Бурлаки

Некоторое время в горнице стояла тишина. Тетка все угощала меня пельменями:

— Кушай, дитятко!

— Нашла дитенка, прости господи, в косую сажень. Его давно женить пора, а ты — дитятко! — смеялся дядя Иван.

— Для меня все одно, — ответила старушка. — Сколько годочков живет от дома на особицу.

— Мы с тобой, старуха, всю жизнь жили на особицу. Раньше, извините, бабам жить на пароходах не полагалось, — рассказывал дядя. — Ну и жили — зиму вместе, лето врозь. При Советской власти — другое дело. Даже на войну вместе со старухой ходил. При Советской власти все вместе. Скажем про нашу компанию. Я — капитан, Алексей Петрович вроде волостного старшины — председатель, Фаина Ивановна — учительница, Сашка — матрос, голытьба, Максим — мужик, крестьянин, старухи наши — хозяйки. Одним словом, союз рабочих и крестьян и всех трудящихся. В старые годы разве пришла бы ко мне в гости учительница? Хотя я лоцман был, да малограмотный. Какой мог быть между нами разговор? Если бы старшина посадил рядом с собой за стол Максимку, Кама бы вспять пошла. А капитан Меркурьев стал бы разве сидеть рядом с матросом? Никогда. Нынче все в союзе, кто за Советскую власть… Старуха! Подсыпь-ка нам еще пельменей. Чокнемся еще по маленькой, за союз, за наше товарищество!..

Возвращаясь из гостей в Строганово, мы на восточной стороне увидели огненную вспышку.

— Товарищи! Калинники играют.

Меркурьев протер глаза и сказал удивленно:

— Какие калинники? Зимой?

Снова появилась вспышка, другая, третья…

В промежутке между вспышками мы услышали глухой удар.

— Что это, Алексей Петрович? — спросил я тревожно.

— Это война, товарищ Ховрин!

ПУТЬ К УРАЛУ

КНИГА ТРЕТЬЯ

Глава I

ЭВАКУАЦИЯ

В конце декабря ударили сорокаградусные морозы, такие, что птицы замерзали на лету. Покрытые куржевиной, маячили в студеном тумане сельские постройки. На улице не видно ни проезжих, ни прохожих. Не слышно ребячьих голосов. Закрылась школа.

На мельнице замер локомобиль. В сторожке у Панина перестало гореть электричество. Стояла она пустая и холодная, с разбитыми стеклами окон. На полатях спасались воробьи, прыгали по полу в поисках хлебных крошек.

Но не злой мороз загнал жителей с улицы в избы. В обычное время в декабре ребята делали катушки, в школе было шумно, по вечерам ставились спектакли.

К Строганову приближалась война. Белые полчища Колчака и части чехословацкого корпуса генерала Гайды перевалили Уральские горы и подходили к левому берегу Камы. По ночам в морозном воздухе слышались глухие раскаты орудийной пальбы.

По дороге мимо села из соседних волостей и заводов двигались обозы с эвакуируемым имуществом и семьями коммунистов. Путь их лежал на запад через наше село в Никольское и дальше до железной дороги.

Однажды вечером и мы на пяти подводах отправили свои семьи. Фина Суханова уехала со школьным имуществом. Нам даже не удалось проститься как следует. Варвара Игнатьевна увезла товары кооператива. Комиссар Бычков с канцелярией военного комиссариата уехал еще раньше.

Августа Андреевна наотрез отказалась уезжать. Она заявила Меркурьеву:

— Двадцать лет бурлачили вместе, делили горе и радости. Раз пришло такое время, будем вместе до самой смерти. Никуда я без тебя не поеду!

У Меркурьева было по горло хлопот. Он махнул рукой:

— Шут с тобой! Оставайся, Августа…

Когда закатилось солнце и спал туман, в неподвижном воздухе стали сильней слышны звуки недальнего боя.

Мы отправили последний воз с кассой и сами стали готовиться к отъезду. Во дворе стояли уже запряженные лошади.

В исполкоме было пусто и неуютно. На полу бумажный мусор, черными дырами зияли раскрытые пустые шкафы.

Меркурьев ходил из угла в угол, отшвыривал попадавшиеся под ноги комки бумаги и ворчал:

— Как на барахолке, прости господи!

