След исполина

Болард же сам долго смотрел на Конана — словно пытаясь прочесть его мысли и тщательно обдумывая, что делать и говорить. Затем он прервал это безмолвное столкновение, кивнув в сторону леса:

— Те огни на юге стали ярче. Конан не повернул головы.

— Что тебе нужно, Болард? Коринфиец не пошевелился.

— Орин говорит с солдатами, — произнес он тихо, — убеждает их в благополучном исходе битвы.

— И что же? — Конан напряженно придерживал рукой меч, и знал — Болард чувствует, что он готов к нападению.

— Глупо думать, что с Усхором могут справиться даже тысяча человек, — пожал плечами Дестан. — Против нас, вооруженных лишь стальными мечами, могут выступить безумие и тяга к самоубийству.

Конан смотрел на Боларда; синие глаза его сверкали.

— Нам нужно Кольцо, северянин — иначе нас ждет гибель!

— Я уже устал от твоих вопросов и намеков, Дестан.

— А я устал играть в кошки-мышки. Мне нужно Кольцо.

— Усхору оно тоже нужно.

— Ты знаешь, где оно. Вендиец сказал тебе об этом перед смертью.

— Он ничего не сказал.

— Ты лжешь. — Голос Боларда все больше становился похожим на рычание загнанного в угол зверя.

Но Конан был неумолим.

— Еще один шаг — и ты никогда не увидишь крепость Усхора, обещаю.

Из-под маски доносилось хриплое дыхание.

— Это ты отправляешь всех этих людей на смерть! — прошептал Болард. — Они верят тебе, а ты их палач. Эти люди умрут в страшных мучениях, и проклятие будет лежать на них, а все из-за тебя, демон-северянин!

— Ну, хватит, Болард! — взорвался Конан. — Довольно!

Но его противник был неумолим:

— …да, из-за тебя, если не скажешь, где спрятано Кольцо…

— Ни слова больше, Болард, или я отрежу тебе язык!

Коринфиец глухо засмеялся.

— Ты не сделаешь этого, — произнес он хриплым шепотом. — Я тебе нужен. Я нужен Орину. Твой меч не причинит мне вреда, киммериец — ведь на мне чары Усхора. Ты знаешь, где Кольцо, и скажешь об этом, прежде чем мы достигнем крепости!

Сузив глаза, Конан покачал головой.

Болард, убедившись, что сейчас он ничего не добьется, собрался было уйти. Он развернулся, затем остановился и бросил последний взгляд на Конана, после чего произнес:

— Я расскажу тебе о своих подозрениях, северянин. И по твоим глазам пойму, правда ли то, что я скажу. Я убежден, что жрец сказал тебе, где Кольцо, и что ты нашел его еще до отъезда из Сафада.

Конан смотрел на него, не шевелясь.

— И Кольцо сейчас у кого-то в лагере. У Усхора его нет, это точно. Сундар явился в Сафад; он знал, где оно было спрятано и к тому времени, как вы встретились, Кольцо было у него. И он мог спрятать его перед смертью, или же…

— А может, что Кольцо у одного из жрецов Энкату?

— Нет, — с уверенностью ответил тот. — Они подбираются к нам, точно также, как мы к Усхору. Они ничего смогут сделать с колдуном без Кольца — точно так же, как и мы. Нет. Сундар сказал тебе, где Кольцо или ты каким-то образом нашел его сам. Неважно. Орин не настолько глуп, чтобы идти против демонов с голыми руками! Он видел, на что способен Усхор, и повел бы своих солдат на бой, только если бы знал, что сможет защитить их. Значит, Кольцо здесь.

Конан стиснул рукоять меча так, что заныли пальцы. Больше всего сейчас ему хотелось бы прикончить коринфийца, он мечтал об этом… и все же что-то удерживало его. Были ли то чары, наложенные на Дестана чернокнижником, или собственные инстинкты подсказывали северянину не торопиться, он не знал. Но он не мог убить Боларда…

— Ты безумец, парень. Даже если ты прав, какая нам польза от этого Кольца, если мы не знаем, как управлять его силой? Мы не маги.

— Я тоже.

— Тогда зачем тебе Кольцо?

