Истребивший магию

Он подумал, кивнул:

— Не знаю. Ложись.

Она сказала еще саркастичнее:

— Вот так сразу?

— Ложись, дура, — велел он грозно.

Она раскрыла рот для возмущенной отповеди, да за кого он ее принимает, да кем считает себя, да кто ему дал право, но кусты затрещали и оттуда выметнулись крупные серые тела. Сильно и страшно пахнуло волчьим духом. Олег уже с посохом сам неуловимо быстро шагнул навстречу и чуть в сторону, в его руках через мгновение уже вращается сверкающий в огне костра круг, багровые блики швыряет в темноту, и там слышится злое шипение.

На него бросились сразу с трех сторон. Она услышала два резких удара, третий успел ударить его дубиной, совсем не волк, как она думала, но Олег подставил плечо, и тут же нападавший согнулся в поясе, упал и задергал ногами. Двое ухватили оцепеневшую Барвинок, почти сразу перед ее глазами мелькнул конец посоха, глухой удар, словно по дереву, на нее брызнуло теплым.

Последний еще не понял, что случилось, и потащил ее по направлению к кустам, однако обмяк, руки разжались, а когда Барвинок с отвращением освободилась, тяжело завалился лицом вниз. Между лопатками холодно поблескивает резная рукоять ножа, лезвия не видно совсем.

— А где волки? — возопила Барвинок.

— Их и не было, — ответил он.

Она оторопело смотрела, как он выдернул нож, тщательно вытирал темный от крови клинок, пока не заблестел, сунул в ножны.

— А кто был?

— Может быть, — поинтересовался он сумрачно, — сама догадаешься? Ты же у нас умная.

— Грабители, — озадаченно произнесла она. — Но почему так пахло волчьим духом?

— Чтобы думали на волков, — сообщил Олег. — И готовились отбиваться от них. Непонятно?

Она смотрела на разбросанные тела с отвращением и страхом. У всех на головах шапки из волчьей шкуры, штаны и сапоги оторочены волчьим мехом, а на плечи наброшены волчьи шкуры. Никто не сдвинулся с момента, кто как рухнул, она преодолела страх и отвращение, ее дело — лечить, пугливо опустилась возле одного, осмотрела голову.

— Что скажешь? — спросил Олег.

Голос его звучал насмешливо и одновременно грустно.

— Ты его убил, — ответила она сердито.

— А вот этот?

Она оглядела второго и ответила еще рассерженнее:

— И этот мертв!

— Хорошо, — сказал он удовлетворенно и, ухватив их за ноги, тут же уволок в темноту. Она проводила его злым взглядом, но тут же ощутила, как страшно и одиноко одной, хотя и костер уже не просто горит, а довольно ревет, с щелканьем зубов пожирая новые ветви, и волхв ушел явно недалеко.

Вернулся Олег в самом деле скоро, поинтересовался деловито:

— Как остальные?

— Мертвы, — сказала она глухим голосом.

Он ухватил за ноги еще двух и утащил по земле так же просто, как муравей тащит большого жука. Она чувствовала, что ее трясет все меньше, холодный ужас испаряется, обратила внимание на свежую кровь на рукаве…

Когда Олег вернулся за последним трупом, его спутница в ярости пинала труп, стараясь сделать ему побольнее. На появление волхва даже не обратила внимания.

Он в удивлении покачал головой:

— Ты чего вдруг такая злая?

Она изумилась, красная от гнева:

— Я? Злая? Да ты знаешь, что этот гад сделал?

— Материк опустил в океан? — поинтересовался он озадаченно. — Или сжег полстраны?

— Хуже! — прокричала она. — Я из-за него обломила ноготь! Ты видел, какие у меня красивые ногти? Не бреши, ты не мог не заметить!

Он спросил с недоумением:

— Ну и что? Отрастет…

Она взвизгнула негодующе:

— Ты не понимаешь? В самом деле не понимаешь? Ну откуда такие дикие берутся? У женщины всегда должны быть красивые ногти! Ежедневно!

Он сдвинул плечами.

— Да какая разница, какими царапаться.

Ее ярость была так велика, что лишь распахнула огромнейшие, как высокогорные озера, и дивно синие глазищи, грудь приподнялась, набрав воздуха для возмущенного вопля, но так и застыла, не понимая глубины такой дикости.

