Песнь о Трое

Да, это был самый благоразумный ответ. Зачем говорить человеку, у которого есть лишний пустой сундук, что кто-то за пару часов приобрел целое состояние?

К утренней трапезе история с конями Реса передавалась из уст в уста по всей армии; воины были в восторге и приветствовали меня, когда я проехал на своей новой упряжке по насыпи со стороны Симоиса даже впереди Агамемнона, который хотел, чтобы Троя это увидела.

Троя увидела, и Троя шутку не оценила.

Битва была кровавая и жестокая. Агамемнон воспользовался предоставившейся возможностью и пробил глубокую брешь в шеренге троянцев, заставив их отступить. Все наши воины были за то, чтобы покончить с этим делом, и принялись теснить их назад, пока за их спинами не выросли троянские стены. Но там троянцы, по-прежнему сильно превосходившие нас числом, пришли в себя и удача нам изменила. Начали выбывать из строя цари.

Первым оказался Агамемнон, весь день бывший в отличной форме. Подъезжая к нам вдоль линии фронта, он метнул копье в воина, который пытался остановить его колесницу, но не заметил еще одного, который шел следом и глубоко всадил копье Агамемнону в бедро. Наконечник был зазубрен, рана сильно кровоточила; верховный царь был вынужден покинуть битву.

Потом пришла очередь Диомеда. Ему удалось ударить Гектора по шлему дротиком, на мгновение его оглушив. Диомед с гиканьем бросился вперед, намереваясь покончить с ним, а я сосредоточил внимание на вознице Гектора и упряжке, чтобы вывести колесницу из строя. Никто из нас не увидел человека, надежно укрывшегося позади нее, пока он не выпрямился во весь рост с натянутой тетивой в руках и, сверкнув зубами, не выпустил стрелу. Это был выстрел с большого расстояния и почти в землю, но по пути стрела нашла свою цель, вонзившись в стопу аргивлянина. Пришпиленный к земле, Диомед сыпал ругательствами и потрясал кулаком, пока Парис удирал прочь. У Трои оказался свой Тевкр.

— Нагнись и вытащи ее! — крикнул я Диомеду, приближаясь к нему с немалым числом итакийцев.

Он послушался, а я тем временем схватил секиру какого-то павшего воина — она ему явно больше не была нужна. Для меня это было необычное оружие, слишком грубое и тяжелое, но, чтобы держать противника на расстоянии, подходило как нельзя лучше. Полный решимости помочь Диомеду благополучно выбраться с поля боя, я свирепо размахивал этой ужасной секирой, пока он, хромая, брел прочь, слишком покалеченный, чтобы быть полезным в битве.

И тут я тоже был сражен. Чье-то удачливое копье вонзилось мне в голень, чуть ниже подколенного сухожилия. Мои итакийцы окружили меня и отражали удары, пока я его вытаскивал, но острие оказалось зазубренным и, выходя, выдрало огромный кусок плоти. Быстро теряя кровь, я был вынужден потратить время на то, чтобы перетянуть ногу полосой, оторванной от хитона ближайшего мертвеца.

К нам на подмогу пришли Менелай и его спартанцы; мне удалось пробиться к нему и встать рядом. Появился Аякс, и они вдвоем отступили в сторону, чтобы дать мне возможность укрыться за колесницей Менелая. Аякс — славный воин! Огонь горел у него в крови, он наносил удары вокруг с силой, какой у меня никогда не было, заставляя троянцев отступить. Его саламинцы так им гордились, что пошли бы за ним в огонь и в воду. Один из троянских вождей заметил это и начал посылать к нам все больше и больше воинов, пока они не оказались прижаты к секире Аякса под напором очередной волны воинов, напиравших сзади. Не успевали наши богатыри с могучим Аяксом во главе их скосить, как они появлялись перед ними снова, словно воины из легенды, выраставшие из зубов дракона.

