Страница 13 из 125
Иван Дмитриевич достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный листок и, не заглядывая в него, процитировал как собственные слова: "Прежде всего надо расчистить дорогу для свободного шествия, уничтожив царскую монархию и учредив демократическую республику, осуществив в ней все гражданские свободы, дав крестьянам землю, добившись 8-часового рабочего дня…"
— Правильно! — раздались голоса.
— В этой листовке мы рекомендуем рабочим и солдатам такие формы борьбы… — продолжал Чугурин, кивком головы ответив на поддержку. Устраивайте митинги на заводах, в казармах, на улицах. Выносите резолюции с требованиями прекращения войны, свержения царской монархии, увеличивайте число своих сторонников, идите на улицы во имя тех же лозунгов!
— Надо решительнее выступать против предателей рабочего дела, гвоздевцев, которые зовут нас, работающих в тылу, под знамена буржуазии на продолжение войны, — добавил Иван. — Я прошу высказать ваши пожелания, товарищи!
Стасова предоставила слово Скороходову.
— Сейчас архиважно привлечь к агитации среди рабочих и солдат группу межрайонцев, а также некоторые группы левых эсеров и меньшевиков, словом, всех тех, кто причисляет себя к интернационалистам, — сказал секретарь Выборгского комитета. Его интеллигентное лицо в овальных железных очках было словно озарено жаром революции. Он говорил сдержанно, но глубокая революционная страсть прорывалась в его словах. — Мы не забыли об оппортунистических колебаниях этих организаций. И все же рабочие, которые идут за ними, все решительнее выступают за мир в отличие от эсеровской и меньшевистской интеллигенции, стоящей на платформе оборончества.
Как член Петербургского комитета я могу сообщить, что главное в общении с рабочими, — продолжал Скороходов, — это печатное слово. Ему мы уделяем первостепенное внимание. За последнее время — октябрь и ноябрь — нами выпущено множество газет, брошюр и книг.
Скороходов сел. Елена Дмитриевна достала листок бумаги и прочла слова Ленина:
— "…Громадную работу развернул Петербургский комитет нашей партии. Для России и для всего Интернационала это — поистине образец социал-демократической работы во время реакционной войны, при самых трудных условиях. Рабочие Питера и России всеми силами поддержат эту работу и поведут ее дальше; энергичнее, сильнее, шире по тому же пути".
Василий Владимирович Шмидт, секретарь ПК и руководитель профсоюза металлистов, предложил направить группу агентов Русского Бюро ЦК РСДРП (б) в крупные промышленные центры страны.
— Надо помочь нашим товарищам в подготовке стачек и демонстраций к 9 января. Революционный взрыв назрел, а о дворцовом перевороте чирикают уже все воробьи на заборах.
Как-то сразу все вдруг заговорили, взволнованные сообщениями товарищей, но Стасова лукаво блеснула глазами за стеклами пенсне, постучала ложечкой по стакану с чаем.
— Товарищи, товарищи, не впадайте в анархию!..
10. Петроград, начало декабря 1916 года
Миллионщику и "общественному деятелю", почетному члену высочайше утвержденного комитета помощи раненым и увечным воинам Коновалову была приятна роль благодетеля, но хотелось, чтоб о его милосердии говорили газеты. "Слишком большие вклады я делаю, да больно мало пишут о них", думал он, усаживаясь в авто. Проехаться по госпиталям, навестить раненых таким был его план на сегодняшнее утро. А потом газеты, газеты и газеты.
В сопровождении свиты, с непременным Гришей он через некоторое время уже входил в здание госпиталя Финляндского полка на Васильевском острове.
Попечитель, светские дамы-патронессы во главе с графиней Паниной, корреспонденты встречали его у входа. Гришин телефонный звонок не пропал даром. Этот бывший студент-белоподкладочник привык к подобным акциям своего шефа, знал, что делать. Он всегда устремлялся за Александром Ивановичем, предупреждал его желания. Гриша старался стать его тенью, знать о каждом шаге Коновалова, о его письмах, связях, намерениях. Это так ценилось охранным отделением.
В одной из палат Гриша встретился с глазами сестры милосердия. Из тысячи глаз он узнал бы их сразу. Первым желанием было подойти. Но глаза смотрели строго и неприветливо, они приказывали не подходить. "Почему она здесь? А как же ее мечта — петь? Куда делся Соколов? А может быть, они расстались?"
Чего бы он только не дал, чтобы эта женщина принадлежала ему. Он вспоминал их последнюю встречу. Тогда она не понимала его. Но, может быть, сейчас поймет? Ведь он поднялся очень высоко, и возможности растут с каждым днем.
