По эскалатору вниз

— Сердечно поздравляю.

Мама заговорила торопливо и запальчиво:

— Я знаю, ты не очень симпатизируешь господину Мёллеру. Но это все потому, что ты его по-настоящему не знаешь. На самом деле он прекрасный человек, Йоген, и совсем не такой, как твой отец. Со временем вы лучше узнаете друг друга и сумеете поладить, в этом я абсолютно уверена. Ты не должен думать, будто господин Мёллер что-то против тебя имеет. Ровным счетом ничего. Его волнует твое будущее, Йоген. Признаться, он тебя даже любит. Он сам мне это сказал. Но всему свое время, и вот когда он станет твоим отчимом…

— Когда же вы хотите пожениться?

— Через две недели.

— Так быстро?

— Раз уж мы решили… Через две недели устроим девичник, а на другой день, в субботу, свадьба. Довольно пышная — у деловых людей так принято. Я и пришла, чтобы передать тебе привет от господина Мёллера, он очень рад, что ты будешь с нами. Я уже с господином Катцем все обговорила. Через две недели, день в день, ты сможешь приехать домой и праздновать вместе со всеми.

— А остаться? — На мгновение Йоген раскрылся. В его глазах вспыхнула внезапная надежда.

Мать смотрела мимо него.

— Нет, остаться пока нельзя. Еще рано, Йоген. Ты же слышал, что сейчас сказал господин Катц. Еще несколько месяцев, от силы полгодика, потом можно будет подумать. И тогда… — Она помолчала, будто собираясь с духом, и продолжила уже решительнее и тверже: — Господин Мёллер считает, что нам не следует сразу же забирать тебя домой. Ради твоей же пользы. Собственно, он очень хотел бы взять тебя в ученики. Тем более, мы поженимся и рано или поздно нужен будет наследник… Но как он считает — еще не время. Слишком многие в нашем кругу знают, что с тобой произошло. И он не рискнет сейчас взять тебя в свой магазин. Начнутся разговоры, сам понимаешь. И потому он считает, что, как только ты отсюда выйдешь, он сразу устроит тебя к своему знакомому на место ученика. Там ты будешь в хороших руках. Это в нашем же городе, и ты сможешь жить либо у этого знакомого, либо, если захочешь, в общежитии. На выходные будешь приезжать к нам, а к тому времени, когда ты выучишься, вся эта история уже быльем порастет и мы спокойно заживем вместе. Сначала я была против. «Посуди, Альберт, — сказала я, — если мы его сейчас заберем домой, он уже будет не тот, что прежде, мы вместе сможем уделять ему куда больше внимания, чем я одна. Йоген ведь в принципе хороший мальчик, — сказала я. — С добрыми задатками, я это знаю». Но у Альберта свои соображения. Он должен подумать еще и о магазине, ничего тут не поделаешь. И когда он мне потом все спокойно разложил по полочкам, то знаешь, Йоген, я убедилась, что он прав, и согласилась с ним. Тебе, наверное, трудно так много сразу переварить, но придет время, и, я уверена, ты уразумеешь, что мы оба желали тебе лишь добра. В конце концов, я ведь твоя мать, а господин Мёллер тоже тебя любит.

— Да, да, пусть все так и будет, — сказал Йоген, перебрасывая с руки на руку взятую со стола пачку печенья.

— Я рада, что ты такой умница. А если ты в чем-нибудь будешь нуждаться, только сядь и напиши нам. Это и господин Мёллер просил тебе передать. Он же сразу предложил купить тебе к свадьбе новый костюм, чтобы ты выглядел как подобает, когда гости придут. Я уже договорилась с господином Катцем. Они возьмут это на себя. Тебя оденут с иголочки, а счета господин Катц потом пришлет нам.

— Очень мило.

Разговор, судя по всему, был исчерпан. Мать посмотрела на часы.

— Хочешь, чтобы я показал тебе наш дом? — спросил Йоген и похолодел при мысли, что мама вот-вот начнет прощаться.

— Мне очень жаль, Йоген, но сегодня, правда, не получится. Времени в обрез, потом надо еще кое-что купить по дороге и срочно ехать домой. Мы все в другой раз посмотрим. В следующий родительский день и отчим твой будет, и уж мы запасемся временем, идет?

— Можно и так, — согласился Йоген.

Мама полностью разгрузила свою хозяйственную сумку. Она предусмотрительно принесла пластиковый мешочек, куда Йоген постепенно переложил все гостинцы, — словом, сделано было все, чтобы оттянуть миг прощания.

