Черная Луна

Он упал на колени и выронил арфу. Музыка плыла над ним, точно теплая волна, и он лег на каменный пол Храма и заснул. Во сне он видел Первого Олтора, который стоял перед своими соплеменниками. Завеса Времени вновь приоткрылась, и олторы один за другим прошли через нее в мир, где зеленели равнины и высились могучие горы, где царили покой и гармония. И Дуводас во сне тосковал оттого, что не может уйти с ними.

Он проснулся, когда Первый Олтор мягко коснулся его лица, — и осознал, что никогда в жизни не чувствовал себя таким свежим и полным сил. Сняв с глаз повязку, Дуво увидел, что отец-эльдер по-прежнему безмолвно указывает рукой на алтарь — но теперь там ничего не было. Дуво торопливо окинул взглядом громадный зал — пусто. Все кости убиенных олторов исчезли — кроме черепа, который держал в руках Первый Олтор.

— Ты оживил их! — прошептал Дуводас.

— Мы оживили их, Дуво. Ты и я.

— Где они теперь?

— В новом мире. Я должен вскоре присоединиться к ним, но вначале мне в последний раз понадобится твоя помощь.

— Чем я могу тебе помочь?

Олтор поднял на вытянутых руках череп.

— Это все, что осталось от меня, друг мой. Я не могу соединиться с ним, ибо не в силах одновременно петь и возрождаться из мертвых. Сыграй песню, которую ты только что слышал.

— Но я не смогу сыграть ее так, как ты! Я не сумею…Первый Олтор улыбнулся.

— Умение здесь не нужно — только чуткое сердце, а оно у тебя есть. — Олтор снова завязал Дуво глаза. — Начни играть вместе со мной, а когда я умолкну — продолжай один.

И снова зазвучала песнь. Пальцы Дуво порхали по струнам арфы. Он не играл сознательно, стараясь следовать мелодии, — нет, это мелодия сама вырывалась из его сердца.

Дуво даже не заметил, когда голос олтора смолк — он играл и играл, невесомо перебирая струны.

Потом на плечо ему легла рука, и он оборвал игру.

— Мы уже здесь, Дуводас, — проговорил олтор. Дуво сорвал повязку и протер глаза. На каменном полу лежал спящий Брун. Он больше не был золотокожим — все тот же худой белобрысый юнец, каким Дуво увидел его впервые в таверне «Мудрая Сова». Рядом с Вруном стоял высокий и нагой Первый Олтор.

— Теперь я должен уйти, — сказал олтор, — а ты — вернуться в мир. — Он передал Дуво небольшой осколок красного коралла. — Я вплел в него заклинание, которое только дважды откроет для тебя Завесу. Так ты пройдешь к подножию высокой горы, на которой стоит монастырь — это в сорока милях к юго-востоку от руин города Моргаллис. В этом монастыре ты найдешь Сарино. Жемчужина при нем. Возьми с собой Тарантио, если он захочет идти.

— Неужели ты не можешь остаться и помочь нам?

— Я не желаю видеть больше войн. Я касался звезд, Дуводас, и узрел множество чудес. Много веков назад эльдеры позволили людям пройти через Завесу. Знаешь ли ты, почему?

— Раналот говорил — потому что наш прежний мир умирал.

— Да, поступок этот был продиктован в том числе милосердием и жалостью. Однако же скрытая причина была в том, что эльдеры знали, как вы схожи с даротами. Вы, люди, были не так всеобъемлюще злы, как дароты, но все же обладали способностью творить зло — способностью, которую эльдеры пытались понять. Они полагали, что если сумеют подружиться с вами, людьми, этот опыт поможет им, когда они вернут свободу даротам.

— Но мы совсем не такие, как дароты! Этого не может быть!

Олтор вздохнул.

— В глубине души, Дуво, ты знаешь, что я прав. Воображение вашей расы ограничено самыми примитивными желаниями. Алчность, похоть, зависть — вот что движет человечеством. Оправдывает вас лишь то, что в каждом мужчине и в каждой женщине есть зерно любви, радости и сострадания. Однако же этому зерну не дано прорасти в плодородной почве. Оно обречено бороться за жизнь в угрюмых скалах вашей, человеческой души. Эльдеры в конце концов поняли это. И вот они здесь, вокруг нас — недвижные, живые, но не живущие.

— Но я думал, что это лишь застывший миг времени! — воскликнул Дуводас. — Я думал, ты открыл Завесу в прошлое!