Эта мысль заставила его сделать несколько шагов в ее сторону.
— Настя, какая неожиданность! Я так рад!..
Чтобы не привлекать внимание, Настя вышла в коридор. "О чем с ним говорить?" Она тоже вспомнила о том вечере в ресторане «Эрнест», о чувстве презрения, которое тогда испытала к нему. "Но ведь время идет, может, он теперь совсем другой, жизнь и не таких ломает?"
— Здравствуй, — сказала она просто. — Я смотрю, ты стал общественным деятелем… Уже близок к Коновалову… — В ее голосе прозвучала насмешка, но Гриша не почувствовал этого. Напротив, в ее словах он усмотрел другое: она заметила его продвижение, значит, оценила, поняла.
Коновалов и свита прошли мимо и стали спускаться вниз. Гриша откланялся. Сидя в машине Коновалова, он поймал себя на том, что не прислушивается к разговору, затеянному шефом с графиней Паниной, членом ЦК кадетской партии. Анастасия опять завладела им.
11. Петроград, начало декабря 1916 года
— А теперь, я думаю, будет интересно послушать товарища георгиевского кавалера, который имеется в наших рядах, — объявила вдруг Стасова и с улыбкой посмотрела на Василия. Медведев, не ожидавший такого подвоха со стороны Елены Дмитриевны, встал, расправил гимнастерку под ремнем и несколько мгновений собирался с мыслями. Ведь он совсем не готовился к выступлению, даже не предполагал, что попадет на такое важное собрание.
— Армия готова к революции, — неожиданно для себя начал он говорить гладкими фразами, хоть сразу в листовку или прокламацию. — Солдатские массы не верят в победу, — продолжал Василий. Краем глаза он заметил, что Стасова принялась набрасывать что-то в блокнотике… "А вдруг, — мелькнула мысль, она записывает мое сообщение, может быть, оно дойдет и до Ильича?"
— Среди солдат нарастает желание скорее окончить войну. Солдаты не верят правительству, видят одну измену и предательство. Отношение и офицеров к правительству и царю также самое отрицательное. Тут свою роль сыграли и оппортунисты, и буржуазные партии, и организации типа Земгора, военно-промышленных комитетов и другие. Но призыв покончить с войной исходит только от нас — большевиков. Надо сказать, что и состав офицерства сильно изменился. На смену выбитым старым офицерам, дворянам по преимуществу, пришли новые офицерские кадры из интеллигенции, мелкой буржуазии и других слоев. Из-за большой убыли унтер-офицерского состава командование вынуждено грамотных солдат готовить на младшие командные должности, и нам преподают военную науку… А она нам пригодится и в революционных боях…
Глядя на лычки Василия, многие откровенно улыбнулись его словам, а Медведев продолжал:
— Лица командного состава сами высказывают, даже в присутствии нижних чинов, такие мысли, за которые не так давно карали каждого как преступника. Настроение всех, как солдат, так и офицеров, — открыто оппозиционное не только по отношению к правительству, но и особенно к императрице Александре Федоровне. Ее не стесняются ругать самыми последними словами, и не найдется никого, кто ее защитил хотя бы на словах. Достается и самому верховному главнокомандующему, батюшке царю. Крайне враждебно в армии отзываются о министре внутренних дел Протопопове, хотя он и привез из Стокгольма предложение германцев о сепаратном мире. По "солдатскому телеграфу" приходят сообщения об антивоенных и антиправительственных выступлениях целых полков и учебных команд. Наблюдаются случаи отказа идти в бой — такое было даже в нашем Сибирском корпусе, считающемся особенно надежным, в Новопехорском, Белограйском и Корсунском полках. Говорят о восстании солдат в Кременчуге, где поднялось свыше шести тысяч нижних чинов. Они разоружили караульную команду, захватили винтовки этапной роты, разрушили гауптвахты и освободили почти тысячу арестованных солдат. Когда прибыла команда для их усмирения, были убитые и раненые с обеих сторон. Две тысячи солдат разбежались по лесам и стали дезертирами, несколько десятков были преданы военно-полевому суду и расстреляны. В Жмеринке на распределительном пункте пять тысяч солдат устроили демонстрацию и присоединились к бастовавшим рабочим. В Гомеле в волнениях на распределительном пункте приняли участие четыре тысячи солдат. Армия поистине перестала быть опорой режима. К тому можно добавить, что в маршевых батальонах, доставляющих подкрепление на фронт, все больше рабочих, а они в первые же дни становятся активными агитаторами в окопах…