Черная Луна

— Скоро, — прошептал Форин. — Уже скоро.

Где же ты, Дейс?

Ответа не было. Тарантио била дрожь, в груди его тяжелел ледяной ком страха. Грохот даротских орудий раздался снова, на сей раз уже гораздо громче, и Тарантио дернулся, точно ужаленный. Поднявшись, он обнаружил, что у него подгибаются ноги, и вдруг ему отчаянно захотелось броситься наутек, прочь из этой жуткой, сотрясаемой грохотом темноты. Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как совсем юный арбалетчик в арьергарде отшвырнул оружие и побежал, спотыкаясь, по размеченному белой краской туннелю. Прочие стрелки беспокойно зашевелились, и Форин прошелся между ними, кого-то похлопал по плечу, кому-то шепнул пару ободряющих слов. Казалось, один лишь вид его богатырской фигуры возвращает солдатам присутствие духа. Наконец он подал сигнал зарядить арбалеты.

Во рту у Тарантио пересохло, и он подумал о Мириак, которая ждет его дома, о ярком солнце, струящемся в открытые окна. Если дароты прорвутся в город… Эта мысль так ужаснула Тарантио, что он поспешил отогнать ее.

Каменная стена треснула, и в расселине блеснуло острое лезвие кирки. Стрелки положили массивные арбалеты на треножники, нацелили их на стену. Вент и Тарантио отошли с линии стрельбы. Тарантио обнажил меч, и зачарованный клинок блеснул в свете фонарей.

Огромный кусок стены рухнул на пол пещеры, и в проломе появился первый дарот. Три арбалетных болта размозжили его череп, и он повалился наземь. Шум по ту сторону стены усилился, кирки и молоты неистово дробили и крушили последнюю преграду. Пролом расширился, и в него хлынули дароты. Их гигантские тела отбрасывали на стены туннеля чудовищные тени.

Снова свистнули арбалетные болты, и дароты ринулись прямо на стрелков. Вынырнув из-за крупного сталагмита, Тарантио наискось рубанул мечом по ребрам бежавшего впереди дарота. Тот занес для удара зазубренный клинок, но Тарантио успел увернуться и прикончил врага ударом в живот. У стены напротив Вент проткнул мечом грудь дарота, затем стремительно крутнулся и успел перерезать горло второму. Позади них арбалетчики отступали ко второй линии обороны.

Вент ловко отпрыгнул назад, развернулся и помчался в укрытие, держась правой стены. Один из даротов метнул ему вслед копье, и оно ударилось о сталагмит; осколки камня осыпали лицо и шею Вента. Впереди туннель был перегорожен валом из мешков с песком, за ними стояли, припав на колени, арбалетчики. Вент с разбега перепрыгнул через них, обернулся — и увидел, что Тарантио бежит вдоль дальней стены, торопясь достичь укрытия.

Дароты волной хлынули по туннелю. Залп — и полсотни арбалетных болтов вонзились в бегущих первыми врагов. Кордуинцы поспешно принялись перезаряжать арбалеты — иные даже успели это сделать, — но тут дароты обрушились на них. Засверкали зазубренные мечи, рубя легкие доспехи вместе с плотью. Вент рванулся в бой, наотмашь рубя наступающих даротов.

— Назад! — гаркнул он во все горло. Беззащитные стрелки и не нуждались в этом приказе — те, кто уцелел, уже бежали по туннелю прочь. Вент и Тарантио последовали за ними.

Шума погони не было. Мечники оглянулись. Дароты постояли немного у мешков с песком и, свернув направо, цепочкой втянулись в боковой туннель. Вент выругался.

Замысел Карис покуда не сработал.

Во тьме, в одиночестве Озобар вслушивался в отдаленный шум боя — крики раненых, лязг стали, шипящее пение арбалетов. «Отвратительные звуки», — подумал он.

Зло.

Озобар не был религиозен. За всю свою жизнь он молился лишь однажды. Молитва его не была услышана, и он похоронил своих близких, а чума между тем продолжала свирепствовать на островах, неся горе и одиночество тем, кто остался в живых. Однако не нужно быть религиозным, чтобы понимать природу зла. Чума творит зло, но она всего лишь явление природы и не обладает разумом. Даротов же Озобар считал воплощенным злом. Они ведали, что творят, понимали, какие страдания причиняют другим. Хуже того — их действия порождали в сердцах врагов неистребимую ненависть. А ведь ненависть — праматерь всего зла в мире.

«Вы не заставите меня вас ненавидеть, — подумал Озобар. — Но я убью вас!»