— Ты знаешь ответ, — надменно произнес Болард. — Заклинание, которое защищает само Кольцо от колдовских чар, защитит и того, кто его носит. Только служители Энкату знают, каким образом оно способно сделать это. Как только я получу Кольцо, я смогу войти в крепость, не боясь, что Усхор обнаружит меня с помощью магии или наложит свои колдовские чары. А затем я справлюсь с ним без всякого волшебства.

— Может быть, и так — но почему ты говоришь только о себе, Болард? Здесь ведь есть и другие, пострадавшие от его колдовства и жаждущие мести.

— Нет! — выкрикнул, точно пролаял Болард. Затем более спокойно произнес: — Даже Орин, который потерял целый город, пострадал меньше меня — ведь я утратил не только человеческий облик, но, возможно, и душу. Только я достоин убить Усхора, а для этого мне нужна сила Кольца.

— Твое место в преисподней, Болард, — жестко проговорил Конан. — Ты здесь вовсе не для того, чтобы помочь Орину и всем нам; ты просто используешь нас всеми доступными способами, чтобы отомстить Усхору. А теперь убирайся — или я отправлю тебя во Тьму быстрее, чем это сделал бы Усхор!

Болард невесело усмехнулся и, вместо того чтобы уйти, двинулся на Конана, потирая ладони.

— Я не использую Орина и остальных, киммериец, просто потому что вы мне не нужны; все, чего я хочу — это Кольцо. — Его голос вдруг стал резким и задрожал от ненависти. — Да знаешь ли ты, почему я так хочу отомстить?

— Убирайся прочь! Я не желаю больше спорить с тобой! — гневно отрезал Конан.

— Нет, — ответил Болард, понизив голос до шепота. — Что же, пеняй на себя.

Конан затаил дыхание. Болард поднял руки, сунул пальцы под обод шлема и отстегнул его.

Сердце Конана застыло. Два щелчка будто громом прозвучали в тихом, напоенном влагой вечернем воздухе.

Неужели он собирается показать ему свое лицо? Конан сдвинул брови. Может, это очередной трюк? И правда ли то, что каждый, кто посмотрит на его лицо, сойдет с ума?..

Болард повернул маску и снял ее со странным хлюпающим звуком. Конан смотрел на Боларда искоса, повернув голову — стараясь не упускать того из виду и в то же время не всматриваться слишком пристально в то, что открывалось ему.

— Ты видишь? — спросил его коринфиец.

Его голос звучал странно искаженно — словно человек с трудом шевелил разбитыми, распухшими губами. Болард стоял спиной к свету костров, поэтому Конан нечетко видел его обезображенное лицо. Внезапно подул ветерок, и огонь заплясал, а вместе с ним неистово заплясали и тени на лице Боларда.

Его глаза выглядели вполне нормальными, но это, пожалуй, было единственным сходством с человеческим лицом, и то — белки, глубоко сидевшие в темных провалах, были почти прозрачны; и один глаз, казалось, расположен ниже другого… Голову обрамляли неряшливые спутанные волосы; отдельные пряди, обдуваемые ветром, переливались красными бликами.

Но лицо… лицо было таким жутким, безобразным, что вызвало у Конана невыносимое отвращение — словно именно это лицо явилось отражением всего того ужаса и страха, что таились в самых глубинах его сердца.

Как будто черное лицо Боларда, искаженное, испещренное язвами, переплетениями вен и прожилок, ошметками полуразложившихся мышц, разъеденной кожи и совершенно нечеловеческими припухлостями и бородавками, было зеркалом, в котором Конан увидел все свои мучительные страхи детства, ужас и отвращение, вызываемые разными тварями, с которыми ему приходилось сражаться на чужой стороне, ледяная хватка чужого мира, которую Конан ощущал иногда во время своих путешествий — когда глубокими ночами он скакал один среди гор, в пустыне или в дремучем лесу.

Конан представил себе кусок мягкой смолы, принявший причудливые формы под пальцами сумасшедшего ремесленника и окрашенный по ноле некоего волшебника — пугающими, бездушными узорами вселенского ужаса… поэтому каждый, кто представлял себе этот образ, видел неприкрытые страхи собственной души. Неожиданно в голову Конану пришла та фраза, которую он нередко повторял: сила мага в способности создавать иллюзию страха. И он вдруг понял, что Усхор — кем бы и чем бы он ни был — превратил Боларда в оживший сосуд, полный демонических иллюзий, и подивился, какие же жуткие кошмары, должны быть, мучили несчастного коринфийца.