихлопнешь, был Краб — и нет Краба, а вот этот сосунок, который с тобой, верно, сам по себе ни на что не годится!..

— Это еще почему?! — вскинулся Ллеу. Киммериец все же довершил начатое, швырнув Краба об стену так, что дрогнуло все строение, и тот без чувств сполз на пол, — и огляделся, нет ли еще желающих позубоскалить на его счет.

Таковых не наблюдалось. Но Ллеу стоял, весь дрожа от оскорбления.

— Я, между прочим, тоже неплохо дерусь! — возмущенно заявил он.

Реплика юноши только раззадорила умирающих от скуки парней, у которых от чрезмерных возлияний чесались кулаки начистить кому-нибудь морду.

Если видеть своим соперником Конана им была явно не по душе, то поразмяться, навешав оплеух зеленоглазому мальчишке — оно ведь и впрямь странно выглядит, когда один человек решает за другого даже такой пустяковый вопрос, как ввязываться в спор или нет, — очень даже хотелось.

Тем более, что тот горазд был работать больше языком, чем кулаками либо ножом — иначе он продемонстрировал бы себя в деле, а не стоял пень пнем, доказывая свою состоятельность как бойца одними лишь словами.

Откровенно говоря, ни в одном бою киммериец своего спутника до сих пор не видел, Хотя по опыту знал: если Ллеу что-то о себе говорит, можно не сомневаться, что так оно и есть.

— Он, между прочим, тоже… — хрюкнул один из парней, по виду довольно мерзкий, с физиономией, покрытой крупными бородавками, как у жабы, весьма похоже передразнивая выговор юноши. — С кем же ты дерешься? Разве что с мухами? И как, кто там обычно выходит победителем?

Вместо ответа Ллеу неуверенно взглянул на варвара.

— Слушай, ведь мне не обязательно их убивать? Мне бы этого не хотелось, — совершенно серьезно произнес он.

Даже присутствие киммерийца не могло сдержать дружного хохота всех, кто прислушивался к перебранке.

Один из сидящих даже свалился со своего места, сгибаясь пополам от буйного веселья, к которому не рискнул присоединиться разве что едва очухавшийся Краб. Уж больно забавно прозвучал вопрос юноши!

— Нет, — тряхнул головой Конан, плохо представляя себе, что сейчас произойдет. — Не хочешь — можешь не убивать.

Ллеу с облегчением улыбнулся и кивнул, а затем приблизился к своим обидчикам, которых было не менее пяти человек, с нездешней, необычной бесшумной грацией в каждом движении.

— Хотите по одному или все сразу? — для порядка поинтересовался он, весь словно подбираясь, как хищник перед прыжком.

Недолго думая, жабообразный парень с сальными светлыми волосами бросился на него. Варвар счел за лучшее не вмешиваться, если дело не примет слишком уж опасного для жизни его молодого спутника оборота.

Но он, похоже, беспокоился совершенно напрасно, ибо нападавший даже не успел коснуться Ллеу, мгновенно сложившись пополам и падая на колени, с выпученными глазами беззвучно хватая ртом воздух, что еще более усилило его сходство с жабой.

В руках Ллеу не было ни ножа, ни, тем более, меча, ни даже палки, но он настолько виртуозно, стремительно и изящно отражал удары, что желающие испытать юношу на прочность откатывались от него, точно волны от берега, — хотя бросались теперь уже все разом, кстати, изрядно мешая друг другу. А ведь Ллеу только защищался. Когда же одному, наиболее бойкому, удалось все-таки зацепить юношу, тот окончательно вышел из себя.

Конан видел своего спутника в разных проявлениях — печальным, задумчивым, неуверенным, необыкновенно веселым и словно излучающим радость — но никогда прежде не наблюдал такого приступа ярости.

