Страница 5 из 43
В центре Копенгагена выставка цветов. Осенний базар. Из оркестровой раковины льется вальс.
Навстречу Петру по дорожке между шпалерами цветов идет Шапорина, стройная, в широкополой шляпе с вуалью. Лицо — «мурильевское»: выразительные глаза, добрая улыбка.
— Как это мило, — улыбается Шапорина. — Лучшего места не придумаешь… Тогда получилось неловко. Извините! Но вы!.. Право, я могла бы вас и не узнать…
— Обстоятельства… Да и я не сразу решился подойти…
— Понимаю, — улыбнулась, — это был случайный спутник…
Музыка внезапно прерывается. На сцене перед оркестром — молодой человек.
— Победительницей нашей выставки цветов признана юная фру Амстед.
Появляется героиня праздника с огромным букетом.
За столиками аплодируют.
— Прошу!..
Оркестр грянул польку. Девушка спускается с эстрады. За ней — директор выставки. У него — большая хрустальная ладья в серебре. Девушка проходит между столиками. Посетители получают гвоздики невиданных размеров. Взамен каждый бросает в ладью какой-нибудь сувенир: булавку из галстука, кольцо, деньги, цепочку и даже часы. Ваза почти полна.
— Господа! — сопровождает эту сцену тенорок молодого человека на эстраде. — Датчане любят цветы и юность. Поможем нашей очаровательной малютке развивать свое дарование и цветоводство…
Посетители за столиком:
— Маленькое уточнение: ее папа — банкир и владелец цветочных магазинов.
— Сдобненький вырастил цветок.
— За этот бутончик я отдал бы все эти гвоздики…
— Похоронила отца… Решила уехать… — Шапорина посмотрела в глаза Петру.
— Но куда?
— Сейчас в Америку…
Чуть не вскрикнув, сдержал себя Петр.
— Там тетка. Все-таки пристанище…
Вновь на полутакте обрывается музыка. Почти восторженно тенорок объявляет:
— Господа! А теперь выполним нашу гуманную миссию. Пожертвуем несчастным голодающим детям России.
Снова по дорожкам скользит директор выставки с подносом.
— Решиться на такое… — Петр взглянул на Марию Алексеевну.
— Звучит иронически… Просто нет дома, нет ничего. А после смерти отца я не могу остаться…
— Значит, надолго?..
— Пережду это страшное время. Там хоть нет голода…
На подносе — жалкая кучка монет. Директор приближается к эстраде.
Из-за столика, расположенного близ раковины, вырастает импозантная фигура банкира Амстеда. Он останавливает директора выставки и, взяв с небрежным видом несколько монет, просеивает их между пальцами.
— Я не понимаю вас, господа…
Все затихает.
Лишь двое комментируют, обмениваются впечатлениями.
— Явление второе: те же и папаша…
— …Помочь детям — значит помочь России, — продолжает банкир. — Помочь России — значит избавить ее от большевиков. Покончить с большевиками — значит спасти цивилизацию. Вот мое слово… — бросает на поднос бумажник. Аплодисменты. Амстед поднимает руку. — Иди сюда, детка…
Из-за стола выходит юная фру Амстед. В руках у нее — ладья. Передает ее отцу. Он высыпает содержимое на поднос. Один за другим подходят гости. На подносе вырастает гора вещей и денег.
— Пойдемте отсюда, — говорит Петр.
Они идут по парку. Стемнело. Фонарщики проворно зажигают лампы вдоль аллей. Доносятся звуки бравурного марша. По дорожкам снуют разносчики сбитых сливок, мороженого. Перегоняя Шапорину и Петра, растягиваются цепочки смеющихся людей. Кто-то наигрывает на концертино смешную мелодию. Компания веселится, догоняя ловкого музыканта.
— Ну, а вы? — спрашивает Мария Алексеевна.
— Вот, все еду…
— А в Бергене не помогли?
— Консульства уже не было.
— Так… — посмотрела на него внимательно. — Что же дальше?
— Посоветуйте!..
— Поезжайте, как я… Парадокс, но через Америку путь может оказаться короче! Переждете тоже…
Петр как бы размышляет над ее предложением:,
— В Америку?.. Об этом, признаться, я не думал…
— Вы же там жили!..
