Страница 18 из 111
ментальные концепции хасидизма. Полное разграничение сфер
бытия грозило лишить хасидизм его самой прочной из основ
- учения о том, что искры Божий заключены во всех вещах
и творениях, во всех мыслях и побуждениях; эти искры побужда-
ют нас освободить их из плена; с этим учением связано положе-
ние о душевно-телесной сущности человека, согласно которому
человек в состоянии обратить все свои побуждения к Богу. Прос-
того человека больше не просят преобразовать свои "посторон-
ние мысли"; его просят отвернуться от них, и это влечет за собой
отказ достичь всеобъемлющего единства. Считается, что только
высшие люди не боятся контакта с силами искушения. (В этом,
несомненно, Хабад перекликается с некоторыми предостережени-
ями равви Эфраима из Садилкова, внука Баал Шема.) Но в своем
стремлении показать, что человеку для спасения необходим ра-
зум, Шнеур Залман умаляет важность собственного служения,
сущностно необходимого, согласно учению Баал Шема и особен-
но Великого Маггида, великую службу цадика как космического
помощника и посредника. Вещи, неправильно употребляемые,
отвергаются вместе с самим неправильным употреблением. Но
несмотря на все это, особые воззрения Хабада недопустимо
истолковывать как стремление к расколу. Сам рав подвергался
нападкам митнагдим*, противников хасидим, не меньше, если не
больше, чем другие цадиким его времени. Равви, настроенные
враждебно к хасидим, устраивали против рава заговоры и неод-
нократно добивались его ареста. Шнеура Залмана заключили
в Петропавловскую крепость в Петербурге, где подвергали дли-
тельным допросам. Его обвиняли в искажении учения Баал Ше-
ма, об истинности которого он открыто заявлял. Один цадик
сказал о Хабаде - и был недалек от истины, - что это учение
похоже на заряженное ружье в руках человека, который и стре-
лять может, и цель знает, да только у ружья нет спускового
крючка, чтобы выстрелить. И все же и в этой ветви хасидского
движения с ее рационализированным мистицизмом (развитию
которого способствовали рациональные тенденции литовского
еврейства вообще) нашли свое выражение давние стремления
души народа. Реальная жизнь равви Шнеура Залмана, цадика, со
своими хасидим - сердечнее и прочнее, нежели его холодная
доктрина, и поэтому рав причислялся своими учениками к плеяде
выдающихся людей, вновь обративших свои учения к изначаль-
ным принципам хасидизма. Несомненно, в самом раве ярко
горело "пламя" хасидизма. Легенды рассказывают о нескольких
случаях из его жизни, в которых ясно видна страстная личная
религиозность рава; близость* его к Богу ярко выражена в его
песнопениях, часть которых известна просто как "мелодии рав-
ви". Иногда они напоминают своего рода каббалистическую
песнь, в других случаях вращаются вокруг слова "Татениу"
(уменьшительное от слова "отец", "папа"), посредством которо-
го обращаются к Богу. Всегда, и во время праздника, и пребывая
в одиночестве, хасиды-последователи Хабада поют эти песни,
выражая с их помощью свое рвение и обновляясь ими.
Наставником равви Шеломо из Карлина был Аарон из Кар-
лина, учившийся вместе с Шеломо у Великого Маггида. Позднее
Шеломо стал в Карлине преемником Аарона. У равви Шеломо
молитвенное рвение было гораздо более строгим, чем у Леви
Ицхака, поскольку Леви Ицхак молился ради людей, а Шеломо
- ради самой молитвы. Равви Шеломо, как никто другой, вос-
принял всем сердцем учение Баал Шема о том, что перед началом
молитвы человек должен быть готов умереть, потому что само
существо молитвы требует от молящегося полной самоотдачи.
Молитва была для него грандиозным и рискованным предпри-
ятием, которому необходимо отдаваться целиком, так, чтобы
невозможно было думать ни о чем другом, чтобы невозможно
было даже представить, что после молитвы что-либо будет.
С юных лет эта способность к самоотречению сделала молитву
равви Шеломо необычайно сильной. Перед тем как представить
его Великому Маггиду, равви Аарон рассказал учителю о том,
как накануне Иом-Кипура молодой Шеломо произносил слова
"Сколь славно Имя Твое по всей земле!" так, что ни одна из
падших искр Божиих не осталась невознесенной. Существует
замечательная история о том, что некоторые из хасидим Тании
пришли к Шеломо и впали в продолжительный экстаз, пока он
произносил псалом перед тем, как благословить их. Таниа и сам
высоко отзывался о Шеломо, говоря, что он "на ладонь выше
мира". Но также рассказывают, что после того, как равви Мен-
дель из Витебска уехал в Палестину и некоторые его хасидим
думали присоединиться к равви Шеломо, Таниа отговорил их
теми же самыми словами: "Как же вы можете отправиться
к нему? Ведь вы знаете, что он - на ладонь выше мира!"
- подразумевая, что, хотя экстазы Шеломо весьма похвальны,
они не имеют для людей большой пользы. В этих словах кроется
ключ к разгадке того, что произошло между этими двумя равви
позже. В период кризиса хасидской школы в Карлине, вызван-
ного главным образом растущим влиянием Тании, равви Шело-
мо решает поселиться в районе Витебска, который ранее был
областью равви Менделя, но к тому времени уже попал в сферу
влияния Тании; поэтому равви Шеломо пошел к нему, прося
о согласии на переселение. Рав выдвинул три условия, глубоко
характеризующих и Шеломо, и его самого: равви Шеломо не
должен с пренебрежением относиться к книжникам; он не должен
пренебрегать "естественным благочестием" (то есть благочести-
ем без экстаза); он не должен впредь говорить, что цадику
следует в первую очередь пасти свою паству (этой фразой Шело-
мо выражал мысль, что главная функция цадика - быть посред-
ником). Шеломо принял два первых условия, но отказался при-
нять третье и поэтому не стал переселяться. Позднее он снова
приезжал к раву, и между ними была продолжительная дискус-
сия, о которой - как считают хасидим - последователи Хабада
- и говорить-то не стоит из-за ее скандального характера.
В период трагической для Польши войны 1792 года, во время
которой Шеломо умер, он молился за Польшу, а Таниа, как
и двадцать лет спутя во время войны с Наполеоном, - за
Россию. Согласно традиции, считающей Шеломо из Карлина
реинкарнацией первого, страдающего Мессии, который возрож-
дается "из поколения в поколение", равви Шеломо был убит
казачьей пулей во время молитвы, но и после смерти он продол-
жает свой молитвенный подвиг.
Самый младший из учеников Великого Маггида, равви Изра-
эль, маггид из Кожниц, явил более благородную и более цельную
форму молитвенной способности, отличавшей равви Шеломо.
Легенды повествуют о том, что Баал Шем обещал одному пере-
плетчику и его жене, что в преклонном возрасте у них родится
сын, потому что в субботу они обрадовали его сердце своей
радостью. Их сын, равви Израэль, был очень слабым, в течение
всей жизни много болел и часто был на пороге смерти, но его
молитвы обладали такой силой, что целые толпы верующих на
молитве завороженно смотрели на его тщедушное тело, словно
бы перед ними был прославленный генерал. Когда Великий
Маггид умер, равви Израэль стал учеником равви Шмелке, за-
тем, после смерти Шмелке, - учеником равви Элимелека, затем
- учеником равви Леви Ицхака. В самом расцвете своей жизни
и деятельности он все равно еще желал оставаться учеником.
Когда равви Израэль цитировал слова талмудических или более