Страница 82 из 99
Владимир, конечно, немедленно откликнулся на зов Святополка и послал сказать брату своему Ростиславу в Переяславль, чтобы тот тоже собрал свое войско. Приехавши затем сам в Киев, Мономах свиделся со Святополком в Михайловском монастыре, где у них состоялось совещание о том, что делать дальше.
Отлично зная половцев, Мономах видел, что успеха над ними в это время ожидать было нельзя, а потому, несмотря на свое испытанное мужество и глубокую вражду к ним, он настоятельно требовал, чтобы были употреблены все попытки заключить с ними мир. Но Святополк и слышать не хотел о мире и во что бы то ни стало рвался в бой. Это привело к жестокой распре между князьями, причем, чтобы прекратить ее, Владимир наконец уступил, и войска обоих князей, к которым присоединился затем и Ростислав, пошли к Треполю.
Не переходя реки Стугны, в это время сильно вздувшейся от дождей, был опять собран совет. Владимир стал снова говорить: «Враг грозен; остановимся здесь и будем с ним мириться». К совету его пристали и все смышленые мужи. Но киевляне, пришедшие со Святополком, поддерживали своего князя, говоря: «Хотим биться; пойдем на ту сторону реки». Они осилили, и рать переправилась через Стугну.
Святополк вел правое крыло, Владимир — левое, а Ростислав шел посередине. Встреча с врагом произошла, когда прошли Треполь, причем наши, пустив вперед стрельцов, стали между двумя валами. Половцы обрушились, прежде всего, на Святополка. Он дрался с большим мужеством, но, когда побежали его люди, он должен был также покинуть поле сражения.
Потом половцы стали наступать на Владимира; сеча была лютая; наконец войска Владимира и Ростислава были также смяты; все в беспорядке бросились к Стугне. Здесь при переправе потонуло множество народа, потонул и юный Ростислав. Владимир, видя утопающего брата, бесстрашно кинулся за ним в воду, желая его подхватить, и едва не утонул сам.
Затем, потеряв большую часть своей дружины и всех своих бояр, печальный Владимир с телом нежно любимого брата возвратился в Чернигов. Он до конца своих дней не мог вспоминать без сильнейшего волнения об этом злосчастном дне, когда единственный раз в жизни потерпел поражение и потерял брата.
Святополк с поля битвы бежал сперва в Треполь, а потом в Киев. Половцы пошли воевать по всей земле и продолжали осаждать Торческ. Торки сопротивлялись очень мужественно; наконец, изнемогая от голода, послали сказать Святополку: «Если не пришлешь хлеба, то сдадимся». Великий князь выслал им обоз с хлебом, но обоз этот не мог пройти скрытно от половцев в город. Десять недель стояли половцы под Торческом и затем разделились: часть их осталась продолжать осаду, а другие пошли к Киеву. Святополк вышел им навстречу и опять был наголову разбит при урочище Желвани, причем у него погибло народу еще больше, чем под Треполем, и он сам вернулся в Киев, где заперся. Торческ же после этого поражения, несмотря на мужественное сопротивление, должен был сдаться от голода.
Опустошение, производимое всюду половцами, было ужасное. Они жгли села и гумна; в пламени погибло множество церквей; жителей убивали, а оставшихся в живых уводили в плен; города и села пустели; пустели и поля, никем не обрабатываемые. Печальные, измученные голодом и жаждой, с осунувшимися лицами, почерневшим телом, нагие, босые, исколотые терновником, шли русские пленники в степи, со слезами рассказывая друг другу, откуда кто родом, из какого города или из какой веси. Кроме этого несчастия и другое бедствие посетило в тот злосчастный год нашу землю: появилась в огромном количестве саранча, до сих пор у нас еще невиданная, и то, что не было разорено половцами, было уничтожено ею.
При этих печальных обстоятельствах неразумный Святополк должен был наконец смириться и просить у половцев мира, конечно, за огромные деньги. Мало того, чтобы получить его, ему пришлось жениться на дочери главного половецкого хана — Тугоркана. Без сомнения, высокомерному Святополку должно было казаться крайне унизительным это необычное родство, хотя половчанки, или «красные девки половецкие», как их называли, и отличались большой красотой.
Однако и брак Святополка с Тугоркановной не избавил Русской земли от половцев. В том же 1094 году они появились опять в наших пределах. На этот раз их привел Олег Святославич.
