Страница 72 из 144
Психолог отвернулся, словно ничего не случилось, и зашагал к своей палатке. На ходу он убыстрялся и отчетливо гнул спину, пока не превратился в скоростной крючок.
— Нажалуется, — с отвращением сказал рыжий.
— Плюнь, — посоветовал друг. — Заботы-то… пошли, сейчас вельбот будет.
…Высоко на склоне поросшего соснами холма, в замаскированной папоротником расщелине камня, лежал совершенно неподвижно одетый в бесформенное многоцветье максхалата мальчишка. Чуть сощурившись, он наблюдал за лагерем стрелков так внимательно, словно мог различать без бинокля все, происходящее в версте от него.
Собственно, так оно и было.
Его не очень интересовали частности вроде партизанской войны горских славян и местных лесовиков. Это был лишь кусочек мозаики, которую надо собрать.
ЕГО война началась еще до Взмятения. И не закончится, даже если погибнут все горцы.
Йерикка проснулся практически в тот момент, когда Олег увидел хангаров.
Вчетвером очи выехали на околицу… на то, что было околицей Панкова. И остановились.
— Проснись… — начал Олег, но обнаружил, что Йерикка уже стоит у окна рядом. — Прокол?
— Непохоже… — Йерикка даже не взял пулемет.
Один из хангаров спешился, бросил длинные, украшенные перьями и бляшками поводья соседу и, переваливаясь, зашагал по грязи мимо пепелищ. Пройдя шагов сто, он остановился и не очень уверенно прокричал:
— Сюбатыв! Мы от Сюбатыв!
— Эрик, не ходи, — предостерегающе сказал Олег, но рыжий горец повел плечом с истинно княжеским достоинством и вышел. Олег мысленно плюнул и, подхватив снайперку, прицелился в троих на околице. Если начнут стрелять — он их снимет за пару секунд. Но вот о четвертом Йерикке придется заботиться самому: — Да что ж он его закрыл?!
Йерикка в самом деле совершенно спокойно, закрыв при этом директрису, как выражаются военные. Вот подошёл к хангару вплотную… О чем-то говорят. Точно. Йерикка, кажется, кивнул. Идет обратно, а хангар — к своим! Олег, весь в поту, держал цель на риске прицела. И не опускал винтовку, пока хангары не скрылись из вида.
Йерикка вошел радостный.
— Как ты там говоришь? Йоу! Договорились о встрече. Завтра, — он плюхнулся на скамью, — ну а где — я найду, я это место знаю. Тут рядом.
— Ты найдешь? — Олег поставил винтовку рядом. — Что это значит? Ты меня не берешь?
Йерикка смутился:
— Понимаешь, мы договорились встретиться один на один, и…
— И ты поверил его слову!? — Олег покрутил пальцем у виска. — Можешь разорваться пополам, но я иду с тобой.
— Вольг….
— Я ИДУ С ТОБОЙ.
…Снег перестал, но было холодно. Непонятно, почему все еще тек ручей, почему лед не сковал его. Кутаясь в плащи, мальчишки ждали, сидя не холодных камнях, и Олег думал, что жилет Бранки его греет. Правда — греет…
— Уходил бы ты, — тихо сказал Йерикка. Он сидел, поставив меч между ног и утвердив подбородок на ладонях, скрещенных поверх яблока. Олег прислонился спиной к камню, сунул руки под мышки и помотал головой:
— А если он не один придет?
Йерикка медленно улыбнулся:
— Значит, я ничего не понимаю в людях. Тогда мне все равно лучше умереть. А он может неправильно понять…
— Ты так увечен в этом Чубатове? — Олег не хотел шевелиться, уж очень было холодно, и он задумчиво рассматривал облачка пара, взрывавшиеся изо рта. — Сам подумай, за что ему нас любить? Вспомнил бы лучше, как мы жгли его колонну. И что он нам обещал!
— Он похож на нас, — тихо сказал Йерикка, — он хочет победить честно. Я уверен, что он не обманет.
— Я все-таки останусь, — упрямо сказал Олег. И Йерикка больше не возражал — устроился удобнее и перевел взгляд на медленное течение ручья, на туман, текущий над каменистыми осыпями, среди кустиков вереска…
— Ты часто думаешь о Бранке? — вдруг спросил он, не поворачиваясь.
— Нет, — тихо ответил Олег. — Стараюсь реже. Это все равно, что мучить
самого себя…
— Да… — словно о чем-то своем, откликнулся Йерикка.
— Ты мечтаешь вернуться? — в свою очередь спросил Олег.
