Рядом с нами

Мы знаем сейчас все, что скрывалось в тени фашистского «гиганта». "Выдающаяся личность" не хватала дипломатических звезд с неба. Гитлер всюду оставался Гитлером, поэтому и в области внешней политики, так же как в других делах, он действовал методами уголовника. Свидетель защиты Штейнграхт сказал об этом суду довольно откровенно:

— Гитлер считал, — заявил Штейнграхт, — что дипломатия создана для обмана народа. А международные договоры — это детские игрушки, которые нужно сохранять только до тех пор, пока они целесообразны.

Мы не станем сейчас комментировать эти циничные откровения Гитлера. На скамье подсудимых сидит Риббентроп, и суду важно установить, что именно он, Риббентроп, ввел методы уголовщины в сферу международных отношений и упорно отстаивал эти методы как свои личные.

Многим казалось до сих пор, что каждому новому нашествию, затеваемому Гитлером, предшествовал бандитский налет геринговских бомбардировщиков. Это не совсем так. Впереди Геринга шел всегда Риббентроп. Гитлер посылал его вперед для отвода глаз. Рейхсминистр прилетал в Прагу, Париж или Брюссель дипломатическим гостем третьего рейха. Он мило улыбался, уверяя всех и каждого, что его сердце полно самой горячей любовью к чехам, французам и бельгийцам. Риббентроп не только говорил, он заключал со всеми государствами Европы пакты дружбы и соглашения о ненападении. Мы знаем теперь, что значила улыбка Риббентропа. Так, очевидно, улыбался в свое время Иуда.

Международный военный трибунал установил сейчас с документальной точностью, что достаточно было пройти только месяцу — двум после заключения такого пакта, как над Прагой, Парижем или Брюсселем появлялись эскадрильи со свастикой.

— Этого требовала обстановка, — пробует оправдаться сейчас Риббентроп. — Менялось положение, и фюрер должен был начинать войну, чтобы предупредить агрессивное нападение противника.

Странное оправдание: фюрер боялся нападения не только со стороны чехов и французов, он оккупировал Норвегию, Люксембург и даже маленькую Данию, которая перестала участвовать в каких бы то ни было войнах еще со времен принца Гамлета. И все это якобы в целях предупреждения агрессии.

— Вы в самом деле верили, что Дания хотела напасть на Германию? — переспрашивает обвинитель Риббентропа.

— Так думал Гитлер.

— А как думали вы?

— Я провел бессонную ночь перед вступлением немецких войск в Данию.

Обвинителей, однако, не устраивает такой ответ. Бессонная ночь в канун нападения на Копенгаген, бессонная ночь перед бомбежкой Варшавы, бессонная ночь в связи с Брюссельской операцией… Показания Риббентропа начинают походить на пошлый рефрен из какого-то цыганского романса. Но прокуроров трудно разжалобить сантиментами. Они загоняют дипломатического гангстера в угол фактами и документами. Шантаж, провокация и насилие — вот что скрывалось за так называемыми бессонными ночами Риббентропа. Обвинители разбирают каждое новое нападение Германии, и бывший рейхсминистр после долгах препирательств вынужден называть в каждом таком случае имя агрессора. И этот агрессор, конечно, не Польша, не Чехословакия, не Советский Союз, а фашистская Германия.

Гитлер сказал: "Начиная войну, нужно думать не о международном праве, а о победе". И Риббентроп искал любой повод для того, чтобы оправдать очередную агрессию. Граф Чиано в одном письме к Муссолини говорит о своем разговоре с Риббентропом в канун нападения Германии на Польшу.

— Чего вы хотите сейчас от Польши: Данциг и коридор?

— Нет, — ответил Риббентроп. — Сейчас мы хотим только войну.

Риббентроп ездил по европейским столицам, чтобы отвлечь внимание своей будущей жертвы от готовящегося нападения. Как раз в те дни, когда министр иностранных дел Риббентроп уверял в Варшаве поляков в миролюбивом сердце фюрера, фельдмаршал Кейтель по приказу того же фюрера издал приказ, в котором говорилось: "Вести подготовку к захвату Данцига так, чтобы застать поляков врасплох".

Застать жертву врасплох — таков девиз гангстеров. Этим же девизом определялась линия поведения фашистской дипломатии, которой руководил Иоахим фон Риббентроп.

