Страница 137 из 209
Не успел я возвратиться в свою квартиру, как принялся за купленные мною книги, и начал тотчас оные читать и сидеть за ними денно и ночно. Материя в них мне столь полюбилась, и вся история войны нашей казалась мне столь любопытною, что я чрез несколько дней вознамерился всю ее перевесть, дабы могли чтением оной пользоваться и мои товарищи и другие полку нашего офицеры. Странное, поистине, и самое легкомысленное предприятие! Я никак не рассуждал о том, сколь великое и силам моим ни мало несоразмерное предпринимаю я дело; не рассуждал о том, достанет ли мне к тому довольно время и досуга, и будет ли столько терпения, чтоб перевесть толь великие книги, а наконец не приходило мне на ум подумать и о том, стоит ли для кого предпринимать столь великий труд, и найду ли я многих и столь любопытных читателей, каков был сам. До всего того мне не было нужды; но я, следуя единственно своей охоте и сродной тогдашним моим летам пылкости и легкомыслию, принялся действительно за сей труд, и несколько дней сряду трудился над сим переводом неусыпно и так, что в короткое время написал я несколько тетрадей, и может быть, написал бы еще и больше, если бы следующее обстоятельство не поубавило во мне несколько к тому охоты, а последующая потом в обстоятельствах наших перемена — и совсем тщетный сей и пустой труд наконец не перервала и не уничтожила. А именно: написав вышеупомянутым образом несколько тетрадей, восхотелось мне получить за труд мой всю ожидаемую мзду, и дав прочесть мой перевод кой-кому из своих собратий, взять соучастие в том удовольствии, какое они при чтении оной иметь будут. В бессумненной надежде, что сие воспоследует, и учинил я сие действительно, и дал попользоваться им некоторым из любопытнейших офицеров. Но вообразите себе, сколь велика долженствовала быть моя досада и негодование, когда, вместо ожидаемой жадности к чтению, не приметил я в них ни малейшего почти любопытства и охоты к чтению, и когда некоторые, не прочитав и трех страниц, начинали уже зевать, а другие и в руки взять не хотели, но спешили охотнее к приятнейшим для себя упражнениям, то есть к игранию в карты, распиванию пуншей, к лазуканью за крестьянскими девками и служанками, в чем наиболее тогда все господа наши офицеры упражнялись и в чем наилучшее для себя находили препровождение времени. Досадно мне сие неведомо было: я бранил всех их мысленно, смеялся их невежеству и тому, что они имели столь мало любопытства, и наконец сам себе в мыслях сказал: "не стоите же вы, государи мои, того, чтоб для вас столь много трудиться и работать, а оставайтесь вы лучше при своих дурацких упражнениях; а мне не лучше ли перестать для вас дурачиться и просиживать целые дни и вечера, для удовольствия мнимого вашего любопытства, которого в вас никогда не важивалось". С того времени перестал я так над переводом сим надрываться, как до того времени, а самое сие остановило несколько и прежнюю мою работу, то есть переписывание набело моего Клевеланда и продолжение перевода оного; ибо я не лучшей мзды мог ожидать себе и за сей труд; а о том, чтоб мог он когда-нибудь быть напечатан — тогда и мыслить было никак не можно. Итак, с сего времени я хотя кой-когда и переводил, но единственно уже для своего увеселения и тогда, когда мне было делать нечего и когда прискучивало мне уже чтение.
Между тем, как мы помянутым образом из Курляндии к Торуню шли, и тут по кантонир-квартирам стояли, помышлял новый предводитель нашей армии о том, как бы ему благовременно с армией своей выступить в дальнейший поход и успеть сделать все нужные к тому приуготовления; ибо надобно знать, что война не клонилась к окончанию, но еще час от часу возгоралась больше. Успехи короля прусского в минувшую осень произвели при всех европейских дворах великие во всех делах перевороты, и все обстоятельства во многом переменились — но чему и дивиться не можно. Ни один человек в свете не думал и не ожидал, чтоб война минувшего лета таким образом кончилась, как изображено было выше, и все чудились только всем происшествиям. И поистине, ни в какую кампанию, я думаю, не бывало столько скорых и незапны переворотов счастия в несчастие, и несчастия в счастие, как в бывшую в минувшее лето. Промысл божеский, распоряжающий по-своему все происшествия военные, делал в судьбах всех воюющих держав весьма странные перевороты: пруссаков то возводил он на блестящую степень счастия, то низвергал в бездну несчастий и зол. Мы, россияне, как можно видеть из предследующего, выиграли над пруссаками баталию, а вышли из Пруссии как побежденные и разбитые. Французы мнили, что низложили и обезоружили совсем герцога Кумберландского; но слух о том не успел еще и разнестись по всей Европе, как известие уже получено, что одна из их армий совсем разбита, и что герцог Кумберландский власно как опять ожил. Цесарцы мнили, что они совсем завоевали Шлезию, и ласкались уже надеждою скоро увидеть и всей войне окончание; но вдруг получают удар за ударом, и толикие несчастия, что принуждены оставить всю Шлезию и бежать с остатками разбитых своих армий назад в Богемию.
