По эскалатору вниз

Йоген прочитал открытку за обедом, хотя господин Шаумель требовал от ребят, чтобы они читали почту лишь после еды. Он наблюдал, как Йоген читал открытку, и удивился, зная содержание, что оно вдруг заставило парня впервые за многие дни рассмеяться. Потом он увидел, как Йоген тщательно порвал открытку, будто ее измельчание представляло собой невероятно важный процесс, и сунул обрывки в карман.

— Не забудь, что ты должен сдать мне сочинение, — сказал господин Шаумель. — Название ты, очевидно, уже запомнил. Буду рад, если смогу прочитать что-то новое, а не прежний упрямый вздор.

Час спустя Йоген постучал к господину Шаумелю, зашел в кабинет и, не меняясь в лице, положил на стол лист бумаги. Затем, прежде чем воспитатель смог что-то сказать или заглянуть в сочинение, быстро вышел.

«Почему я здесь!

Я здесь, потому что воровал, потому что избил до полусмерти другого мальчика, потому что сорвал с девочки бусы. Я здесь, потому что я ни на что не гожусь и потому что я негодяй, из которого никогда ничего путного не получится. Я должен быть благодарным, что меня взяли сюда. Тут стараются, чтоб из меня все-таки вышел человек, но это не имеет смысла, из меня все равно ничего не получится, и это совсем не так плохо: никто со мной больше не захочет знаться».

И еще Йоген, сверх заданного, поставил под сочинением свое полное имя и фамилию, как будто хотел тем самым удостоверить написанное и возвести в ранг признания.

Господин Шаумель долго и очень внимательно изучал каждую строчку, перечитывая по нескольку раз, словно хотел запомнить все дословно, затем быстро взял дырокол, личное дело Йогена и подшил листок к остальным.

«Теперь он у меня в руках, — подумал воспитатель. — Наконец-то он покончил со своей строптивостью. Глядишь, из него что-то и выйдет».

Впервые он был доволен Йогеном.

— Йойо смылся!

У проведших в этих стенах довольно много времени на памяти было немало побегов, и тот факт, что кто-то из них сбежал, считался в порядке вещей, в лучшем случае давал пищу для споров о предположительных сроках поимки и возвращения беглеца.

Хотя исчезновение Йогена ничем не отличалось от всех прочих, ребятам оно показалось не совсем обычным. Йоген только что вернулся из предыдущего побега и вел себя в последние дни как-то странно.

Господин Шаумель тоже был обеспокоен, ибо после вчерашнего сочинения он ожидал внутреннего преображения Йогена, а этот новый побег перечеркивал прогноз опытного воспитателя.

Господин Катц привел в действие обычный в таких случаях механизм. Звонки к матери, которые повторялись и в последующие дни, результата не дали — он там не появлялся. Центральное ведомство по делам несовершеннолетних в Штутгарте установило, что и у отца парень повторно не объявлялся. Полиция была уведомлена и разыскивала пропавшего.

Сестра Мария остановила господина Шаумеля посреди двора и призналась ему:

— А я как раз сегодня хотела сказать Йогену, что мой брат все-таки решил взять его к себе. Я пыталась отсоветовать, но брат считает, что Йоген не такой уж плохой парень. Из этого загона он бы, мол, и сам удрал, а история с собакой всего лишь глупая шутка, с перепугу. И вот он опять исчез!

Она казалась искренне огорченной. Господин Шаумель выслушал ее и, глубоко вздохнув, сказал:

— На один миг и у меня зародилась надежда, но жизнь снова подтвердила, что от этих орлов ничего не следует ждать, если не хочешь вечно оставаться в дураках.

Добраться до своего города Йогену удалось легко. Автостоп — штука безотказная.

Ночь он провел в ларьке на стадионе. Было уже не так холодно. Наутро он стоял в подъезде дома, напротив магазина господина Мёллера, зная, что его оттуда не увидят. В восемь часов господин Мёллер открыл магазин. Сразу же за ним вышла мама, выставила перед витриной несколько коробов с товарами, снова ушла. Появились первые покупатели.

