По эскалатору вниз

Может, по телефонной книге?

Йегеров было много, Куртов Йегеров только двое. Какой из них его отец? Один был зубной врач — это не тот. У другого после фамилии профессия не указана. Йоген записал адрес, сориентировался по плану города, выяснил, что искомая улица расположена совсем неподалеку от вокзала, и направился туда. «Курт Йегер» — значилось на дверной табличке. Йоген позвонил. Дверь открыл пожилой мужчина.

— Мне очень нужен господин Йегер.

— Это я. Какие у тебя ко мне дела?

— Нет, это не вы. То есть вы не тот господин Йегер, которого я ищу.

— Ты что — адреса не знаешь?

— То-то и оно. Только фамилию. И еще день рождения.

— На твоем месте я бы попробовал обратиться в стол прописки.

— Да, это мысль. Простите за беспокойство.

Сотрудник стола прописки хоть и выказал недовольство, все же порылся в картотеке и назвал Йогену нужный адрес. Время шло к обеду. Двух сосисок хватило не надолго. Хотелось есть. Судя по плану города, улица, названная чиновником, находилась почти на окраине. Неблизкий путь.

Да еще никто не открывал, сколько Йоген ни звонил, стоя перед закрытой дверью. Все верно: отец на работе, но когда-то он должен вернуться.

Йоген пошатался по улицам, стянул несколько яблок с лотка, который был выставлен перед овощной лавкой. Они помогли заморить червячка.

В четыре отца дома не было, и в пять тоже. Но когда в шесть часов Йоген решил попытать счастья еще раз, он увидел отца как раз в тот момент, когда он заходил в дом, и бросился за ним.

— Папа!

Мужчина не отнес этот крик на свой счет и не оглянулся. На лестнице Йоген догнал его.

— Здравствуй, папа!

На лице искреннее недоумение.

— Йоген! Как ты тут оказался? Совсем уж большой! Ну, давай сначала зайдем в дом.

В холодильнике у отца было много всякой еды, и Йоген жадно уминал все подряд, рассказывая при этом свою историю, которая складывалась из ответов на множество наводящих вопросов.

— И ты вот так, с бухты-барахты, взял и примчался ко мне?

— Но я не знал, куда мне еще деваться.

Отец нервно расхаживал по кухне.

— Но так ведь ничего не выйдет, хороший мой. Право родительской опеки у твоей матери, а не у меня. И я угожу в дьявольскую мясорубку, если возьму тебя к себе. Кроме того, я этого сейчас просто не могу себе позволить. Сам посуди, Йоген, в скором времени я опять женюсь. Моя невеста совсем молода, ей всего девятнадцать. Не могу же я ей с ходу подсунуть четырнадцатилетнего сына, пойми меня. Эту ночь ты сможешь переночевать тут, на тахте, а завтра решим, что делать дальше, ладно?

Йоген очень устал, но ему не спалось. Все выглядело малоутешительно. Не скажешь, что отец был неприветлив, но он явно сдерживал себя. Старался избегать чрезмерной близости, казавшейся ему опасной. «Завтра решим, что делать дальше» — так он сказал. Что он при этом имел в виду? Разве все не было предельно ясно? Йоген его сын. Он попал в тупик. И пустился в путь, чтобы разыскать своего отца, жившего за сотни километров, и нашел его. Разве этого мало? Что ж тут еще решать? Когда тебе четырнадцать, надо иметь право и на мать и на отца. Не может мать просто взять да сказать: «Отправляйся в исправительный дом!» И отцу нечего откладывать какое-то там решение на завтра. Это неправильно. А что правильно? Все. до того запуталось, что теперь вряд ли опять распутается. Утром отец был очень ласков и немного смущен.

— Я все как следует продумал, Йоген. Ты не прав, что просто удрал и прибежал ко мне. Только не пойми меня превратно. Я твой отец, хотя мы с мамой и развелись. И мне не все равно, что из тебя выйдет, поверь. И если я тебе буду нужен, ты сможешь прийти ко мне в любой момент за помощью, это я тебе обещаю. Но…

— Но ты мне сейчас нужен.

— Это все твои фантазии, Йоген. Ты ни в чем не нуждаешься. О тебе заботятся. Тебе не нравится в этом заведении? Вполне допускаю. Но ты же там не навек поселился. Тебя освободят, обязательно. Пока же надо держаться. В жизни всегда так. Не все идет по твоему желанию. Сначала наделаешь ошибок — кто их не делает! — а потом приходится расхлебывать кашу, которую сам заварил. Этого никто не минует. Одни понимают это раньше, другие позже. Вот повзрослеешь немного и тоже поймешь.

