Наталья Гундарева

Так произошло и с «Зимним вечером в Гаграх». Никто из видевших этот фильм не сможет забыть финал, когда ослепительно красивая Ирина Мельникова со всеми вместе поет старый шлягер и буквально зажигает своей улыбкой, сиянием глаз всех окружающих. И именно в этом кадре открываются талант и подлинное обаяние этой женщины...

Может быть, ради этого финала и согласилась Наталья Гундарева на роль?..

А может быть (почему не позволить себе пофантазировать?!), нам стоит здесь снова вспомнить слова Константина Райкина о Наташином характере? «...Талантом и характером она была прирожденной примой, премьершей – со всеми вытекающими отсюда последствиями. При этом она была общительна, обожала компании, но такие, где она становилась центром».

В своей жизни она совсем иначе раскрывала эти черты таланта и характера, а вот у ее героини, Ирины Мельниковой, все сложилось по-другому, и пышным цветом расцвело именно премьерство, ощущение себя прирожденной примой на фоне одиночества и непонятости.

Следующей работой в кино стала роль Любови Григорьевны в фильме Ильи Фрэза «Личное дело судьи Ивановой». Известный своим интересом к проблемам семьи, взаимоотношениям взрослых и подростков, режиссер Илья Фрэз на этот раз обратился к сложной как социально, так и психологически ситуации: судья Любовь Григорьевна Иванова специализируется на бракоразводных процессах, строго наказывая виноватых в том, что семья распадается. И вот случается так, что и ее семья оказывается перед угрозой распада, – муж увлекся молодой и привлекательной учительницей музыки, появившейся в их доме. А вся эта история увидена глазами подростка Лены, дочери Ивановой, и пропущена через сознание девочки...

Казалось бы, нечто подобное было уже в биографии актрисы – судья Иванова порой напоминает Нину Бузыкину своим спокойствием, умением спрятать боль глубоко в тайниках души. Но, в отличие от Нины, Любовь Григорьевна излишне прямолинейна и в любой ситуации убеждена в собственной правоте. Профессия, наложившая отпечаток на характер, мешает женщине адекватно оценить происходящее. И никто не разберет – в чем суть семейной драмы: в том, что муж охладел к «правильной» и все на свете знающей жене, или в появлении у Лены учительницы музыки?

Слишком прямолинейно и однозначно выписанная в сценарии роль заставила актрису искать более убедительные мотивы поведения, психологически их оправдывать, докапываться до самой глубинной сути поступков. Это была интересная работа именно по поиску «человеческого в человеке», как определял Ф. М. Достоевский назначение подлинной литературы и подлинного искусства.

Петр Меркурьев вспоминает: «...Умела Наташа любые острые углы на съемке сглаживать, чудесным образом предчувствуя возникновение напряженной обстановки. А на „Личном деле...“, говорят, многое возникало из-за того, что Илья Абрамович Фрэз, будучи уже очень пожилым человеком, утомлялся быстрее, иногда путал команды. Возникала некоторая нервозность. Наташа не любила терять время зря, была заинтересована в продуктивности съемочного дня, но, в отличие от многих своих коллег, которые подчас начинают раздражаться, поторапливать съемочную группу, даже вступать в конфликт, Гундарева своей уравновешенностью, доброжелательностью, чувством юмора умело „выравнивала курс“».

И в этом сказывалось не только стремление Натальи Гундаревой полностью настроиться на работу и «снять» все отвлекающие и раздражающие моменты, но и глубокое уважение к далеко не молодому режиссеру, и желание по возможности помочь ему, обеспечив необходимую для съемок атмосферу. Она умела делать это мастерски, потому что была профессионалом в самом высоком смысле слова. Вот еще фрагмент из воспоминаний Петра Меркурьева, относящийся к съемкам фильма «Личное дело судьи Ивановой».

«Нашу общую с Гундаревой сцену снимали в обычной двухкомнатной квартире дома № 111 по проспекту Вернадского. Комната небольшая – всего метров 16, потому операторам довольно сложно было выстроить кадр. Ни Наташа, ни Лилия Олимпиевна Гриценко не роптали ни на тесноту, ни на духоту, они терпеливо ждали. Наташа подошла к зеркалу и стала примерять сережки, которые лежали на подзеркальнике: „Какая прелесть! Откуда они?“ и, взглянув через зеркало на меня, спросила: „Петь, это ты?“ Спросила так органично, что я даже не понял, что Гундарева репетирует предстоящую сцену. Я ответил: „Нет...“ Наташка рассмеялась: "Петька, так ты сценарий-то прочитал? Там по сценарию это твой подарок». Сценарий-то я прочитал, но естественность, органичность вопроса меня обескуражила: я даже не подумал, что Гундарева была уже «в круге».