Йерикка повернулся наконец. Поднял плечи — то ли пожимая ими, то ли ежась от сырого холода.
— Я не верю, что мы вернемся. Вернее… запрещаю себе верить.
Олег привык к тому, что Йерикка может сказать весьма интересную вещь — такую, что останется только взяться за подбородок и промычать: "Да-а…" Поэтому лишь коротко попросил:
— Поясни.
— Да тут все ясно… Когда я думаю о возвращении, я начинаю беречь себя. Мы же должны идти в каждый бой так, словно он — последний, Вольг. Понимаешь — ПОСЛЕДНИЙ! Бой, в котором не жалеют ни себя, ни врагов… Нас слишком мало, чтобы победить по-другому. Поэтому, — заключил Йерикка, — я для самого себя давно уже мертв. Тебе не страшно говорить с трупом, Волъг?
— Напугал, — тихо фыркнул Олег и после короткого молчания добавил: — До смерти. Лучше окажи мне, ученый человек из большой яранги — неужели после всего этого мы снова будем восхищаться войной и военными подвигами?
— А ты как думаешь? — вопросом ответил Йерикка.
— Я? — уточнил Олег.
— Ты, ты, — с легкой насмешкой подтвердил Йерикка.
— Если бы я знал ответ — я бы не спрашивал.
— Йой, какая наглая, неприкрытая фаллософия! — в притворном ужасе и очень тихо возопил Йерикка — Ладно, слушай… Дед во время восстания был знаком — не очень коротко, но был — со Стариновым(1.).
— Что, с тем самым?! — в священном ужасе выдохнул Олег, вспомнив рассказы Игоря Степановича. — Он тут был?!
— Бывал, — как ни в чем не бывало, подтвердил Йерикка, в очередной раз потрясая Олега той простотой, с которой он говорил о пребывании на Мире лю дей, хорошо известных в самых различных кругах Земли и, казалось, никогда ее не покидавших. — Сидели они вместе в развалинах одного дома — ну, там, южнее. Дождь лил, под ногами грязь, капает за шиворот… короче, знакомая картинка. Илья Григорьевич бухтит: "Ну вот, голос сорвал на хрен, простыл в этой сырости. И что за жизнь — грязища, сверху льет, да ещё стреляют… Ну что я, не навоевался, что ли? Да и какой из меня сейчас вояка, мне уже за шестой десяток, спина болит, насморк, голос сорвал, а все лезу куда-то! Чего мне надо?! Сидел бы дома, и дело с концом, у меня же не китель — иконостас, и пенсия, и уважение… А я все тут торчу, бойца из себя корчу. Мне что — больше всех надо?! Брошу все к чертям, домой надо, до…" Тут ракета, сигнал к атаке — бамп! Дед оглянуться не успел — а Ильи Григорьевича рядом уже нет, и только откуда-то спереди: "Уррррааа…" — удаляется.
Олег тихо хихикнул. Потом признал:
— Может, и так.
— Забудем, — уже не весело, а спокойно-задумчиво сказал Йерикка. — К счастью… или к сожалению, но забудем и боль, и холод, и дожди, и голод, и ужас, и кровь, и страдания. Только одного никогда не забыть — наших погибших. Они навсегда с нами, они навсегда дружина племени… Будем помнить, пока существуем.
1. Илья Григорьевич Старинов (1900–2000 г.г.), полковник в отставке, кандидат технических наук, профессор, кавалер 11 орденов, участник Гражданских войн в России и Испании, Советско-финской и Великой Отечественной, прославленный диверсант и наставник тысяч партизан, минеров и диверсантов.
— Эту войну мы выиграем, а… — Олег умолк, обдумывая, как говорить дальше, но Йерикка легко догадался, что он хочет сказать:
— А что будет дальше — я не знаю, — ответил он. — У нас нет будущего. Рано или поздно нас подомнут, и анласов подомнут… или уничтожат. Данваны могут позволить себе ждать. Если бы боги помогли нам, как некогда, нашим предкам — найти Радужную Дорогу…
— Что найти? — насторожился Олег.
— Путь, — коротко ответил Йерикка. Помолчал и все же добавил:- То место, через которое люди уходили с Мира и приходили на Мир. Он где-то есть. Никто не помнит — где, хотя его уже много лет стараются найти и одиночки-романтики, и данваны, и мы.
— Мы — это кто? — быстро спросил Олег.
— Мы — это мы, — отозвался Йерикка. — Тогда, можно было бы попробовать начать с чистого листа. А здесь нас ждет гибель.