«Опять эта муть зеленая!» — думал Йоген. Хоть бы он не говорил всего того, что постоянно долдонит им Шмель. Да еще теми же словами!

— Поэтому-то я и считаю: ты совершил ошибку, что удрал. Но с ошибками дело обстоит так: на некоторых можно поставить крест и забыть, а иных уже не исправишь никогда. То, что сделал ты, поправимо. Тебе надо вернуться, Йоген. И это единственный выход из положения. Если будешь хорошо вести себя, если чуточку постараешься, то все очень скоро кончится. Ты должен выдержать! Ты же хочешь стать мужчиной?!

— Но я больше там не могу.

— Ты просто вбил это себе в голову. Вот увидишь, все обойдется. Мы сходим с тобой в комиссию по делам несовершеннолетних, и они доставят тебя обратно. Может, ты на меня сейчас обижаешься, Йоген. Я даже готов это понять. Но потом ты убедишься, что я был прав.

Он достал бумажник.

— Держи, это тебе от меня. Вдруг какая-нибудь вещица приглянется?

Купюра в пятьдесят марок!

— Я хочу лишь одного: не возвращаться!

— Бывают желания, которые человек не может осуществить. И это тоже никого из нас не минует. Очень даже неплохо уяснить это, пока молод.

Продолжать разговор с отцом было бесполезно. После того как они отправились в комиссию по делам несовершеннолетних, все помыслы Йогена были направлены на одно: улучить момент. Случай представился на остановке трамвая. Когда вагон уже подходил, Йоген шмыгнул прямо перед ним на другую сторону улицы — отец не успел и пошевелиться, — помчался дальше, свернул за угол, влетел в ближайший магазин, увидел, что ему повезло: в магазине был запасный выход. Отец, наверное, бросился за ним, проискал какое-то время, а потом махнул рукой. А может, и искать не стал, обрадовался, что избавился от дальнейших хлопот. Йогену это было все равно. Только бы поскорее выбраться из Штутгарта. И постараться избежать неприятных сюрпризов. Пятьдесят марок — таких сумм у него сроду не было. На этом можно продержаться не один день.

В первый день стояла чудесная погода. Автобус привез Йогена в соседний городишко. Там он посмотрел кино, побродил по улицам, ближе к вечеру купил себе книжку, чтоб было чем занять себя, стал подумывать о ночлеге. Деньги у него были. Номер в гостинице стоил наверняка очень дорого, да еще вопрос — пустили бы в нее четырнадцатилетнего парня без документов? На молодежных турбазах тоже удостоверение личности спрашивают, а то, что он без всякого багажа, лишь вызовет подозрение. На городской окраине Йоген набрел на сарай, в котором очень неплохо спалось.

На второй день он потратил целый час, чтобы очистить шевелюру и пиджак от соломы, после чего ему пришлось купить расческу и кусок мыла. Стрелки на брюках исчезли, костюм выглядел слегка помятым. Наверное, лучше в следующий раз снять его перед сном; однако ночи были холодными.

Когда не знаешь, куда тебе надо, то и вперед двигаешься не слишком быстро.

На третий день Йоген украл велосипед, проехал тридцать километров и бросил его на каком-то переезде. На другом велосипеде одолел еще двадцать километров.

Четвертый день накрыл его ливнем, когда Йоген находился на шоссе и укрыться было негде. В витринах следующего городка он увидел, что в костюме больше щеголять не стоило. Иначе оглядываться начнут. Лучше держаться от людей подальше. Ночью передвигаться гораздо проще — не ловишь на себе любопытных взглядов.

На пятый день у него оставалось всего пять марок.

На шестой день Йоген впервые подумал, что лучше сдаться.

На седьмое утро он проснулся опять в каком-то сарае. Все тело у него ныло. Солнце не появлялось. Деньги кончились, и он толком не знал, где он и в каком направлении шел и ехал все предыдущие дни. Это, собственно, было уже неважно. Но куда ему двигаться дальше? Без денег все еще больше усложнялось. Надо было что-то есть и пить, а просить милостыню тяжелее, чем воровать. Но воровать Йоген больше не хотел. Что же оставалось?