Вообще, не могу не сказать о ее профессионализме. Он был во всем: и в том, что была собрана на съемке, и в том, что приходила на съемку полностью подготовленной, и в том – а это едва ли не самое главное, – как она относилась к так называемому техническому персоналу: гримерам, костюмерам, реквизиторам, рабочим. Они для Натальи Гундаревой были равноправными партнерами по работе. Кстати, на съемках «Личного дела судьи Ивановой» был такой случай. Снимался день рождения. На столе – «исходящий реквизит», то есть еда: порезанная колбаса, сыр, зелень. Реквизитор, молодая девушка, очень старательно все раскладывает задолго до съемки. Наташа говорит ей: «Я бы не советовала вам сейчас класть сыр и зелень – к съемке сыр скукожится, зелень пожухнет. Вы сыр заверните, а зелень в воду положите, а перед самой съемкой разложим, ладно?» И так просто это было сказано, тихо и деликатно, что даже ассистент режиссера не заметила, что ее подчиненная поторопилась. А у девочки-реквизитора поднялось настроение, и до конца смены она счастливо улыбалась».

К слову сказать, отношения Натальи Гундаревой с «техническим персоналом» и на съемках, и в театре всегда отличались подлинным, непоказным демократизмом. «У меня такое ощущение, что на нее никогда никто не обижался, – говорила Светлана Немоляева. – Обувщики, одевалыцики, гримеры, костюмеры не обижались, даже если Наташа их как следует припечатывала, поскольку понимали, что она это делает не просто из каприза, не потому, что у нее дурной характер, а оттого, что ее что-то действительно задело. Наташу любили... Если же у кого-то возникала сложная ситуация, Наташа умела и понять, и посочувствовать».

Середина 1980-х в каком-то смысле стала для Гундаревой переломной эпохой. Случилось так, что счастье оказалось очень близко, совсем рядом. Просто в один прекрасный день она и Михаил Филиппов, много лет проработавшие в одной труппе, взглянули друг на друга другими глазами. Вот и все.

Разумеется, складывалось их счастье не просто. Михаил Иванович был женат, их роману сопутствовали, как всегда в таких случаях, сплетни, слухи, всевозможные пакости... Это было отвратительно, но это не было главным – главное заключалось в том, что мужчина и женщина прозрели, наконец, и не только отыскали каждый свою половинку – каждый нашел сам себя...

«Миша пришел в наш театр и подружился с моим бывшим сокурсником по театральному училищу, – рассказывала Наталья Георгиевна. – Таким образом мы оказались в одной компании. Приятельствовали, устраивали розыгрыши, хохмы... Потом в театре мы так сработались, что поняли: нам нужно жить вместе. Я за него вышла замуж не потому, что он талантливый, а потому, что это он...»

В начале 1986 года Наталья Гундарева, страстная автомобилистка, попала в аварию. Несколько месяцев не могла выходить на сцену, и, конечно, ее деятельная натура буквально «погибала» от вынужденного безделья. «Очень подбодрили меня на Одесской студии, – рассказывала впоследствии Гундарева, – пригласили на роль в фильме „Подвиг Одессы“. Я им говорю: „А как же я буду играть?“ – а они мне в ответ: „У нас время военное, нам все равно, что у вас на лице“, чем вселили в меня надежду».

Так появилась в фильме «Подвиг Одессы» тетя Груня – не бог весть какая мощная работа, но сыгранная «по-гундаревски» крупно и сильно.

О работе над фильмом вспоминает Петр Меркурьев: «Жара немыслимая! На съемочной площадке – несколько сот человек. Снимают длинную панораму: процесс рытья окопов, строительство оборонительных сооружений, словом – режиссер хочет показать энтузиазм одесситов, готовых отразить фашистскую агрессию. А участники массовых сцен никак не заражаются энтузиазмом режиссера. Они сбиваются в „кучки по интересам“, подбегают к Гундаревой и стараются с ней сфотографироваться, вступить в беседу, признаться ей в своей любви. Наташа на это реагирует беззащитной улыбкой, потом просит ассистента режиссера отойти с ней в сторону: „Мы так никогда не снимем. Я же не могу исполнять свою роль и выполнять функции второго режиссера и ассистентов“. Ассистент пытается оправдаться: „А что я могу сделать, Наталья Георгиевна! Их так много, а я один“. – „Что можете сделать? Уволиться, если вы задаете такие вопросы. И еще: поставьте хотя бы тент, чтобы спрятаться от солнца, – у меня уже весь грим стек вместе с потом. Пощадите гримеров – им, кроме меня, надо всю массовку гримировать“.