Как в поведении, так и в моральном облике бывшего министра иностранных дел и бывшего начальника гестапо нет никакой разницы. И пусть Риббентроп не говорит сейчас: "Я, может быть, лгал, но никогда не имел дела с убийством". Суд установил с документальной точностью, что Риббентроп не только участвовал в истреблении мирного населения внутри Германии, но и старался перенести этот каннибальский опыт на международную арену. В германском министерстве иностранных дел был специальный отдел, задачей которого являлась пропаганда антисемитизма во всех пяти частях света. Но дело не ограничивалось только пропагандой. В руки суда попала стенографическая запись беседы, в которой Риббентроп уже не советовал, а предлагал Хорти начать акции против евреев.

— Как мне организовать истребление? — спросил Хорти. — У меня же их больше ста десяти тысяч человек!

— Очень просто, — ответил Риббентроп, — сажайте их в концлагеря и убивайте.

Вот несколько штрихов из подлой жизни и подлой деятельности гитлеровского рейхсминистра. И этот министр хочет, чтобы наши дети и внуки говорили о нем на уроках истории, как о какой-то значимой дипломатической личности. Зря Риббентроп мнит себя героем. Если говорить о будущем, то его чаще будут вспоминать не историки, а криминалисты. Что касается нас, современников, то мы давно уже прокляли презренное имя Риббентропа, не делая при этом никакого различия между ним, Гитлером и Кальтенбруннером.

НАЕМНИК ПО ПРИЗВАНИЮ

Гитлер как-то сказал: "Кейтель — моя верная собака". Заметьте: не рыцарь, даже не пес, а собака.

Но у собак есть чувство собственного достоинства. В какую бы тяжелую ситуацию, скажем, ни попал бульдог, он ни за что не станет скулить и доказывать, что он вовсе не бульдог, а только добрая, безвольная болонка. И если джентльмены разрешат, то он, бульдог, с радостью укажет им семь дворняжек, которые под присягой удостоверят это.

Но у Кейтеля нет ни самолюбия, ни чувства собственного достоинства. Вот уже третий день он тупо пытается доказать суду, что он вовсе не командующий вермахта, не фельдмаршал, а самый обыкновенный фельдфебель, который стоял перед фюрером руки по швам и только помахивал хвостиком, когда тот приказывал. Бульдог не случайно решил записаться в болонки. Он надеется, что с болонки меньше спроса. Но четвероногие не только виляют хвостом, но и заметают хвостом следы. А это уже вряд ли удастся бывшему фельдмаршалу. Кейтель всегда занимал особое положение в гитлеровском окружении. Это не Гесс, не Геринг, и не Риббентроп, поднявшиеся вместе с фюрером к власти со дна сточных ям Мюнхена. Кейтель — старый генштабист, продавший свою шпагу нацистам ради личной корысти и карьеры. Презренный наемник не стыдится даже на суде хвалиться полученными чаевыми.

— Я служил с одинаковым рвением, — говорит он, — кайзеру, президенту Эберту, фельдмаршалу Гинденбургу и нашему фюреру Адольфу Гитлеру.

Нанимаясь к новому господину, Кейтель не спрашивал, кто этот господин. Его интересовал другой вопрос: сколько? Сколько будут платить ему? Гитлер как раз и искал такого генерала. Он уже собрал большую банду убийц и разбойников, и ему требовался специалист, чтобы расставить всю эту шваль в полки и дивизии. Кейтель стал не только командующим вермахта, он был в составе диктаторского триумвирата, членом тайного совета и членом имперского совета обороны. Сейчас Кейтель хочет уверить нас, что во всех этих советах он только вилял хвостом. Но суд не спрашивает, как вилял Кейтель. Суд спрашивает, скольких он убил. И вот тут-то фельдмаршал перестает быть фельдмаршалом и пытается говорить языком придурковатого фельдфебеля: да разве мы по своей воле, нам начальство приказало!

Даже в лучшие времена, даже свои всегда считали Кейтеля ограниченным генералом, Геринг назвал Кейтеля в своих показаниях тупицей. Но, думается, что Кейтелю не следовало на суде злоупотреблять именно этим своим качеством: все равно не поможет. А Кейтель продолжает настаивать на своем и на все острые вопросы отвечает одной фразой: