Страница 50 из 78
В статье Романа Якобсона подымается вопрос о метафоричности – о тропах, но в качестве примера анализируется ораторская речь, возвышенная и обращенная в стихи.
Стихотворная речь, так же как и письмо, написанное в стихах, – это вещь особой формы, и вообще структура художественного произведения всегда образуется соотнесенностью разных структур, которые в результате создают реалистическую точность данного произведения.
Слова существуют в словарях – об этом напоминал Пушкин, но только сочетание слов – поэзия, потому что оно конкретно и выражает новое качество сообщения, или, как сейчас говорят, информацию.
Поэтика как будто опять совершила круг в своей работе. В некоторых чертах разработка теории вернулась к старой риторике – это не так плохо, если сознавать сам факт возвращения и не превращать его в повторения, видеть в нем новое приближение к пульсации сущности.
Сюжет и троп
Говорят, что для того, чтобы стать ихтиологом, не надо быть рыбой.
Про себя скажу, что я рыба: писатель, который разбирает литературу как искусство.
Мне кажется, что и здесь у Пушкина драматические коллизии выявлены не «междуглагольпыми видами».
Кажется мне, что сюжетное завершение стихотворения ходом своим отличается от остальных строк стихотворения.
Оно выдохнуто одним дыханием. Кажется, что и само слово вас, которое действительно все время сопутствует со словом я, заключает в себе драматическую коллизию.
Пушкин в любовных стихах чаще обращается к женщинам на ты.
Есть понятие литоты. Литота – фигура, обратная гиперболе. Пушкин говорил про одну семью, очень малорослую, что люди в ней так мельчают, что скоро надо будет слюнить палец, чтобы подымать кого-нибудь из представителей этого рода. Это пример литоты.
Но бывает другой тип литоты, который выражается нарочитым смягчением выражения. Если вы скажете, замерзая, чтобы не пугать соседа, что озябли, то это литота.
На Кавказе солдаты пели в походах песню:
Это литота.
Когда влюблены, то часто приходится говорить не прямо о любви. Любовная лирика – вся – если не троп, то инакоговорение.
Сюжетная литота разбираемого стихотворения состоит в том, что человек уверяет, что любовь прошла. А она не прошла. Он сам говорит о разных стадиях этой любви; он говорит об ее изменениях и тем дает сюжет анализа чувств. Кроме грамматической формы в этом стихотворении есть своя сюжетная структура со сложными перипетиями. С характеристиками качеств отношений.
Это сжатый, концентрированный роман.
Количество соотнесенных рядов в художественном произведении, в общем, все время увеличивается.
Композиционные соотношения усложняются, значение событийных связей сохраняется, но выявляется менее ярко.
Чем дальше развивается литературная форма, чем более усложняются ассоциативные связи, тем менее исчерпывает – раскрывает форму – содержание произведения однолинейный, хотя бы и блистательный, анализ.
Вот почему я так придирчиво рассматриваю опытную статью Романа Якобсона.
Свидетель со стороны
Прозаик-документалист В. Вересаев переводил Гомера и не любил поэзию. Напечатали в «Новом мире» после его смерти «Заметки для себя». Содержание «Заметок» – разбор значения тропа в поэзии, вернее, утверждение отсутствия такого значения.
Утверждения запальчивы; интересны они, может быть, не столько как заметки для себя, сколько тем, что включены в исследование Романа Якобсона.
«Заметки» заинтересовали лингвиста, вероятно, как показания незаинтересованного свидетеля.
Цитата из «Заметок для себя» В. В. Вересаева начинается сочувственным комментарием Романа Якобсона: «По свидетельству Вересаева, ему иногда казалось, что «образ – только суррогат настоящей поэзии». Так называемая «безобразная поэзия» или «поэзия мысли» широко применяет «грамматическую фигуру» взамен подавляемых тропов».
Так формулирует свидетельство В. Вересаева Роман Якобсон.
В. Вересаев (не указав на сокращение начала) привел кусок, не попавший в печатный текст «Графа Нулина»:
«Действительно, характерная особенность Пушкина – он не любит образов и сравнений. От этого он как-то особенно прост, и от этого особенно загадочна покоряющая его сила. Мне иногда кажется, что образ – только суррогат настоящей поэзии, что там, где у поэта не хватает сил просто выразить свою мысль, он прибегает к образу. Такой взгляд, конечно, ересь, и оспорить его нетрудно. Тогда, между прочим, похеривается вся восточная поэзия. Но несомненно, что образ дает особенный простор всякого рода вычурностям и кривляньям!»[108]
Вересаев сильно подрезал цитату из Пушкина и тем самым изменил ее смысл. При перепечатке он, вероятно, исправил бы неточности. У Пушкина после стиха: «Не спится графу. Бес не дремлет» мы читаем:
Тут есть «троп», и довольно дерзкий. Пушкин его отверг, потому что он знал, что и так поэму обвинят в непристойности – потом ее обвинили в «похабности».
Сравнение изменяло смысл сцены расставания графа с Натальей Павловной.
«Пожатие руки» невольно связывалось с движением хозяйки, сидящей за самоваром.
В целом виде построение дерзко.
«Троп» здесь не скрытый. «Поставленный самовар», он же «самовар кипящий», а также «кран» в устном фольклоре имел разнообразно-нескромное значение.
Приведу пример из архангельских загадок:
Горы и долы – это бока старого тульского, дважды расширяющегося самовара.
Солодить – значит по Далю «...сластить легким брожением»[111] .
Или:
В. Вересаев – своеобразный литературный нигилист. С такими мне приходится встречаться. Он сам знает, что говорит ересь, но хочет, чтобы и Пушкин был еретиком, его (вересаевского) толка, чтобы он был против того, что Вересаев считает вычурностями и кривляниями».
107
В. Вересаев цитирует неточно. Предпоследняя строка цитаты переиначена. У Пушкина: «Боится мой смиренный гений».
108
В. В. Вересаев. Записки для себя. – «Новый мир», 1960, № 1, с. 156.
109
А. С. Пушкин, т. IV, с, 508.
110
М. А. Рыбникова. Загадки. М. – Л., «Academia», 1931, с. 119.
111
Толковый словарь Даля, т. IV. М., 1955, с. 207.