Нас осталось совсем немного. Меркурьев с женой, комиссар Федот Сибиряков, Охлупин с Чудиновым, комбед Александр Бородин, Захар, мы с Паниным, Ефимов да пятеро красногвардейцев.

Панин был так зол, что не подходи.

— Работали, работали — и все к чертям! — ругался он. — По-моему, белякам ничего не надо оставлять. Я бы все село к лешему спалил. Исполком, мельницу, школу!

— Ты, Андрей, не ерунди! — успокаивал его Меркурьев. — Не навечно оставляем село. Отступаем временно. Мы еще воротимся.

— Сам знаю, что временно, да обида берет.

— Ладно… Присядем по старому обычаю, да и на коней! Нечего рассусоливать.

Все сели, кроме Охлупина.

— Ты чего? — спросил Меркурьев.

Охлупин, в офицерской шубе с мерлушковым воротником, на боку шашка, с правой стороны револьвер, стоял и улыбался.

— Я не собираюсь удирать, — ответил Охлупин.

Меркурьев возразил ему:

— Мы не удираем, а эвакуируемся. Что, герой, задумал?

— Нас четырнадцать человек, — начал объяснять Охлупин. — Вооружены чудесно. Имеем пулемет, два ящика гранат. Я предлагаю без бою не отступать от Строганова. В обход наше село не возьмешь — снега саженные. Можно только с Камы, а с Камы горный берег. Местность на двадцать верст просматривается. Позиция великолепная. Наша группа при умелой организации обороны будет крепким орешком для противника.

— Василий Макарович прав, — поддержал Охлупина Чудинов. — Да и тыл наш крепко обеспечен. Забыли вы, что ли, что в Никольском кавалерийский полк? Мы с вами можем сделать историческое дело — остановить продвижение передовых частей противника на северном фланге. И обойти нас нелегко: надо перебираться через Каму да попутаться в лесах.

— С юга могут обойти, через Гари, — сказал Панин.

— Ас гаревскими товарищами связаться надо. Съездить, объяснить положение. Пусть заставу организуют.

Отъезд отложили, лошадей, с вечера стоявших в запряжке, распрягли.

Для связи в село Гари решили послать меня.

Когда я садился в сани, из исполкома вышел Захар.

— Ты куда? — спросил я его.

— Пост сменить. Прощай, Сашка.

До Гарей верст двенадцать от нашего села вниз по Каме. Дорога идет по берегу. Место открытое и веселое.

Меня вез меркурьевский кучер Максим. Он помахивал вожжами, напевал что-то себе под нос и не обращал внимания на орудийные вспышки, которые освещали небо.

Ехали около часа. Подъехали к исполкому. Долго стучали в дверь. Наконец проснулся дежурный и впустил меня.

— Как, товарищ, дела?

— Ничего пока. Идут.

— Ваши эвакуировались?

— Нет еще, не выковырялись.

— Ну и ладно. Зови председателя.

Дежурный растолкал спящего милиционера.

— Будь другом, сходи за председателем…

Явился председатель, заспанный, сердитый.

— Кого черт носит по ночам? А, из Строганова! Здравствуй! Что хорошенького скажешь?

Я рассказал о цели приезда.

— Это правильно вы решили, — оживился председатель. — Белые где-то еще верст за пятьдесят. Я не знаю, зачем заставили имущество вывозить. Вам хорошо — прямо по тракту ехать, а мы, знаешь, в стороне. Погрузились было, да задержались пока. Послал на случай ребят в Никольское к кавалеристам. Они ведь сейчас эвакуацией командуют. Жду ответа, а там видно будет… Не хочется, парень, с родного-то места трогаться… А заставу мы обязательно поставим… На всякий случай собирай всех, Никифор! — приказал председатель дежурному.

Я простился с председателем, и мы поехали домой.

Не успели полверсты отъехать от Гарей, как там поднялась стрельба.

Наша лошадь метнулась в сторону, помчалась без дороги по целине и влетела в пустое остожье. Я сбросил тулуп и вывел ее на дорогу.

— Отродясь такого страху не принимал, — разговорился Максим, когда мы уже далеко отъехали от Гарей и не стало слышно выстрелов. Он выскочил из саней и побежал вприпрыжку, хлопая рукавицами. В нырке вскочил в сани и задумался, а потом сказал: — Слышь, парень! Мы ведь с тобой на вершок от смерти были. Задержись в Гарях — и прямая могила.