Таковой странный переворот счастия и всех обстоятельств поразил всю Европу, власно, как ударом. Все дворы изумились, и несколько времени не знали что начинать и делать. Но скоро начались новые затеи и новые предначинания: все дворы, составляющие так называемый большой союз, то есть, наш российский, цесарский, французский и шведский, не могли спокойно перенесть толикой неудачи. Они пылали досадою и желали отмстить за все причиненные им досады и оскорбления, и по самому тому восприяли опять оружие и положили употребить еще более усилия. С другой же стороны, король прусский, видя необходимость к продолжению войны, и будучи ободрен последними своими успехами, и от того ласкаясь надеждою получить еще лучшие, начал употреблять все свои силы к приведению себя в состояние противиться своим неприятелям.
По всем сим обстоятельствам, не успела зима наступить, как каждый двор начал вновь вооружаться, и с вящим еще рвением нежели прежде. Король прусский, сколько ни хитрил и ни старался, при помощи союзников своих англичан, императрицу нашу отвлечь от союза с цесарцами и французами и сколько ни надеялся на тайные обязательства и соглашения свои с тогдашним наследником российского престола и на его себе во всем вспоможение, но министры цесарского и французского двора, происками и стараниями своими, превозмогли все его хитрости и уничтожили во многом его замыслы. Им удалось привлечь министров наших и фаворитов императрициных на свою сторону и узнав несколько о помянутых выше его тайных обязательствах у его с тогдашним нашим великим князем, произвести, наконец ту перемену, что управляющий до того всеми делами, канцлер Бестужев, свержен, и чрез то всем делам произведен лучший оборот и между прочим то, что императрица твердо предприяла продолжать войну, вместе с прочими, против короля прусского.
О вышеупомянутом тайном соглашении, бывшем тогда у короля прусского с тогдашним нашим великим князем, носились тогда одни только темные слухи, а настоящего дела неизвестно было, покуда король прусский в последующие времена не открыл сам оного при сочинении истории о сей войне. Он говорит, что и помянутый великий князь, будучи еще голштинским принцем, был весьма зол на датчан за причиненные от датского двора предкам его обиды и неспранедливости, и пылая желанием, по вступлении своем на престол, им отмстить, опасался, чтоб при тогдашних обстоятельствах ищущий себе повсюду союзников король прусский не сдружился с ними, и что самое сие побудило его просить короля прусского никак не заключать с ними союза, обещая за то с своей стороны всеми силами своими и возможностями помогать королю при тогдашней войне. Что ж касается до Бестужева, то сколько сначала шел он сам против короля прусского, столько стал сам держать его сторону, когда императрица занемогла и он, опасаясь ее кончины, прилепился к великому князю, яко к преемнику престола: а самое сие и было причиною, что он велел в минувшее лето графу Апраксину возвратиться из Пруссии. Но как граф Бестужев был свержен и сослан в ссылку и управлять делами стали иные люди, то и пошло все инако. А потому-то и велено было войскам нашим иттить тотчас опять назад, в королевство Прусское, и заняв оное, иттить в последующее лето далее и утеснять короля прусского даже в самых внутренних его бранденбургских областях, и дабы все сие с лучшим успехом можно было произвесть в действо, то не только для укомплектования армии собраны были вновь рекруты, но и составлен новый и особливый корпус, под именем обсервационного, и отправлен прямо чрез Польшу для соединения с нашею армией. И как оный весь составлен был на большую часть из наилучших людей, выбранных из старых украинских полков, то и полагалась на него великая надежда.