Радостно отметив, что Гектор исчез, я попытался стянуть силы на нашу сторону поля боя. Ближе всех был Еврипил, который подтянулся с фланга, — как раз вовремя, чтобы поймать плечом одну из стрел Париса. Махаон подошел следом, но и его постигла та же участь. Парис. Что за жалкая тварь! Он не тратил стрелы на простых воинов, вместо этого он прятался где-то в безопасности, поджидая хотя бы царевича. Этим он отличался от Тевкра, который стрелял по всем подряд.

Мне наконец удалось выбраться за воюющие шеренги и найти Подалирия, занимавшегося Агамемноном и Диомедом, которые ждали с несчастным видом так близко к месту боя, как только осмелились. Когда мы с Махаоном и Еврипилом попали в их поле зрения, они пришли в ужас.

— Зачем тебе сражаться, брат? — процедил Подалирий сквозь зубы, опуская Махаона на землю.

— Займись сначала Одиссеем. — Махаон дышал с трудом, из его плеча торчал обломок стрелы Париса и капала кровь.

Моя рана была обработана и перевязана первой; потом Подалирий направился к Еврипилу. Он предпочел протолкнуть стрелу вперед, боясь, что она причинит плечу еще больший вред, если вытаскивать ее тем же путем, каким она в него вошла.

— Где Тевкр? — спросил я, опускаясь на землю рядом с Диомедом.

— Я недавно отправил его обратно в бой, — ответил Махаон, все еще ждущий своей очереди. — Плечо, на которое вчера пришелся удар Гектора, распухло до размеров камня, которым был нанесен этот удар. Мне пришлось сделать надрез и выпустить жидкость. Его рука была почти парализована, но сейчас он вполне может ею двигать.

— Наши ряды редеют.

— Слишком сильно, — мрачно заметил Агамемнон. — Воины тоже об этом знают. Разве ты не чувствуешь перемены?

— Да, чувствую, — ответил я, поднимаясь и пробуя ступить на ногу. — Предлагаю вернуться в лагерь прежде, чем начнется паника. Мне кажется, армия скоро помчится на берег.

Несмотря на то что я сам был в ответе за отступление, оно оказалось для меня ударом. В битве уже было слишком мало царей, чтобы удерживать войска вместе; из главных вождей остались только Аякс, Менелай и Идоменей. На одном из отрезков наш фронт был прорван, слух о поражении распространялся с удивительной быстротой. Внезапно вся наша армия повернулась и побежала под укрытие лагеря. Крик Гектора был таким громким, что я услышал его с высоты защитной стены, и троянцы с воплем бросились в погоню, как голодные псы. Наши воины все еще валили внутрь по симоисской насыпи с троянцами на хвосте, когда Агамемнон, побледнев, отдал приказ. Ворота закрылись прежде, чем последние из них — и самые доблестные — успели вбежать внутрь. Я заткнул уши и закрыл глаза. Твоя вина, Одиссей! Все это твоя вина.

День еще не закончился, и было слишком рано прекращать битву. Гектор попытается взять стену. Слоняясь по лагерю, наши воины постепенно собрались с духом и поняли, что теперь им предстояло защищать укрепления. Рабы носились взад и вперед, водружая на огонь огромные котлы и лохани с водой, чтобы лить на головы тем, кто попытается штурмовать стену; мы не осмелились использовать масло из страха, что стена загорится. На ее вершине уже были навалены камни — мы сделали это просто на всякий случай уже несколько лет назад.

Разочарованные троянцы сбились в кучу вдоль рва, их вожди разъезжали туда-сюда в своих колесницах, убеждая воинов вернуться в строй. Гектор ехал в золотой колеснице со своим прежним возницей, Кебрионом. Даже спустя несколько дней после ожесточенного боя он держался прямо и уверенно. Как и должен был. Наши воины начинали заполнять место вокруг меня на вершине стены, где я устроился поудобнее, чтобы понаблюдать, какой способ выберет Гектор для штурма: предпочтет ли он пожертвовать многими воинами или придумает что-то лучше, чем грубая сила.