Нападавший ударил его в лицо, из носа Ллеу брызнула фонтаном алая кровь, но этот удар был первым и единственным, который он пропустил. Железный кулак юноши ввинтился в живот противника с такой силой и точностью, что тот, утробно взвыв, отключился — и видно было, что надолго. Зеленые глаза отпрыска Всевидящих сузились, полыхнув нездешним огнем, словно две молнии, а то, что он совершил вслед за этим, вообще было не похоже на те драки, которые обычно доводилось наблюдать завсегдатаям этого кабака, ибо следующий из нападающей пятерки получил удар в висок ногой, с невероятной скоростью мелькнувшей в воздухе, и рухнул на пол в но менее глубокой отключке, нежели предыдущий.

«Остальные загудели в недоумении и страхе, спешно подыскивая пути достойного отступления, но Ллеу уже не мог остановиться. С бешеным, на пределе возможностей голосовых связок, воплем он подпрыгнул, перевернувшись в воздухе, и в этом прыжке исхитрился свернуть челюсть своему четвертому противнику…

Теперь время издевательски хохотать настало для Конана, но он всегда был предельно сдержан в проявлении подобных эмоций и просто сидел, не двигаясь с места и наблюдая за происходящим.

Да, кажется, его вмешательства Ллеу и не требовалось, тот справлялся со своей задачей самостоятельно, причем достойно, чрезвычайно быстро и даже не сбив при этом дыхания. Закон-то есть дождавшись, пока те, кто еще мог держаться на ногах, ринутся к выходу, давя друг друга в проеме двери, — он опустился на скамью рядом с варваром и, тяжело вздохнув, сделал огромный глоток пива. Складывалось впечатление, будто его не особенно радует победа. Подтверждая эту догадку, Ллеу сокрушенно произнес:

— Ну чего они лезут? Говоришь — так не верят… Странно!

— Почему ты думаешь, будто все тебе должны верить на слово? И… кто тебя научил так двигаться?

— Я знаю, люди достаточно часто лгут друг другу, — не стал спорить Ллеу. — Ты тоже сначала не хотел мне поверить, — пожал он плечами. — А насчет другого… мне кажется, я всегда так умел. Кто учит кошку с любой высоты падать на все четыре лапы? Птицу — держаться в воздухе? Собаку — брать след?..

— Но ты не кошка, не птица, не собака. Ты человек, а это совсем другое.

— Иногда я сомневаюсь, — очень тихо сказал юноша. — Я не знаю… не могу понять, кто я, и объяснить не умею, — он совсем по-детски шмыгнул носом, втягивая все еще продолжающую сочиться кровь, и не замечая этого. — Мне хочется быть таким, как все, тогда бы я понял, как просто убивать. Другим известно то, чего я не знаю. Тебе, например.

Конечно, известно. Киммериец вдруг понял то, чего Ллеу никак не мог высказать, мучительно подбирая слова и все равно не отыскивая подходящих. Да, будь он на месте своего спутника, пара-тройка мертвых тел здесь бы уж точно лежала, а этот никого не прикончил даже в ярости. Не захотел. Опять, значит, поступил так, как ему велел закон сердца, закон Всевидящих.

В ту же ночь Ллеу исчез. Как и когда это произошло, варвар не имел ни малейшего понятия. Но всяком случае, спать они ложились рядом, а утром, на рассвете, парня и след простыл. Конан в необычайной отчетливостью вспомнил, как нашел в Кофе мертвую Мангельду, тело которой было насквозь пробито остро отточенным колом. Что, если вот так же он обнаружит остывающее тело Ллеу?

От этой мысли у него потемнело в глазах. Киммериец всегда предпочитал размышлениям конкретные действия, но тут картина вдруг ясно сложилась сама собой, словно из множества кусочков, Мангельда двигалась к Желтому острову, чтобы сразиться с Гориллой Грином. Его темных чар хватило на то, чтобы остановить ее, навсегда заставив умолкнуть мужественное и доброе сердце девочки.