Страница 11 из 111
вдохновляется. Квинтэссенцией этой жизни являются отношения
между цадиком и его учениками, в рамках которых разворачива-
ется взаимодействие вдохновляющего и вдохновляемых во всей
их чистоте. Учитель помогает ученикам обрести самих себя,
а в час^ отдаленности они в свою очередь также помогают
своему учителю вновь обрести самого себя. Учитель зажигает
души учеников, и они, окружая его, освещают жизнь учителя
зажженным им светом. Ученик спрашивает и, спрашивая, неосоз-
нанно вызывает ответ, который дух учителя не смог бы создать
без стимулирующего воздействия вопроса.
Иллюстрацией возвышенного назначения ученичества могут
служить два "чудесных предания".
Однажды на исходе Йом-Кипура* Баал Шем пришел в сильное
смятение духа, потому что луна не могла пробиться сквозь облака,
а он поэтому не мог произнести благословение новой луны*,
которое в этот час, час, когда Израиль подвергался смертельной
опасности, должно было быть особенно действенным. Тщетно он
напрягал душу, стремясь изменить к лучшему состояние неба. Тем
временем его хасидим, ничего не знавшие о страданиях учителя,
начали танцевать, что они делали ежегодно в это время, пребывая
в радостном возбуждении от службы, совершенной их наставни-
ком, службы, подобной той, что совершал в Храме Иерусалима
первосвященник. Сначала они танцевали в дальней комнате дома,
где жил Баал Шем, но затем в своем восторге достигли они
комнаты учителя и продолжили танец вокруг него. В конце концов
они уговорили его присоединиться к ним. И тогда луна пробилась
сквозь облака и засияла на небе удивительно ярким и чистым
светом. Радость хасидим вызвала то, чего не могла добиться душа
самого цадика даже в крайнем напряжении своих сил.
Среди учеников равви Дов Баэра, Великого Маггида, величай-
шего из учеников Баал Шема, равви Элимелек был человеком,
сохранявшим в себе живую традицию и школу первых настав-
ников. Однажды, когда его душа вознеслась на Небо, он узнал,
что своей святостью он восстановит разоренный алтарь в святи-
лище Небесного Иерусалима*, связанного со святилищем Иеру-
салима земного. Вместе с тем он узнал, что его ученики помогут
ему в этом деле восстановления. Однажды, во время праздника
Радования в Законе*, двое из учеников равви Элимелека отсутст-
вовали. Это были равви Иаков Ицхак, позднее ставший Люблин-
ским равви (Ясновидец), и равви Авраам Йошуа Хешель, позднее
- равви в Апте. Небеса говорили равви Элимелеку, что Иаков
Ицхак принесет в святилище Небесного Иерусалима Ковчег,
а Авраам Йошуа Хешель - скрижали закона. Но ни того ни
другого не было! И тогда цадик сказал своему сыну: "Восемнад-
цать раз я мог бы воскликнуть: "Восстань, Господи!" (как взывал
в древние времена Израиль, обращаясь к Ковчегу, за которым
шел в сражение), но все это будет бесполезно".
Во второй истории ученики участвуют в деятельности цадика
как совершенно самостоятельные люди, в первой же - как
"святая община". Последняя форма, форма коллективного дейст-
вия, несомненно более важна, хотя существует и множество
разнообразных преданий об индивидуальном воздействии учени-
ков на деятельность цадика. Община хасидим, образующаяся
вокруг цадика, особенно ближний круг тех, кто постоянно нахо-
дится с ним или - по крайней мере - регулярно его посещает,
воспринимается как мощное динамичное единство. Цадик един
с этим кругом учеников как в молитвах, так и в поучениях. Они
- объект его молитв, и он не молится за них только словами; он
молится за них как средоточие их сил, в котором собираются
лучи от пламени души их общины и истекая из которого это
пламя смешивается с огнем собственной души цадика. В субботу,
во время третьей трапезы*, когда наставник читает Писание
и открывает тайный смысл его слов, его поучение обращено к его
хасидим: они - то силовое поле, где его слова, попавшие туда,
вызывают стремительный рост духа, подобно тому как упавшие
в воду маленькие камешки вызывают далеко расходящиеся по
воде круги. Такова подлинная трапеза! Мы сможем приблизиться
к пониманию ее силы и благости, только когда поймем, что здесь
все - каждый, кто до предела отдает себя другим, - объединя-
ются в некое восторженное целое, способное образовываться
только вокруг не менее восторженного центра, который, благода-
ря своему подлинному бытию, соединяет всю целостность вокруг
себя с божественным центром всего сущего. Эта живая связь
порой проявляется странным, даже гротесковым способом, но
даже гротеск здесь - такой подлинный, что и он достоверно
свидетельствует о подлинности стоящих за ним импульсов. Поэ-
тому хасидизм не следует интерпретировать как некое эзотеричес-
кое движение; его следует понимать как нечто, что заряжает
людей какой-то исконной жизненной силой, которая - как всякая
исконная жизненная сила - иногда проявляется в довольно
примитивных формах. Именно эта жизненная сила придает осо-
бую интенсивность отношениям между хасидами. Общая привя-
занность к цадику и святой жизни, которую они ведут, связывает
хасидим друг с другом, и не только в радостные часы общих
молитв или совместных трапез, но во все часы повседневной
жизни. В моменты восторга они вместе пьют, поют, танцуют
и рассказывают друг другу глубокомысленные и милые их сердцу
чудесные истории. Но они также и помогают друг другу. За друга
хасидим готовы пожертвовать своей жизнью, и эта готовность
исходит из того же глубинного источника, что и их восторг. Все,
что истинный хасид делает или не делает, является зеркалом его
убежденности в том, что, несмотря на невыносимые страдания,
которые люди должны терпеть, основа жизни - это священная
радость и что всегда и везде каждый может достичь этой радости
- каждый, кто полностью посвятит себя этому.
В современном хасидизме существует множество искривле-
ний, появившихся на более поздних этапах этого движения. Наря-
ду с восторженной любовью к цадику мы видим и некую грубую
форму преданности со стороны тех, кто относится к цадику как
к великому магу, к тому, кто близок небесам и обладает способ-
ностью исправлять все неправильное, кто облегчает хасидим
работу над собственной душой и обеспечивает им желанный
покой в загробном мире. Хотя хасидов одного цадика часто
объединяет чувство подлинного братства, они порой сторонятся
последователей других цадиким, а иногда даже относятся к ним
враждебно. Подобный контраст можно наблюдать также между
свободной религиозной жизнью хасидим в хасидской общине
и их твердолобым оппортунизмом по отношению к государст-
венным властям. Иногда грубый предрассудок уживается здесь
бок о бок с целомудренной фантазией восторженного духа, из-
мельчая его глубины, а иногда проявляется и чистейшее мошен-
ничество, полностью убивающее этот дух. Большинство подо-
бных явлений знакомо нам из истории других религиозных дви-
жений, также порожденных жизненной силой народа; некоторые
из них становятся понятными, когда мы вспомним о патологи-
ческих условиях самой жизни в изгнании. Впрочем, я не пресле-
дую цель подробно входить во все это; я лишь стремлюсь
показать то, что делает хасидизм одним из самых значимых из
известных нам явлений живой и плодотворной веры и - вплоть
до сегодняшнего дня - последним великим порывом воли евреев