— …Стопроцентный американец!.. Прошу — матросское удостоверение, пропуск в Нью-йоркский порт…
— Хотите, я помогу вам…
Движется шествие. По традиции оно завершает праздник. На колеснице, в которую запряжен пони, стоит юная победительница. За ней шагают участники праздника. У многих в руках бокалы с шампанским.
Начинается фейерверк. В толпе мелькает высокий человек, сопровождавший Шапорину в порту. Он замечает свою спутницу.
— Госпожа Шапорина, идите сюда… — Берет Шапорину под руку. — Видели спектакль? Удался на славу! — Затем увлекает ее в шествие.
Снова вспыхивает фейерверк.
Шапорина уже вдали.
— Соглашайтесь… — Петр почти угадывает это слово.
— Согласен!.. — кричит он вслед.
— А не поспешили вы? — говорит Бородин Петру.
— Реальная возможность… такой не было.
— Это верно… но тогда вы едете один… очень рискованно.
— Отказаться?
— Это проще всего… утром выеду в Стокгольм, к Воровскому. Тогда решим. Через два-три дня ждите.
Шапорина в кабинете консула США в Копенгагене.
— Господин консул, неужели вы откажете мне?
— Мадам! — Консул вертит в руках документы Мравина, внимательно их рассматривает. — Царские драгоценности, документы концессий, акции… сколько угодно! Но везут наркотики, литературу большевистскую… Более того, письмо самого Ленина. Об этом сообщил из Москвы посол Штатов мистер Фрэнсис. Вот почему мы обследуем каждый корабль, как проститутку в Вашингтоне… Вы это учитываете?
— Бесспорно.
— Отлично… — Консул открывает стенной сейф, достает досье. Удобно усаживается, раскрывает папку, берет удостоверение. Одна под другой ложатся две фотографии. Фото в газете (Петр — унтер-офицер, с бородкой, в фуражке) закрывается наполовину удостоверением. Фото на удостоверении (бритое лицо Петра) перекрывается ладонью консула. Мария Алексеевна наклоняется и видит две пары одинаковых глаз.
— Что скажете?.. — На лице консула появилась усмешка.
— Я знаю про историю в Бергене. Это не он… — Шапорина поднимает ладонь консула, сдвигает газету. Видны оба фото. Полностью.
Консул глядит внимательно, пытаясь проникнуть в ее мысли.
— Мадам… как вы можете утверждать?!
Шапорина, перебивая его, твердо повторяет:
— Это не он.
— Значит, вы настаиваете!..
— Речь идет о любезности.
Консул подходит к книжному шкафу, открывает кабинетный бар. Достает вино, бокалы. Наливает.
— Вы не устаете меня удивлять, мадам…
Шапорина пригубила.
— Поедет вашим пароходом?
— Да.
— Кстати, вы знаете, «Авраам Линкольн» уходит на два дня раньше…
— Я знаю.
Консул прячет в сейф документы и достает пакет.
— И у меня небольшая просьба. Захватите это. Будьте осторожны…
— Кокаин?
— Мадам, речь идет о любезности…
Рукопожатие.
— Значит, так… — Боровский встал, подошел к Бородину. Сказал отчетливо: — Адрес, данный Петру Ивановичу этой женщиной, — явочная квартира белогвардейцев.
— Не может быть?!
— Проверено. ЧК ручается головой.
— Шапорина, следовательно…
— Совершенно верно. Работает на белогвардейцев… Связана с американской разведкой. Очень опытная.
Бородин вскакивает.
— Черт побери! Чувствовал же я!
— Промедление… Сами понимаете. Петр Иванович — человек горячий. Может допустить просчет… — Боровский положил свою руку на руку Бородина, взглянул поверх пенсне. — Поспешите, надо предупредить.
Петр еще и еще раз проверяет вещи в саквояже и на себе. Особенно жестяную коробку. В ней письмо — оба экземпляра. Спрятано надежно. Покидает гостиницу.
Бородин в поезде. Глядит в окно. Курит. Жарко. Расстегивает ворот; развязанный галстук не соответствует его франтоватому облику.