Страница 21 из 78
Войско Иисуса Навина, вторгнувшись в Ханаан, истребляло соседей. Жители Гаваона были рядом с театром военных действий. В главе 9-й «Книги Иисуса Навина» жители Гаваона употребили хитрость: «...пошли, запаслись хлебом на дорогу, и положили ветхие мешки на ослов своих, и ветхие, изорванные и заплатанные мехи вина. И обувь на ногах их была ветхая с заплатами, и одежда на них ветхая; и весь дорожный хлеб их был сухой и заплесневелый» (Библия, стих 5).
Потом обман раскрылся, но жители Гаваона спаслись.
Передача хода времени через изменение качества вещей – это реальность. В сказке эта реальность усиливается и изменяется; герой берет в дорогу железный, а иногда чугунный хлеб и гложет его. Его обувь железная. Все на нем прочное и все изнашивается.
Железо и чугун – материал сравнительно молодой. В сказке скорей мы должны были бы ждать каменного или хотя бы бронзового хлеба, но древность сказки – древность художественного произведения, которое живет, подновляясь, сохраняя строение, но изменяя реализм.
Здесь дело не в материале, из которого сделан хлеб, а во времени, течение которого можно изобразить разными способами.
Время эпических песен и эпоса – плавное, неторопливое. Не спеша показывается, как седлает коня богатырь. Он седлает с той скоростью, с какой это можно сделать. Это делается с любовным умением, с описанием материала вещей, с объяснением, почему взят шелк, золото.
Подвиги совершаются быстрее.
При создании больших эпических сводных вещей, таких произведений, как «Илиада», осада, состоящая из ряда столкновений, перебивается спорами богов, которые должны решать, кто будет победителем.
Появляется параллельное время.
В «Одиссее» проведен иной метод показа времени. Там есть время события – действия, – есть другое время – рассказываемое.
Одиссей рассказывает о том, как он блуждал, пытаясь попасть домой.
Есть время замещенное, время путешествия Телемака, то есть то, что мы называли в кинематографе время перебивочное, параллельное.
В европейском романе этот способ показа времени не был изменен.
В первых реалистических «похождениях плута» – в «Ласарильо с Тормеса» – герой пересказывает свою жизнь по кускам. Каждый кусок – пребывание на определенной службе.
Куски в книге называются «трактатами», они имеют заголовки и оформлены типографически как маленькие книжки.
Описания поиска службы сокращены часто до одной фразы.
Время проходит между «трактатами».
В первом томе «Дон Кихота» материал был разбит на книги, каждая книга имела заголовок и оформлялась как отдельная книга. Конец ее тоже оформлялся, строки суживались, сходясь условным образом.
Прерывистость перехода от одного события к другому подчеркивалась типографическим образом.
То, что мы теперь называем «Второй книгой», было бы на самом деле книгой десятой.
Вторая книга – теперь второй том; он не имеет делений на книги.
На наших глазах конвенция передачи времени пропусками освоена. После того, когда Дон Кихота привезли больным, как околдованного, домой, – он поправился. К нему пришли поговорить друзья.
Они проверяют разум гидальго. Оказывается, что Дон Кихот продолжает считать себя странствующим рыцарем.
Он понимает обиняки друзей, которые его считают за сумасшедшего, и отвечает, иронизируя, как здравомыслящий человек.
Не раскрывается и то обстоятельство, что, хотя он дома пробыл только три недели, «почти месяц», за это время о нем вышла книга, она, по замыслу романа, написана по-арабски; ее перевели, напечатали; она прославилась.
Эта условность дается незамаскированной. Ничто не напоминает о том, что между выходом первого и второго тома прошло восемь лет. История Испании шла напряженно, но это не сказалось в книге: время книги отграничено, отделено от времени истории.
У Филдинга в романе «Том Джонс Найденыш» время вновь оговорено. Говорится, что его история не будет похожа на дилижанс, отходящий в определенное время.
