Истребивший магию

Олег, к ее разочарованию, лег по другую сторону костра, хотя ничто не мешало лечь рядом, а там мог бы словно невзначай, якобы во сне, закинуть на нее руку, и тогда бы она могла с возмущением ее сбросить, как отвратительную змею, и покричать о мужском скотстве, о грубости, о дикости…

Правда, потом и она, уже в глубоком сне, во сне можно, могла бы прижаться к нему, сильному и надежному, этого у него не отнимешь, несмотря на все его недостатки, и даже если бы обнял ее за плечо, сделала бы вид, что крепко спит и не чувствует, зато так намного защищеннее и уютнее, чем сейчас, когда от костра слишком жарко, можно вообще загореться, а со спины не только холодно, но и страшно.

И все-таки даже на расстоянии она чувствовала исходящую от него уверенность и защиту, повозилась, заворачиваясь в одеяло, как гусеница в кокон, а уснула быстро и неожиданно.

Проснулась, чувствуя себе свеженькой, отдохнувшей и даже не голодной. Что-то есть в присутствии большого сильного мужчины, когда если умом и страшишься, но верный женский инстинкт говорит, что на такого можно положиться, все сделает и обо всем позаботится.

Даже конь спокойно дремлет, как только его не увели эти разбойники. У них же расчет был и на то, что от волчьего запаха кони в ужасе безумеют и разбегаются, обрывая любую привязь.

От костра идет надежное сухое тепло. Толстый слой серого пепла, легчайшего и просто невесомого, покрывает крупные комья углей, и когда легкий утренний ветерок сдул с боковых серое покрывало, обнажились с кулак размером пурпурные раскаленные комья.

Послышались шаги, волхв вышел из-за дуба, такой же широкий в плечах, невозмутимый и вообще чем-то похожий, хотя, конечно, назвать его дубом — обидится. Так что надо попробовать.

— Доброе утро, — сказал он.

— Утро доброе, — ответила она. — Ты что, на охоту ходил?

— Не люблю зверей бить, — ответил он. — Да и зачем?

— Как зачем? — переспросила она. — А ваши звериные мужские инстинкты тешить?.. Заодно и на жаркое добыть…

— По ночам сплю, — сообщил он. — А еды у нас хватит.

Она кивнула:

— Да, после вчерашнего застолья как раз осталось на скромный завтрак…

Он молча вытащил из мешка и развернул сверток с едой. Она широко распахнула глаза: вчера казалось, что опустошили припасы больше чем наполовину, но сегодня все цело.

— У тебя что, — спросила она с тайной надеждой, — волшебная сума?

Он коротко усмехнулся:

— Это из второго мешка. Будь повнимательнее, ты бы заметила, что у меня их два.

Она промолчала. Вообще-то видела оба, равномерно с двух сторон позади седла, но полагала, что там только одеяла, огниво и прочие необходимые в путешествии вещи.

— Ты запасливый, — похвалила она. — Хозяйственный даже.

Он изумился:

— Я?

— Что, никогда не слышал?

— Впервые, — признался он. — Как только меня не обзывали, но чтоб еще и хозяйственным…

Он не стал бросать в костер оставшийся хворост, только взмахнул широкой ладонью, и пепел послушно улетел, обнажив крупные алые угли.

Она смотрела, как он умело разогревает мясо, по скупым движениям чувствуется опыт, долгие годы путешествий и ночных бдений перед костром.

— Тебе хорошо, — сказала она со вздохом.

— Хорошо, — согласился он, посмотрел на нее и поинтересовался: — Чем мне так хорошо?

— Не сидишь на месте, — пояснила она. — А вот меня хотели заставить. Уже и жениха нашли… Родовитого, богатого. Отвертеться никак не удавалось…

— Пришлось удрать? — поинтересовался он с сочувствием.

Она кивнула.

— Как ты догадался?

— Да ты вся удратая, — пояснил он. — Бери вот сыр, пока свежий. И мясо… а то клюешь, как воробей.

— Спасибо, — ответила она польщенно.

Он добавил:

— Вчера жрала в три горла, как свинья ненасытная, а сегодня какая-то вялая. Не заболела?

— Я сама лекарь, — огрызнулась она.

— Болеют и лекари, — сказал он рассудительно.