Он ухватил последнего убитого разбойника опять же за ногу и уволок в темноту. Некоторое время трещала галька, слышались шаги и шорох, потом все затихло.

Олег вернулся спокойный, отряхнул ладони:

— Ну, а теперь…

— Значит, — прошипела она, как рассерженная змея, — ногти только для царапанья?

Он хмыкнул:

— Когда я такую дурь говорил?.. Нет, конечно. Ногти в основном для чесания. Правда, это у нас, мужчин. У прочих — не знаю, не задумывался… Есть хочешь?

Она приготовилась завопить, но ощутила, что в самом деле сильно и уже давно хочет есть, спросила помимо воли:

— А разве у нас что-то есть?

Глава 10

У него, конечно, оказалось и мясо, и сыр, и хлеб, все аккуратно завернутое в чистое полотно, хлеб свежий и мягкий, сыр пряный, мясо будто только что со сковородки, а в отдельном узелке мелкая белая соль, совсем не похожая на обычно серую и крупнозернистую.

Она думала, что после пережитого неделю в рот ничего не возьмет, однако еда выглядит так аппетитно, а этот грубый человек уже принялся жрать, именно жрать, да с таким аппетитом, что она не выдержала и, сдерживая себя, замедленными движениями взяла ломтик сыра и положила на скибку хлеба.

В ноздри ударил дразнящий запах, она так же медленно откусила, все еще пытаясь соблюдать манеры, но решила, что дикарь все равно не оценит, глупо перед ним стараться, и дальше вела себя достаточно искренне.

— Волки не набросятся? — спросила она с набитым ртом.

Он спросил с удивлением:

— С какой стати?

Она сказала саркастически:

— Да-да, с какой! Они и на живых охотятся, а тут вблизи пять трупов! А запах свежей крови слышно далеко…

— Ешь, — сказал он мирно. — Я их сбросил в глубокую щель тут поблизости. Пусть достают оттуда, если решатся.

Она сказала озадаченно:

— Я не заметила никакой щели…

— Это с той стороны, — объяснил он.

— Сколько же у этих деревьев сторон, — пробормотала она. — Слушай, ты такой предусмотрительный. У тебя даже соль… Часто странствуешь?

— Почти всю жизнь, — сообщил он.

Она помолчала, такая глупость не укладывается в голове, но у мужчин дури много, кивнула на его амулеты:

— Зачем?

Олег посмотрел с вопросом в глазах.

— Обычно их прячут, — пояснила она. — Либо дома в потайных местах, а если в дороге — под одеждой.

Олег пожал плечами:

— Не люблю ссор. Когда видят, что у меня их вон сколько, сразу смирнеют.

— Наверное, — сказала она задумчиво, — это тоже хорошо. Хотя и непонятно.

— Что непонятно?

— Почему избегаешь драк, — пояснила она. — Мужчины с такими кулаками обожают подраться.

— Драки ничего не дают, — сообщил он.

— А тебе надо, чтоб давали?

— Да.

Она фыркнула.

— Посмотрите на него. Какой мирный!.. Хотя да, камешки у тебя очень непростые. Я половины даже и не знаю. Если бы вот те не были на почетном месте, я бы решила, что в самом деле простая галька.

— Лучше всех поет, — заметил он, — самая простая и невзрачная птичка. Соловей, если о такой слыхала.

Она сказала задиристо:

— Это я слыхала! Удивительно, что и ты слыхал. Тебе же медведь на ухо наступил.

— Зато ничего больше не оттоптал, — сообщил он скромно.

Она сказала радостно:

— Но-но, не намекивай!.. Я девушка гордая. И твои зеленые глаза на меня не действуют. Не вздумай лезть ко мне ночью.

— Хорошо, — согласился он оскорбительно легко. — Не вздумаю. И ты тоже.

— Что-о?

— Не лезь ко мне, — объяснил он. — У меня обет целомудрия.

Она охнула в великом возмущении:

— Я лезть к тебе?.. Да что ты о себе возомнил? Я вообще рыжих не выношу!

Она легла поближе к костру, хотя не зябко, но страшно, вдруг из темноты протянется хищная лапа и цапнет ее за ногу, потому она старательно подгибала их, подтягивала к подбородку и скручивалась так, что только спина горбиком со всех сторон, а она внутри, как свернувшийся клубочком еж.