Продолжая сравнение, можно сказать, что Филдинг провозит своих героев в их собственных экипажах, которые подаются тогда, когда предвидится выезд на событие.
Время в английском романе связано с путешествием. Путешествия тогда были длительны: дорога, остановки, столкновения в гостиницах были привычны, как бой часов.
Обращаю внимание на то, что в «Сентиментальном путешествии» Стерна само путешествие, то есть передвижение героя, замедлено и пародировано. Нет осмотра местностей, исключение представляет только Париж, но и здесь описан город, подавленный многолюдством, описаны люди, а не здания.
В частности, отмечено изобилие уродов, как следствие городской тесноты.
Положение тогдашней Франции и, в частности, страх перед Бастилией даны через метафоры.
Метафорический ряд вытесняет ряд географический.
Герой-путешественник, человек, который должен ехать, вместо этого подолгу пребывает на одном и том же месте. Несколько глав обозначены как происходящие у ворот сарая, в котором стоит экипаж. Возобладало время внутреннее, время сознания героя, его анализ событий. Произошло то, что иначе повторилось в анализе внутреннего мира героев современных антироманов.
Все сделано сознательно.
В текст романа введена классификация путешественников, в которой главной новостью является рубрика: «путешественник сентиментальный».
Путешествия обычно обоснованы розысками или спасением героини, которую хотят выдать замуж насильно.
Иногда поездкой для вступления в армию претендента.
Традиционно в старых романах пребывание в тюрьме.
«Тюремное время» иногда дает мотивировку изменения описания.
Это могло быть реальным, если бы не было постоянным. Герой живет, потом совершает какой-нибудь незначительный проступок, обыкновенно – запутывается в долгах, оказывается несостоятельным должником и попадает в тюрьму. Тюрьма как мотивировка остановки применялась Филдингом, Смоллетом и в несколько пародийном виде Диккенсом.
Пиквик садится в тюрьму добровольно. Он богат, по не хочет заплатить по ложному иску вдовы, которая утверждала, что он сделал ей предложение и потом ее обманул.
Материал романа «Посмертные записки Пиквикского клуба» пародийно-условен. Это видно и в масштабе маршрута путешествия Пиквика. Причины путешествия, события путешествия, сам клуб пиквикистов пародийны.
Это – посмертное завещание бытия старого жанра.
Вернемся назад.
Называя книгу «Историей», Филдинг хочет подчеркнуть свое право передать жизнь такой, «какая она есть», а не такой, «какой она должна быть». «История» здесь одежда реальности.
Обычно герои романа добродетельны, сдержанны и верны женщинам. Верность их изумительна, а искушения разнообразны.
Том Джонс – герой истории, а не романа. Он много ест, много пьет, все время изменяет Софье, которую он все же любит, и совершает такие рискованные поступки, как получение от аристократки, леди Белластон, за свою любовь денег. Том Джонс подкидыш, приемыш богатого человека, который не знает, что он, благодаря интриге, принял в дом собственного племянника. Потом он изгоняет этого племянника из дома, все еще не зная о его происхождении. И Том Джонс, воспитывавшийся как джентльмен, вынужден вести жизнь привлекательного проходимца, идущего охотно на исполнение чужих желаний и всеми прощаемого. Он вне общества и тем привлекателен.
Том Джонс живет не по законам морали, а по потребностям сильного, красивого человека. Перед нами «достоверная работа историка» с вымышленным героем.
Филдинг считает, что он «...творец новой области в литературе», – он создает выборочную историю, которая сама руководит расписанием движения карет – глав; что он не историк: он писатель – хозяин времени. «Пусть же не удивляется читатель, если он найдет в этом произведении и очень короткие и очень длинные главы, – главы, заключающие в себе один только день, и главы, охватывающие целые годы, – если, словом, моя история иногда будет останавливаться, а иногда мчаться вперед».