Страница 31 из 47
Васильев изложил ребятам подробно все обстоятельства дела. По совести говоря, улик, конечно, было мало. Задержать Горбачева как самогонщика они могли. Но вдруг действительно окажется, что просто привезли ему друзья из деревни несколько бутылок, он их распродал и самогон уже выпит!
С другой стороны, конечно, фамилии Чиков и Дмитриев на клочках газеты, в которые был завернут труп, наводят на подозрения. Ну, а что, если, например, Дмитриев, который получал газеты, прочтя, просто выбрасывал их в мусорный ящик, а оттуда их и взял никому не ведомый убийца! Во всяком случае, сами по себе эти две надписи на газетах вряд ли убедили бы суд в том, что это Горбачев убил Козлова. Интуиция, правда, подсказывала следователю, что Горбачев если не сам убийца, то как-то связан с преступлением. Такие интуитивные выводы питались тем впечатлением, которое произвел на Васильева этот тип. Что-то было в нем темное, скользкое, что именно, Васильев пока не мог бы сказать, но опыт, пусть пока небольшой, подсказывал, что расследование нужно довести до конца,
Однако ордер на обыск сейчас получить не удастся. Васильев упрям, но начальник, пожалуй, еще упрямее. И вот Васильев предложил трем друзьям последить несколько дней за Горбачевым. Все им объяснив, дав адрес и описав Горбачева, условившнсь, что каждый день практиканты будут ему докладывать о результатах слежки, Васильев ушел. Практиканты остались одни.
— А что, если… — сказал Калиберда и замолчал.
— Что ты хотел сказать! — подчеркнуто равнодушно спросил Семкин.
— Ребята, — сказал Петушков, — это же против всех законов и правил. С нас же голову снимут.
Мысли у них шли настолько одинаково, что они без слов понимали друг друга. К сожалению, мысли эти были, можно сказать, еретические, крамольные мысли. А что, если — думали все трое — пока Горбачев ходит по чайным и продает самогон, вскрыть отмычками его квартиру и обыскать! Конечно, это незаконно, но ведь они практиканты. Опыта у них нет. Что с них возьмешь! Отругают, и все. Зато Васильев будет знать, есть ли что-нибудь в квартире такое, что даст основания для ареста Горбачева. Все было, кажется, ясно, но все-таки практиканты сомневались. А вдруг ничего подозрительного у Горбачева они не обнаружат, да еще Горбачев застанет их у себя в квартире! Ведь это какой скандал! Какой повод Горбачеву жаловаться! Конечно, преступление их не так уж велико, и под суд их, наверное, не отдадут, но выгнать из угрозыска выгонят. А эти молодые люди свое дело любили и потерять навсегда возможность им заниматься… Об этом они даже и думать не хотели.
— Между прочим, — задумчиво сказал Калиберда, — помнится мне, что Шерлок Холмс тоже незаконно проникал в частные квартиры. Какая-то была у него история с шантажистом. Им с Ватсоном даже пришлось удирать во все лопатки. А ведь не испугались.
Эта идея воспламенила всех троих. Наконец-то в их жизни должно было произойти нечто, что находится в соответствии с лучшими традициями детективных рассказов. Они увлеклись и начали обсуждать план операции. Впрочем, скоро Петушкову пришла в голову расхолаживающая мысль.
— Знаете, ребята, — сказал он, — мы тут одного не учли. Шерлок Холмс был частный сыщик, он сам за себя и отвечал. А мы представляем государство. В случае чего позор не на нас. Позор на угрозыск.
Это соображение подействовало на всех. У всех потух блеск в глазах, все заколебались.
— С другой стороны, — протянул Семкин, — чутье у сыщика…
Мысль, которую он хотел высказать, показалась ему самому неубедительной, и он замолчал, не договорив. Молчали все трое. Долгую паузу решительно прервал Калиберда.
— Знаете что, ребята, — сказал он, — вы зря паникуете. Сделаем так: обыскивать буду я. Я один войду в квартиру. Один из вас будет сторожить у ворот. Если увидит, что Горбачев идет, предупредит меня. Второй будет следить за Горбачевым. Может быть, попытается его задержать. Разговорится, может быть, предложит даже выпить. Словом, незаконно действую только я. Значит, если дело не удастся, я один и отвечаю. Меня из угрозыска и выгонят.
У будущих соучастников прояснились лица. Впрочем, товарищи они были хорошие и забеспокоились: как же так Калиберда рискует, ведь это не шутка.
