Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 11



Но спустя полгода умерла мать, и я стала единственной хозяйкой в семье из пяти мужиков, четверо из которых были младше меня, а отец ничем не отличался от них ни по масштабам жизненного опыта, ни по деловой хватке. Когда его вышвырнули с работы по упомянутым причинам, я же стала и единственной кормилицей. Нет, в шлюхи я не подалась: мне нельзя было рисковать, играя в русскую рулетку со СПИДом. И в стриптизерки не годилась, хотя тогда был велик спрос на малолеток. Не вышла ни ростом, ни фигурой. А ведь меня готовы были взять только из-за имени… (Правда, на один видеодиск, сработанный для тайных увеселений сластолюбивой сволочи, угодила. Это у нас, “Маргарит”, было чем-то вроде проходного балла. К тому же не Бог весть какой, а гонорар. Где-то он сейчас гуляет, этот диск? Поработали там со мной ребятишки, всего пришлось принять…) Я прошла курсы бодигардов[3] и в неполных семнадцать стала самой юной телохранительницей… при женушке хозяина того самого супермаркета, который бомбила в глубоком детстве. Это и открыло мне путь в училище младшего инспекторского состава ДЕПО…

Теперь я зарабатывала достаточно, чтобы двое из оставшихся социально незащищенными моих мужиков — самый младший братишка и по-прежнему неприкаянный отец — ни в чем не нуждались.

Но моя схема, оказывается, все еще болталась в инфобанке ДЕПО. Хотя, думается, не в оперативном его разделе.

И черт с ней.

Да только откуда о ней прознал Серафим?..

А ниоткуда. Видел он мою почти двадцатилетней давности татуировку на плече- готическое “М” в стилизованном венке из омелы. Неважно когда — например, на пляже. И сделал логическое умозаключение. Хотя большого ума тут не требуется… Но глазастый, черт.

— Бедная девка, — говорю я. — Библиотекарша… Сколько ей было?

— Двадцать два.

— Тихая, должно быть, серая мышка. На такую ни один самец не обернется. Шла себе, ни о чем не думала. Ну, может быть, об этом самом… Саше Белом, чьи книжки несла в сумочке.

— О Саше Черном, — поправляет меня Серафим. — Это Андрей был Белый, а Саша — Черный.

— Строила, должно быть, какие-то планы на вечер, — говорю я с нарастающим ожесточением. — И тут из темного переулка выворачивается эта сволочь. Ну что бы ему на меня хоть разок не напасть?! Я бы его кастрировала его же собственным скальпелем!

Ерголин, прикрыв глаза, нараспев декламирует:

А там, за дверью, костлявый хирург,

Забрызганный кровью, словно пятнистой вуалью,

Засучив рукава.

Взрезает острою сталью…

Мне отчего-то становится жутко.

— Это что у тебя за стихи?!

— Саша Черный. Тот самый.

— Умный ты, Серафим, убиться валенком!

— Не заводись, Индюша… По поводу скальпеля: во-первых, ты практически не передвигаешься пешком, а исключительно на служебном элкаре. Во-вторых, у тебя на лице написаны и твои курсы бодигардов, и инспекторский стаж в ДЕПО, и неутолимое желание кастрировать всякого, кто посягнет на твою девичью честь. При всем старании ты никак не сойдешь за безобидную серую мышку… А в-третьих, переулок был отнюдь не темный, а наоборот, прекрасно освещенный фонарями и рекламой и достаточно людный. Но никто не уловил момента, когда на тротуаре вдруг оказался пластиковый мешок с телом бедной библиотекарши.

— Уловили, — говорю я сквозь зубы. — Все-то они уловили. И как машина подъехала или, там, элкар подплыл. И как дверца приоткрылась и мешок вы­пал. И куда потом означенное транспортное средство направилось далее. Да только молчат. Omerta[4]…



Мы сосредоточенно курим. Я болезненно скалюсь, рыская взглядом по сторонам, но глазу не за что всерьез уцепиться — одни только голые стены да кафельный пол. Ерголин же внимательно и как-то по-отечески меня изучает.