— Нет, мой друг, хотя это и вправду застывший миг — но не прошлого, а настоящего. Мы внутри Жемчужины.

Дуво вдруг понял, что у него нет слов, чтобы выразить свои чувства. Молча озирал он безмолвные здания и застывших, как изваяния, эльдеров.

— Вместо того чтобы сражаться и убивать, — продолжал Первый Олтор, — они предпочли сокрыться от мира. Лишь один престарелый провидец остался снаружи, дабы унести Жемчужину в безопасное место. И погиб.

— Чем я могу помочь эльдерам? — спросил Дуво. — Как мне их вернуть?

— Прежде всего отыщи Сарино и Жемчужину, а затем принеси ее на вершину самой высокой горы в окрестностях Эльдерисы. Положи Жемчужину на вершине, а сам взберись на Близнецы. И тогда — сыграй Гимн Творения. Ты знаешь его — Раналот тебя научил.

— Да, знаю. Но я уже был здесь раньше. И не смог отыскать магию в этих скалах.

— И все же, если хочешь вернуть эльдеров, — попытайся.

Брун глубоко, судорожно вздохнул и проснулся. Сев на полу, он посмотрел на олтора.

— Ты… ты уже не со мной, — с неподдельным испугом проговорил он.

— Часть меня всегда будет с тобой, Брун. А теперь нам пора прощаться. ***

Озобар был мужчина крупный, и тощие лестницы, которые вели на крышу казармы, не внушали ему особого доверия. И все же он упорно карабкался наверх, не желая, чтобы его творение устанавливали на место всякие там невежи. Добравшись до крыши, он отступил на шаг и придирчивым глазом осмотрел работу четверых плотников, которые стояли тут же, ожидая его оценки. Они сколотили большую ровную платформу из сшитых крест-накрест досок, опорой которым служили четыре массивные балки. Озобар поднялся на платформу, походил по ней, старательно топая ногами. Платформа была сколочена на совесть и превосходно выровнена. Вполне удовлетворенный, Озобар взял кусок веревки и подозвал одного из плотников.

— Придержи-ка веревку вот здесь большим пальцем, — велел он, положив один конец веревки в самом центре платформы. Вытянув веревку во всю ее длину — пять футов, Озобар взял кусочек мела и вычертил на платформе круг десяти футов в поперечнике. Плотник с любопытством смотрел, Как оружейный мастер укоротил веревку на три дюйма и вычертил второй круг. Затем Озобар сунул веревку в карман и подозвал к себе плотников.

— Я хочу, чтобы между этими кругами были просверлены дыры в три дюйма глубиной и на расстоянии в четыре дюйма друг от друга. Ни на дюйм больше или меньше.

— А для чего эти дыры? — спросил старший плотник.

— Для колышков, — кратко ответил Озобар. — Мне нужно, чтобы эта работа была закончена к полудню, когда привезут желоба.

Затем оружейный мастер отошел туда, где соорудили систему блоков и канатов. Озобар сам спроектировал эту систему так, чтобы она выдерживала тройной вес снаряда, — и все равно до сих пор перебирал в мыслях свои расчеты, возможные проблемы и способы их решения. Пройдясь еще раз по крыше, он оглядел местность за северной стеной. Озобар уже знал, что отсюда до того места, где дароты скорее всего поставят свою катапульту, четыреста ярдов, до второй катапульты — триста семьдесят пять, до третьей — триста пятнадцать. Весной в этих краях преобладают юго-восточные ветры — однако не всегда. Учитывая то, что им надлежит добиться небывалой точности стрельбы, ветер вполне может оказаться помехой.

На стене, футах в шестидесяти к северу, Озобар заметил Карис. Она разговаривала с несколькими офицерами и старым солдатом по имени Неклен. Заметив Озобара, Карис помахала ему рукой и улыбнулась. Мастер ответил беглым кивком и отвернулся. Может ли он построить катапульту? Может ли слепец мочиться в темноте? До чего же раздражает его эта женщина!

Тут в Озобаре проснулось врожденное чувство справедливости, и он усовестился своей грубости. Не вина Карис в том, что она, как большинство людей, не может разглядеть его гениальности. Такое в порядке вещей. Озобару порой казалось, что мир битком набит тупицами с недостатком воображения. «Почему в мире так много дураков?»— спросил он как-то своего отца.