Этот князь-изгой после поражения на Нежатиной Ниве в 1078 году, где пали князья Изяслав Ярославич и Борис Вячеславич, бежал, как мы помним, в Тмутаракань, уже отделенную в те времена от остальной Русской земли осевшими в степях половецкими ордами. Сидя в течение шестнадцати лет в Тмутаракани, Олег не забыл своих обид, зорко следил за всем, что делается в Русской земле, и, узнав о страшном поражении, нанесенном половцами Руси вследствие пагубной самонадеянности Святополка, решил воспользоваться обстоятельствами и вернуть себе и семье своей отцовские волости. Для этого нужно было поднять руку на своего старого друга и двоюродного брата Владимира Мономаха, сидевшего теперь на столе отца Олегова в Чернигове, друга, с которым он был связан с раннего детства и у которого когда-то крестил двух старших сыновей. Но Олег слишком много вытерпел после смерти отца и, разумеется, находил достаточно оснований, чтобы искать себе и своему роду части в Русской земле.
И вот, видя наступление благоприятного для своих целей времени, он собрал большие толпы половцев, вошел с ними в Русскую землю и подступил под Чернигов, где осадил Мономаха.
Скоро окрестности города и монастыри были выжжены; восемь дней подряд билась дружина Мономаха с половцами и не пускала их в острог. Наконец Владимиру стало невыносимо жаль лившейся из-за него христианской крови и вида горящих сел и монастырей.
«Не хвалиться поганым», — сказал он и, отдав Олегу Чернигов, помирился с ним, а сам пошел на стол отца своего в Переяславль. Таким образом, во второй раз пожертвовал своими выгодами великодушный Мономах на пользу родной земли.
Он благополучно достиг с дружиной Переяславля только благодаря страху, внушаемому его именем половцам, так как Мономах мог вывести из Чернигова после огромной потери в людях на Стугне менее ста человек, считая в том числе жен и детей. «Когда мы шли мимо половцев, — рассказывает он про это в «Поучении», — то они облизывались на нас, как волки на овец».
Не посмевши тронуть Мономаха с горстью храбрецов, его сопровождавших, половцы продолжали страшно опустошать Черниговскую землю и после того как Олег утвердился на столе отца своего; очевидно, Олег противиться этому не мог, так как сам навел их, а уплатить им за оказанную услугу, кроме разрешения грабежей, он ничем другим не имел возможности.
«Это уже в третий раз, — говорит летописец, — навел он поганых на Русскую землю; прости, Господи, ему этот грех, потому что много христиан было погублено, а другие взяты ими и расточены по разным землям».
Так утвердился Олег на столе отца своего в Чернигове. Конечно, Олег имел право искать для себя и для семьи отцовских волостей; приводить с собой иноплеменные войска было тоже в обычаях времени. Но все же жестокое разорение земли, которое повлекло за собой искание Олегом своей части, не могло быть забыто на Руси. И насколько в народной памяти сохранился образ Мономаха как доброго страдальца за Русскую землю, настолько же Олег в народных преданиях изображается гордым, озлобленным и всюду приносящим с собой несчастье — Гориславичем.
Как мы увидим дальше, несмотря на благородную уступчивость Мономаха, ему предстояло еще принять от Олега немало горя.
Незавидно было житье Владимира в Переяславле. «Три лета и три зимы, — говорит он в «Поучении», — прожил я с дружиной в Переяславле, и много бед натерпелись мы от рати и от холода». Половцы непрерывно нападали на разоренную Переяславскую землю. Владимир, когда мог, отражал их и с неослабным рвением подготавливал свои силы, чтобы дать должное возмездие за поражение на Стугне и за все последовавшие затем беды.
Случай скоро к этому представился. В 1095 году пришли к Мономаху два половецких князька — Итларь и Китан — торговаться, много ли он им даст за мир. Итларь с лучшими своими людьми вошел в город, а Китан с войском стал за валами, причем Владимир дал ему в заложники сына своего Святослава за безопасность Итларя, стоявшего во дворе боярина Ратибора. В это время прибыл из Киева от Святополка боярин Славата с каким-то поручением. Славата стал сейчас же убеждать Ратибора и его родню уговорить Мономаха согласиться на убийство Итларя, так как, по-видимому, Итларь и Китан самовольно, помимо главного хана, Святополкова тестя — Тугоркана, пришли вести переговоры о мире.