— Вот что, — говорит он наконец. — Чего мы тут с тобой торчим, покойников охраняем? Заключение медэкспертизы к обеду будет на твоем столе и в моем компьютере. И в “Башню смерти” мы сейчас не поедем. Чего мы там не видали? Иностранцев этих? А поедем мы с тобой по домам и часиков до двух распорядимся личным временем по своему усмотрению. Как ты к этому относишься, Инди?

— Сочувственно. Ты меня подбросишь до дома?

— Конечно.

6. СЕРГЕЙ СПОЛОХ

Директор окружного Департамента охраны порядка Петр Ильич Китаев встречает гостей на пороге конференц-зала и с каждым здоровается за руку, сопровождая приветствие легким полупокло­ном. По случаю прибытия иностранных гостей он в полной боевой выкладке, при всех регалиях и на­градах. Референт мэра вполголоса величает прибывших:

— …Доктор Глен Брустер, Интерпол, отдел борьбы с распространением наркотиков… Бригадный комиссар Лу Лонг, Европол, отдел по борьбе с терро­ризмом… Комиссар Улдис Маргерс, Латвия, Департамент морской полиции, отдел по борьбе с контрабандой… Доктор Фриц Брасс, Австрия, криминальная полиция…

Совершенно автоматически Китаев пожимает руку и мне, легким движением брови отметив заминку референта.

— Уж виделись, Петр Ильич, — говорю я.

— А тебе лишний раз с начальством и поручкаться неприятно? — поднимая глаза, находится шеф.

Гости проходят в просторное помещение, немедленно распределяясь по интересам. Темноликий — тропический загар? — и контрастно седовласый Брустер, заложив руки за спину, изучает живущую собственной, независимой от посетителей жизнью огромную карту Гигаполиса. По карте бегают пронзительно-синие огоньки, обозначающие маршруты трассеров, там и тут тлеют вишневые костерки особо важных расследований. Один из таких костерков — мой. Дикий Хирург. Иные дела мои поплоше. Поглядеть на эту карту — так на текущий момент у нас тишь да благодать… Маргерс, молодой румяный прибалт, угнездился в сторонке и, через рав­ные промежутки времени кивая аккуратнейше улизанной головой, выслушивает переводчика. Желчного ви­да, долговязый Брасс извлек из футляра тонкую сигару, воровато огляделся, нет ли транспаранта, возбраняющего курение, и на всякий случай отошел к окну.

— Мороки с ними, — негромко говорит Китаев. — Еле удалось вышибить из “Националя” кавказцев, чтобы освободить люксы и обеспечить хотя бы видимость порядка на этаже. Латышу полдня искали переводчика, пока не узнали, что он понимает по-английски. А ведь их еще и кормить чем-то надо!

— На то у нас есть отдел сервиса, — роняю я без особенного сочувствия.

— Так ведь и за сервисом нужен глаз… — Китаев склоняется ко мне с вершин своего генеральского роста и почти шепчет: — А больше всего я боюсь терактов. Веришь ли, Бога молю, чтобы обошлось.

— А вы которому Богу молитесь? — любопытствую я.

— Да уж всем свечки пообещал…

— Послушайте, Петр Ильич, а за каким дьяволом они вообще прикатили?

— Достаем мы их понемногу, Сережа. Забодались они и с нашими мафиозниками, и скэффл наш — лучший в мире, и рынок оружия мы практически контролируем. Ну, не мы с тобой, разумеется, мы-то как раз и не контролируем, а наша клиентура. Не выгорело у нас с экспортом революции — так мы их криминалом потихоньку изводим… А теперь вот еще экзотическая наша фауна, все эти мутанты. Кобольды, спригганы, банши…

В зале появляются начальники служб Департамента и комиссары. И все при параде. Один я в цивиль­ном. Уловив это, шеф делает очередное руководящее движение бровями, и я удаляюсь “на Камчатку”.

— Господа! — прекрасно поставленным голосом возглашает референт мэра, и расслабившиеся было переводчики порскают к своим подопечным, а мы по возможности бесшумно располагаемся в креслах. — Учитывая особую напряженность повестки дня, предлагаю продолжить. Порядок следующий: сначала с кратким сообщением выступит господин директор Китаев, а доктор Брустер даст свою оценку уже увиденному и услышанному. Затем перейдем к свободному обмену мнениями, где каждый волен задать администрации и сотрудникам окружного Департамента охраны порядка любые вопросы и получить желаемую информацию.