След исполина

Какие ужасные видения, видимо, приходили к нему, при том, что он сам является ходящим, дышащим, переродившимся орудием этой безумной магии!..

Конан отвел взгляд, не в силах смотреть на Боларда даже искоса.

— Довольно, — хрипло произнес он. — Не пытайся меня разжалобить!

— Да нет, — произнес в ответ тот своим свистящим голосом, — мне; нужна вовсе не жалость, северянин. Скорее, понимание новых высот, которых могут достичь ужас, ненависть и жажда мести. Увидел ли ты себя в моем лице? Говорят, оно сводит людей с ума…

— Не меня. Для этого нужно что-то покрепче! — Киммериец зло хохотнул. — Я не девка в таверне, чтобы хлопаться без чувств от страха. Я — воин, Болард, и советую тебе запомнить это…

Вместо ответа, коринфиец неспешно принялся водружать шлем на место и, закончив наконец, угрожающе произнес:

— Я все время слежу за тобой, северянин. Ты знаешь, где Кольцо. Оно у Орина? У юного Иллеса? У тебя? А может, вы носите его по очереди, чтобы отвлечь мое внимание и отвести подозрения?

— Похоже на то, Болард, что твоя физиономия свела с ума тебя самого. Пореже смотрись в зеркало — мой тебе совет!.

Коринфиец мрачно усмехнулся.

— Благодарю, и я им непременно воспользуюсь. А пока… Почему-то мне кажется, что сейчас Кольцо у этого бородатого недоумка, Варгана. Посмотрим…

Конан небрежно пожал плечами. Он не был бы тем, кем он стал, если бы позволял страхам и угрозам надолго выбивать его из колеи. Более того, теперь, когда Дестан открыл ему свою сокровенную тайну, киммериец почти перестал тревожиться на его счет. Ведь трепет внушает лишь неведомое…

— Я буду следить за тобой, — еще раз напомнил Болард и пошел прочь — осторожно, бесшумно, словно рассчитывал каждый шаг.

Варвар проводил его взглядом. Не совсем враг, конечно, но опасен… очень опасен. Пылающий местью одиночка с искалеченной душой — такой не бережет ни собственную жизнь, ни тем более тех, кто рядом. Надо рассказать обо всем барону — пусть тот примет решение. Разумнее всего изгнать Боларда и продолжить поход без него. Иначе коринфиец в своем кровожадном безумии способен всех их загнать в ловушку!

Приняв решение, Конан отправился на поиски Орина, но едва лишь нашел того и не успел даже поприветствовать, как к барону подбежал оиди из его воинов.

— Мой господин, не могли ли вы пойти с нами? — чуть слышно произнес он; голос его был натянут, как тетива лука.

— Почему ты говоришь шепотом? — насторожился Орин, жестом подзывая Конана поближе.

— Не хочу будить людей…

— Что у вас случилось?

Тот на миг задумался, подбирая слова, затем просто сказал:

— Четыре человека умерли, мой господин.

— Что?! — Орин, а следом и Конан, схватились за оружие, готовые броситься на неведомого врага.

— Мой господин, они умерли очень тихо. Я поначалу ничего не заметил — пока не задал Морсу какой-то вопрос. Он не ответил, и я подумал, что он уже спит, но потом, когда я потряс его и он упал на бок… Я увидел, в его глазах застыл такой страх, что я… — Солдат замолчал, задрожал, затем рукой смахнул со лба капли пота, и закончил: — Я… я подумал, наверное, лучше предупредить тебя.

— Остальные тоже сидели возле вашего костра?

— Да, господин.

— Веди меня.

Стараясь идти как можно тише, воин повел Орина и Конана извилистым путем через весь лагерь, осторожно перешагивая через спящих и проходя мимо погасших костров.

— Четверо, — тихо произнес солдат, вышедший им навстречу. — Четыре человека, барон.

— И все умерли во сне?

— Да, мой господин. Они умерли совершенно тихо.

Орин присел рядом с одним из солдат и попытался нащупать пульс — безрезультатно. Затем склонился к его лицу — на нем застыло такое выражение чудовищного, невыразимого ужаса, что у барона холодок пробежал по спине. Орин поднялся.

— Попробуем разбудить еще несколько человек, — сказал он. — Если все они окажутся мертвы… — Мысль о сотнях людей, которые уже никогда не проснутся, показался Орииу настолько жуткой, что голос его задрожал.