— Ребята, — сказал умоляюще Калиберда, — честное слово, мы идем на благородное дело. Мы разоблачим убийцу. А если даже убил не он и мы в этом убедимся, разве не важно очистить невинного от подозрения! Если версия Васильева не подтвердится, он будет разрабатывать другую, вместо того чтобы впустую следить за Горбачевым. В конце концов, кто-то должен был брать от Дмитриева газеты. Раз Васильев будет уверен, что убивал не Горбачев, он быстрее разыщет настоящего убийцу.
Товарищи тяжело вздохнули, но согласились, что помочь Васильеву даже против его воли необходимо.
Вечером Калиберда попросил у знакомого оперативника комплект отмычек, сказав, что хочет усвоить технику дела. Вернуть отмычки он не успел, а вечером, придя домой, обнаружил, что замок на входной двери собственной его квартиры открывается плохо и целый вечер возился с замком. Замок не стал работать лучше, зато Калиберда научился обращаться с отмычками, как квалифицированный грабитель.
На следующее утро все трое стояли на тротуаре напротив подворотни дома, где жил Горбачев, и оживленно болтали.
Каждому прохожему было ясно, что встретились на улице три старых товарища, давно не виделись, у каждого полно новостей, стоят и болтают.
Судьба любит шутить шутки. Вчера Горбачев вышел из дому в девять часов утра. Сегодня было уже половина одиннадцатого, а он все не появлялся. Сколько же можно стоять на улице без всякого дела! Окна квартиры Горбачева выходили, как вчера сказал Васильев, во двор, значит, сейчас он не мог видеть оживленно разговаривающих друзей. Но, может быть, управдом, испугавшись, что кто-то расспрашивает про непрописанного жильца, сказал ему, чтобы он выметался, если не хочет иметь неприятностей. Тот и насторожился.
— Если до одиннадцати не выйдет, — сказал Петушков, улыбаясь для прохожих, — то кто-нибудь из нас постучит к нему и спросит Дмитриева. Горбачев ведь один в квартире. Открыть может только он.
Все трое посмотрели на часы. У всех троих часы показывали без пяти одиннадцать. Вот уже без трех. Без двух. Без одной.
Ровно в одиннадцать из подворотни вышел Горбачев.
Тайный обыск
Все три практиканта узнали его сразу. Больно характерный был у него вид. Семкин весело пожал руки друзьям и пошел по другой стороне улицы, незаметно поглядывая на Горбачева. Двое остальных перешли улицу и тоже простились. Петушков остался стоять на тротуаре, поглядывая на часы, как будто ждал человека на заранее условленное свидание. Калиберда вошел в дом и поднялся на четвертый этаж.
Дойдя до двери квартиры, он наклонился к замочной скважине и втянул носом воздух. Как будто тянуло закваской, но, может быть, это он сам себя убедил, вот и чудится.
Сверху послышались шаги, Кто-то спускался по лестнице. Калиберда выпрямился и стоял с таким видом, будто только что постучал и ждет, пока ему откроют. Спускался пожилой человек, он внимательно оглядел Калиберду, но, не найдя ничего подозрительного, спокойно пошел дальше. Калиберда вынул из кармана отмычки и, уверенно действуя ими, быстро открыл дверь. Он вошел в квартиру. Здесь запах закваски был очень силен. Сомнений не было. Самогон гнали здесь же. Калиберда заложил ручку двери стоявшей в углу палкой и осторожно, стараясь ничего не коснуться и не сдвинуть с места, прошел в комнату. Здесь было жарко и душно. Окна закрыты наглухо. Никелированная кровать застлана газетами, чтобы не пылилась. Зеркало на туалетном столике, какие-то флакончики и коробочки — все было покрыто пылью. Очевидно, это была спальне супругов Дмитриевых, пустовавшая со дня их отъезда. Во второй комнате, где стоял обеденный стол и диван с высокой спинкой, тоже все было покрыто пылью.
Калиберда внимательно посмотрел на пол. Ему вдруг пришло в голову, что он может на пыли оставить следы. Но слой пыли был недостаточно густ, следов не было видно. Аккуратно закрыв дверь, Калиберда перешел в третью комнату. Здесь уже запах закваски прямо ударял в нос. Конечно, здесь и жил Горбачев. У стены стояли две большие дубовые бочки с закваской. Сомневаться не приходилось. Но все-таки Калиберда сунул палец в бочку и облизал его. Закваска была хорошая. Видно, Горбачев гнал самогон не из какой-нибудь дряни, а из самого чистого сахара.