Шум боя затих. Озобар снял стекло с горящего фонаря, затем выпрямился и устремил взгляд в глубину полого уходящего вниз туннеля. Не заметив никакого движения, он закрыл глаза и прислушался. Вначале ничего не было слышно, но потом Озобар различил едва слышный топот множества обутых ног. Вход в туннель находился в ста с лишним футах от того места, где он стоял. Подняв повыше фонарь, Озобар отошел туда, где лежал глиняный снаряд катапульты, и поджег промасленные тряпки, которыми были заткнуты дыры в снаряде.

Впереди уже мелькали смутные тени — дароты поднимались вверх по наклонному туннелю.

Озобар сел, навалившись спиной на стену, уперся сапогами в горящий снаряд. Толчок — и снаряд покатился вниз, вначале медленно, затем все быстрее набирая ход. Дароты были уже хорошо видны. Озобар взял свой арбалет и выстрелил. Железный болт ударил по снаряду, отколов изрядный кусок глины. Горящее масло хлынуло в пролом, и навстречу даротам потекли высокие языки пламени.

Не дожидаясь финала, Озобар отбежал назад, накрыл фонарь стеклом и, поднявшись выше по склону, забрался на каменный карниз, подальше от пола пещеры. С высоты карниза был ясно виден текущий из туннеля ручеек горящего масла. Вдалеке мелькнула вспышка света, и Озобар увидел, что из второго туннеля выбежали несколько даротов. Двое из них были объяты огнем, и сородичи старались держаться от них подальше.

Из расселины в стене туннеля вынырнул Брек, помощник Озобара. Дароты заметили его и бросились в погоню. Брек со всех сил бежал к выходу из туннеля, но зазубренное копье вонзилось ему в спину, и он упал.

Сердце Озобара, притаившегося на каменном карнизе, болезненно сжалось. Брек был славным человеком — упорным, стойким, надежным. Стискивая зубы, Озобар смотрел на даротов, собиравшихся внизу, посредине пещеры. Их все прибывало, и наконец они сорвались с места, дружно зарысили вперед.

Навстречу поджидавшим их арбалетчикам.

Три залпа арбалетных болтов изрядно поуменьшили число даротов, однако не смогли замедлить их натиск. Тарантио убил двоих врагов, затем метнулся влево — и копье, просвистев у его виска, ударилось о каменную стену. Прямо на него бежали трое рослых даротов. Отрезанный от своего отряда, Тарантио нырнул в узкий туннель, затем стремительно развернулся и с размаху опустил свой меч на безволосый череп первого преследователя. Вражеское копье зацепило его левое плечо, и зазубренный наконечник проткнул ключицу. Из раны хлынула кровь. Тарантио резанул мечом по животу дарота и тем же замахом, уведя клинок вверх, распорол ему горло до самого позвоночника.

От боли у него темнело в глазах, кровь обильно текла по груди, заливая рубашку. Каждое движение давалось Тарантио с трудом, но он, стиснув зубы, побежал дальше, в темноту туннеля. Еще одно копье свистнуло у него за спиной — и пролетело мимо.

Тарантио развернулся — и едва успел уклониться от косого удара. Ответным выпадом он рассек дароту локоть, и отрубленная рука, хлеща кровью, отлетела прочь. Дарот, однако, словно и не заметил своего увечья. Прыгнув на Тарантио, он увесистым кулаком ударил мечника в грудь и сбил с ног. Тарантио едва успел откатиться вбок, спасаясь от нового удара; затем вскочил и со всей силы вонзил свой меч в широкую грудь дарота.

— Да сдохни же ты, сукин сын! — прорычал он.

У входа в туннель послышался гулкий топот. Тарантио ругнулся, поспешно отступая все дальше, в темноту. Здесь не горели фонари, и единственным источником света был его мерцающий клинок. Лицо Тарантио щекотнула струйка свежего воздуха. Воздух шел сверху, но Тарантио понимал, что никак не сможет вскарабкаться к спасительному выходу — его левая рука совершенно вышла из строя. Туннель завершился сплошной каменной стеной. Тарантио обернулся — и увидел двоих даротских копейщиков. Первый сразу бросился на него, но Тарантио нанес удар наискось, перерубив древко копья, и, развернув клинок, взрезал дароту горло. Второе копье вонзилось ему в бок и глубоко вошло в каменную стену. Обрубив древко, Тарантио метнул меч острием вперед, как метательный нож. Клинок вонзился в переносицу дарота и вошел ему в лицо по самую рукоять. Тарантио рванулся было подобрать меч — и закричал от нестерпимой боли, лишь сейчас осознав, что пригвожден к стене.