— Ну, вот мне и пора, — сказала мама. — Ты не проводишь меня до ворот?

Рядом шли они весь длинный путь от административного корпуса мимо игровой и спортивной площадки, между двумя блоками, принадлежащими разным группам. Они больше не разговаривали, и Йоген в какой-то момент удивился, что мама не попросила о встрече со Шмелем, хотя это ей присоветовал господин Катц. Видимо, ей было не столь важно знать еще и мнение воспитателя, оно и к лучшему.

Ребята, игравшие в футбол, остановились и не спускали глаз с Йогена и его матери, оценивающими, жадными взглядами ощупывали пластиковую сумку, которую нес Йоген, вспоминали последний визит своих родителей или же думали о том, что их никогда никто не навещает.

— Привет, Йоген! — крикнул Свен и отпасовал мяч своим партнерам, выходя из игры.

— Это мой друг Свен, — сказал Йоген. — А это моя мама. Свен, ты не отнесешь эту сумку в комнату?

Свен взял протянутую сумку и ушел.

— Твой друг производит приятное впечатление, — заметила мама.

— Очень приятный парень, — заверил Йоген. — За ним, правда, несколько изнасилований, а вообще-то он тут один из самых приятных.

Вот они уже у ворот, мама остановилась в нерешительности, не зная, что бы еще сказать в эту минуту, но ничего в голову не приходило. Она протянула сыну руку:

— До свидания, мой мальчик. Будь умницей!

Йоген схватился за ее руку так, будто собирался сделать книксен, как маленький ребенок. Но потом вдруг приник к маме, обхватил ее, уткнулся головой в пальто и горячо зашептал:

— Мамочка, возьми меня с собой! Забери меня отсюда! Я тут долго не вынесу, мамочка! Пожалуйста! — Он не думал о том, что его могут видеть ребята из его группы, он не успел даже подумать, что стыдно вести себя так не по-мужски. Он только повторял: — Возьми меня с собой! Забери меня отсюда! Слова давались ему с большим трудом — приходилось пересиливать рыдания, потому что уже невозможно было сдерживать слезы и еще потому, что он заметил, как застыло мамино лицо после невольного сочувственного жеста, и понял: просить бессмысленно.

Она погладила его по голове, на секунду прижала к себе еще крепче и ответила:

— Ты же знаешь, Йоген, что этого нельзя. Осталось немного потерпеть. Совсем немножко. И потом, ты ведь сам сказал, что здесь очень хорошо, гораздо лучше, чем дома!

— Возьми меня! — повторил он уже без всякой надежды, и ему стало обидно, что она сделала вид, будто и впрямь поверила в его ложь.

— Выше голову, Йоген! Я скоро опять приду. А до этого ты к нам приедешь на девичник, а потом и на свадьбу. Это наверняка будет прекрасно, тебе так не кажется?

— Да, — подтвердил он, потом отстранился и добавил холодно: — Это наверняка будет прекрасно.

— Ну, вот видишь! Передать от тебя привет господину Мёллеру?

— Как хочешь.

Мама пошла, оглянулась на прощание и помахала. Йоген тоже поднял руку, но это выглядело так, будто он тянулся к маме, которая переходила улицу к трамвайной остановке, будто пытался удержать ее, но никак не мог ухватить.

Потом он стоял у забора, видел, как подошел трамвай, мама влезла, трамвай тронулся. Йоген смотрел ему вслед, и в том, как он потер ладонями глаза, сквозила плохо скрываемая злость.

Он простоял еще несколько минут, озирая улицу. Трамвай уже давно исчез из виду.

Мимо шла женщина, держа за руку маленького мальчика лет пяти-шести. И Йоген услышал, как она объясняла малышу:

— Сюда попадают непослушные мальчишки, понял?

На что малыш чуть ли не с мольбой в голосе ответил:

— Но ведь я послушный, мамочка, правда?

Йоген не стал ждать, согласится ли мать с этим или что-то возразит.

— Корова тупая! — бросил он ей вдогонку, а потом сказал громко, словно хотел сообщить это всем, кто бы ни шел мимо: — А теперь я пойду в футбол играть — с другими непослушными мальчишками. А после можете стрескать хоть все, что этот деловой господин Мёллер наприсылал. Я крошки от него не возьму! Отчим… Сейчас умру от смеха!