— Все ясно, — буркнул себе под нос Йоген, выскочил из укрытия, побежал вниз по улице и почти сразу нырнул в боковой переулок.

Универмаг тоже был открыт. В этот ранний час покупатели в основном домохозяйки. На эскалаторе почти никого не было.

Йоген прокатился пару раз вверх-вниз, встретил служащего, который тогда задержал его, и приветливо кивнул ему. Тот кивнул в ответ, но, похоже, не вспомнил Йогена. Ребятам, которые попадались на магазинных кражах, несть числа — всех не упомнишь.

У стойки с проигрывателями никого, кроме Йогена, не было. Прослушав несколько пластинок, он встал и не спеша двинулся дальше. Без всякой цели. К маме он идти не хотел. Она бы его тут же сдала в интернат. Но там его больше не дождутся!

Строить иллюзии — бессмысленно. Вечно ночевать на стадионах невозможно, так же как и жить ворованными яблоками. А являться каждый день в полицию и канючить: «Отправьте меня обратно!» — невыносимо.

Надо что-то придумать — не в смысле выхода: его все равно не было, — но нечто такое, что обратило бы на себя внимание. И чтоб мама об этом прознала. Она — прежде всего, ведь она первая его от себя отстранила.

И господин Мёллер пусть об этом услышит. Если бы он не отнял у него маму, все наверняка пошло бы иначе. И Аксель, да, он тоже, он со своим вопросом: «А мне одна перепадет?» И Эльвира. И его отец. И господин Катц, и господин Шаумель, и сестра Мария. Пусть все узнают, что Йоген не сдается.

Но что сделать? Неважно что, главное — поэффектнее. Чем бессмысленнее, тем лучше. Только бы освободиться — от мамы и от интерната.

— Да, говорит Катц!

— Уголовная полиция. Господин Катц, сразу хотим вам сказать, чтобы вы больше не беспокоились по поводу вашего воспитанника Юргена-Йоахима Йегера. Мы его сегодня задержали. Парень, видать, совсем сбрендил. Представьте только: четыре магазинных кражи средь бела дня — и ни разу не попадался. Украденное роздал, как он говорит, маленьким детям на улице. Потом, уже ближе к вечеру, обчистил киоск на одной из оживленных улиц. Никто ничего не заметил. Мы б и не узнали, если б он сам не рассказал. Это вчера было. Потом, если верить его словам, он разбил стекла в одной квартире, но говорить, где именно, не хочет, а жалоб не поступало. Во всяком случае, пока. В киоске он взял немного денег. И напился. А потом уселся на ступеньках у входа в магазин своего отчима и заснул, пока наш наряд его не разбудил.

— Но все это звучит как полнейший бред! Он в своем уме?

— Не знаю. Вроде не похоже, но установить это сможет только психиатр.

— Что он сказал, когда его задержали?

— Немного. «Наконец-то!» — сказал он. Только и всего.

— В любом случае благодарю вас за информацию. Где он сейчас?

— Пока под стражей. Возможно, его потом и отпустят. Он сознался в целой куче преступлений, даже в тех, которые были совершены им в неподсудном возрасте. Собственно, особых причин для задержания у нас нет. Но представьте себе: он не хочет уходить! Следователю он сказал: «Оставьте меня лучше тут!» И еще спросил: «А книжки читать в камере разрешают?» Странный парень. Ну так всего наилучшего, господин Катц!

Господин Шаумель освободил шкафчик Йогена и тщательно составил перечень предметов, которые надо было переслать родителям. Потом велел одному из подростков поменять белье на кровати Йогена и пошел к себе в кабинет.

«Я это с первого дня знал, — думал он. — Как только увидел его. Этот Йегер из тех, от кого неприятностей не оберешься. Когда столько лет на такой работе, людей насквозь видишь».

И еще он подумал: интересно, что за новенький придет на его место?