В этот момент один из солдат вдруг проснулся, уселся и прохрипел:

— Что тут, к Нергалу, происходит? Дадут нам наконец поспать, или… О, барон… простите!

— Ничего, парень. Ты в порядке?

— Вполне, и готов голыми руками разорвать пару-тройку колдунов! — решительно произнес тот: попытки Орина подбодрить своих людей не прошли впустую.

Тут начали просыпаться и остальные, ворча и призывая Митру угомонить товарищей и дать им отдохнуть. Орин немного успокоился, похлопал Конана по плечу и направился обратно к своему костру. Тот солдат, который сообщил о случившемся, пошел следом за ними и по пути признался барону:

— Я боюсь за остальных, мой господин.

— Думаю, тебе нечего опасаться, парень. Если это колдовство Усхора, то дело, скорее всего, уже сделано. — Орин вгляделся в лицо солдата и увидел, что тот очень молод — слишком молод для таких походов и событий. Но парень понравился Орину. — Как тебя зовут?

— Сэринф.

— Возвращайся к костру, Сэринф. Думаю, сегодня ночью никаких бед больше не приключится.

Орин постарался, чтобы в голосе его прозвучала убежденность, которой, правда, в душе он не ощущал… да и сам Сэринф не был уверен в том, что его самого — тихо и быстро — не застанет во сне смерть. Воин мрачно кивнул своему господину, а затем повернул назад.

Пробираясь обратно к костру, Орин тяжело вздыхал.

— Вот так он с нами и расправиться мало-помалу, — произнес он горько, — одни сходят с ума, другие умирают во сне — один за другим… Сколько это еще будет продолжаться? И когда мы достигнем крепости, останется ли с нами хотя бы десять человек?

— Если маг сумеет заставить врагов открыть ему свои души, — шепотом повторил Конан, — то полдела сделано.

— А во сне, — произнес Орин задумчиво, — души людей свободнее птиц, и способны испытывать как наслаждение, так и ужас — верно?

— Да, полагаю, что так.

— Ладно, пора спать. Приятных сновидений тебе, киммериец.

— И тебе тоже.

Они, и вправду, желали друг другу приятных снов…

…Вокруг было темно — темно и сыро, как в шахте. Конан стоял один, и тьма казалась чем-то материальным, осязаемым — когда он вытянул руку, то почувствовал, будто опускает пальцы в мягкую смолу — это было прикосновение темноты. И варвар, стоя на чем-то твердом, знал — хотя и не видел — что его подошвы упираются в эту же черноту. В руке он держал меч, и, сделав им несколько взмахов, он понял, что у пего предостаточно места для маневрирования; однако Конан по-прежнему ничего не видел.

Он осторожно двинулся вперед, выставив перед собой меч, и вдруг вся кожа покрылась холодным потом. Он почувствовал все возрастающий страх — когда понял, что, сколько бы он ни прошел, вокруг не станет светлее, и он никогда не увидит солнца.

Сердце его забилось сильнее. Не прикасаясь к нему, темнота словно бы начала душить Конана. Он направился вперед, но тьма была везде, и тогда он повернулся, уверенный, что под его ногами твердь, и пошел в противоположную сторону. Но действительно ли в противоположную? Он не знал. Тьма была кромешной. Конан не видел ни собственной руки, ни мерцания бляшек кольчуги, ни блеска стали своего меча. Его вдруг охватила паника, и удушающая близость тьмы стала еще более отчетливой. Липкий ужас опустился на него и начал давить — как будто имел вес.

Конан шел с трудом. Теперь он почувствовал, как его начал обдувать ветер — взболтал темноту и начал превращаться в настоящую бурю. Ветер гнал варвара обратно, но ноги пока еще чувствовали твердь темноты. Внезапно Конан упал — и тьма принялся швырять его во все стороны; но северянин не мог произнести ни слова, он ничего не видел и ничего не ощущал…

Он вдруг почувствовал, как ветер срывает с его ног сапоги и рвет их в клочья. Доспехи также разлетаются на кусочки, ржавеют и превращаются в ничто — изъеденные бляшки отваливаются и уносятся прочь, испаряются, и вот он стоит один — обнаженный, ощущая мощные порывы ветра, который усиливается с каждым мгновением…