Остатки завтрака не стал бережно собирать в узелок, а разложил вокруг костра. Пусть, дескать, муравьи полакомятся, а там и другие зверушки попробуют городской еды, надо делиться с малыми и сирыми…

Конь подошел на свист, Олег взгромоздил ему на спину седло, Барвинок собрала и завязала потуже мешки. Наконец Олег поднялся в седло, протянул ей руку, и снова она удивилась, с какой легкостью он поднял ее, хотя, увы, даже не сделал вид, что забыл, где она сидит, и не попытался посадить впереди себя.

Сердитая, она молча держалась за его пояс, конь сперва шел неторопливой рысью, а потом она обнаружила, что встречный ветер ревет справа и слева с такой мощью, словно она, уцепившись за волхва, падает с ним с горы.

Ее подмывало спросить ехидно, как он заставляет коня мчаться так шибко, бедное животное падет скоро, не жалко ли такому сердобольному, что даже муравьев жалеет, но волхв выглядит таким серьезным и сосредоточенным, что так и не решилась раскрыть рот.

Впереди выросла гряда зеленых, как лягушки, холмов, приблизилась. Она рассмотрела множество овец, покрывающих подножья, как снег. Конь бодро промчался между двумя изумрудными горами, пахнущими свежей травой и цветами, она за спиной Олега ахнула и приподнялась, стараясь рассмотреть через плечо.

За холмами цветущая и широкая долина, а в ней богатейшее село, что уже не село, а город, хотя возле каждого дома немалый огород, роскошный сад, во дворе из сараев выглядывают коровы, козы, овцы. Посреди села большое озеро, берега выложены камнем, утки и гуси плещутся на одном конце, на другом — детвора визжит и брызгает друг в друга водой.

Дома все как один каменные, с трубами, крыши из празднично-красной черепицы, у многих по стенам взбирается виноград. Конь все еще двигался ровным галопом, она рассмотрела крупные, налитые соком гроздья. Между домами широкие дорожки, одни вымощены камнем, другие просто посыпаны песком золотистого цвета. Немногочисленные люди на улице одеты непривычно богато. Богато и чисто, словно и не в селе живут, где коровы, навоз, работа с землей, а в прекрасном краю сплошного праздника…

— Прекрасно, — выдохнула она, — просто прекрасно! Это еще лучше, чем то село, которое ты так хвалил!

— Да, — ответил Олег без улыбки, — село просто изумительно. Это же надо так…

Она с некоторым сомнением смотрела в его прямую спину, как-то сказал без восторга, хотя такого в самом деле замечательного села она еще не видела.

Олег начал придерживать коня, вертел головой, она дышала глубоко и мерно, наполняя легкие чистым воздухом, пропитанным ароматом цветов.

— И люди, — сказала она. — Наконец-то увидела счастливых людей! И счастливую жизнь.

— Счастливой жизни не бывает, — пробормотал он. — Бывают только счастливые дни.

Она отмахнулась и первой соскочила на землю.

— Думаю, — сказала она уверенно, — здесь и я смогу купить коня.

— Да, — согласился он, — село выглядит, да.

Из домов выходили люди, деликатно останавливались на крыльце, на пороге, давая гостям осмотреться. От группы рассматривающих немолодых крестьян, которых и крестьянами не назовешь, отделился плотно сбитый мужчина средних лет, чисто и опрятно одетый, выбритый до синевы, волосы тщательно промыты и аккуратно подстрижены. На входящих в село посмотрел со странным выражением удовольствия, надежды и ожидания.

— Приветствую гостей, — сказал он приятным уверенным голосом, — я Кондратий, деревенский староста.

Она сказала весело:

— Деревня такая большая, что вы уже сельский староста, а не деревенский!.. Меня зовут Барвинок, а этого молчуна — Олег. Мы едем в Коростень, но будем рады переночевать здесь…

Староста вежливо поклонился, голос его прозвучал бархатно, в нем слышались сила и достоинство:

— Будем рады. Добро пожаловать в Цветущий Край.

— Цветущий Край, — повторила она счастливо. — Это ваше село так называется?

Он ответил с поклоном, полным достоинства:

— Да, так называется наша деревня.

— Даже название какое милое, — сказала она с чувством. — Ох, как я вам завидую!