Львиное озеро

С этими словами он повернулся и вышел, дверь закрылась, и мгновение спустя я уже ел своего первого в жизни лосося, розового, огромного и жирного. Усталость прошла. Я встал и вымылся в лохани на полу, потом побрился. Одежда высохла, и я натянул ее, после чего подошел к книжной полке, где обнаружил томик Шекспира, несколько романов Джека Лондона и еще три книги, увидев которые, я тут же перенесся в комнату моего отца. Это были «Лабрадор» Кэбота, «Жизнь и обычаи Ньюфаундленда и Лабрадора» Таннера и еще тоненькая книжка Анри Дюмэна под названием «Лабрадор: в поисках правды». Это книгу я раньше не читал, поэтому снял с полки и раскрыл. Это был неважно написанный отчет о путешествии по Лабрадору. Надеясь найти в ней упоминания об экспедиции деда, я начал листать книгу.

Упоминание я встретил почти в самом начале, на пятой странице. Автор писал: «15 июля 1902 года я прибыл в залив Святого Лаврентия. Наконец-то я достиг той точки, откуда отправилась в путь экспедиция Фергюсона. Я думал о Пьере. Именно сюда вернулся этот бедняга, вернулся один... Подумал я и о моей жене Жаклин, которая возлагала на мое путешествие столь большие надежды. Она сидела у смертного одра брата, слышала его бред... Потом я повернулся и устремил взор на горы Лабрадора. Где-то там, за их изломанной грядой, крылась правда. Если я смогу найти ее, то очищу имя Пьера от страшных обвинений, омрачивших последние часы его земной жизни».

Я перевернул несколько страниц, но не смог обнаружить даже намека на суть этих обвинений. 19 июля Дюмэн достиг Сет-Иля, потом отправился на север, пересек озеро Мишикамо и повернул на запад, к Ашуанипи.

«Здесь мы обнаружили индейский поселок,— писал он,— и нам наконец повезло: оказалось, что два года назад тем же путем проходил одинокий белый. Он шел к великому озеру Мишикамо, одежда его была изодрана в клочья, ноги перевязаны брезентовыми обмотками. Человек разговаривал сам с собой, будто обращаясь к какому-то невидимому духу. Индейцы показали мне место у реки, где он устраивал привал.

Там валялось несколько патронов и кости оленя-карибу. У меня не осталось никаких сомнений: брат моей жены останавливался именно здесь. Выброшенные патроны говорили о том, что он был в отчаянном положении. От того места, где смерть настигла мистера Фергюсона, нас отделяло довольно большое расстояние, и я решил спросить индейцев, знают ли они об озере, которое я ищу. Я описал его так же, как описывал Пьер, когда разговаривал в бреду, но индейцам ничего не было известно. Имя, которое дал озеру Пьер, тоже не имело для них никакого смысла. Мы ушли, оставив индейцам две пачки чая и мешочек муки — все, что могли выделить из своих припасов. После этого мы отправились на юг вдоль Ашуанипи и все время искали...»

Дверь за моей спиной распахнулась, и вошел Дарси.

— Все-таки добрался до этой книги,— сказал он.— Скучное чтиво, но довольно любопытное для людей, знающих эту страну.

— Или знающих, что здесь приключилось,— добавил я.

— Приключилось с Фергюсоном? Это никому не известно.

— Но можно строить довольно конкретные предположения,— сказал я.— На пятой странице, к примеру, есть слова «страшные обвинения». Что это за обвинения? Их выдвинули против оставшегося в живых участника экспедиции, так? Он был братом жены Дюмэна, здесь так сказано. Кто и в чем его обвинял?

— Проклятье! Никак не могу поверить...

— Я действительно ничего не знаю. Я приехал из-за Брифа.

— Из-за Брифа или из-за того, что Ларош разбил самолет в том же районе?

— Из-за Брифа,— повторил я, глядя ему в лицо и пытаясь понять, догадывается ли он о точном месте аварии.— Дюмэн нашел Львиное озеро?

— Значит, вам о нем известно?

— Да, но я не знаю, что там случилось.

— Наверняка этого никто не знает. Дюмэн не пошел дальше Ашуанипи. Индейцы показали ему лагерь белого человека, а после он обнаружил еще две стоянки. И все. Бедняга убил на поиски озера целый месяц, еле выжил, потому что морозы ударили прежде, чем он добрался до Сет-Иля. По иронии судьбы почти одновременно с Дюмэном в Сет-Иль прибыла одна женщина и тут же углубилась в дебри Лабрадора, словно в шотландские болотца. С ней было трое следопытов, и рыскала она по тому же району, что и Дюмэн.

— Человек, который был вместе с дедом...— сказал я.— Дюмен пишет о нем как о сумасшедшем. Отчего тот мог лишиться рассудка?

Дарси пожал плечами и отвернулся к печке.

— У вас нет никаких догадок на этот счет? — настаивал я.— По крайней мере, вы не можете не знать, в чем его обвиняли.

— В убийстве твоего деда,— помолчав, ответил Дарси.— Но ничего так и не доказали. Никто не знал, что там произошло.

— А кем именно были высказаны эти обвинения?

— Молодой женой Фергюсона, той самой женщиной, про которую я говорил. Хотя бы это должно быть тебе известно! Твоя родная бабка все-таки. Да и в газетах о ней писали. И о ней, и о том полуживом бедняге, который выбрался из тайги, бормоча что-то про золото и скалу в форме льва.

— Значит, дед гонялся за золотом?

— Конечно. Неужели такой опытный геолог, каким был Фергюсон, отправится в глубь Лабрадора просто так? А вдова его, говорят, была великой женщиной.

Я рассказал ему о том, как мы порвали с ней отношения. Дарси кивнул.

— Возможно, твоя мать была права,— сказал он.— И все же ты знаешь вопреки всему. Странное дело, а? Может, гены? Но что ты знаешь о Лабрадоре, парень? Что ты видел? Только строящуюся железную дорогу. А отойди чуть в сторону, и как на другую планету попал.

— Моя бабка добралась до Львиного озера?

— Бог знает,— ответил Дарси.— Во всяком случае, она держала язык за зубами и не болтала на сей счет. В газетных статьях ничего об этом не сказано. Известно лишь, что она пробралась дальше Дюмэна. Из тайги твоя бабка вынесла ржавый пистолет, секстант и старый планшет — вещи своего мужа. Все это было сфотографировано, но вдова так и не опубликовала свой дневник. Возможно, потому, что ей не удалось отыскать место последнего лагеря Фергюсона. Этот дневник еще существует? — спросил он меня.

— Не знаю. Пистолет и секстант я видел, но о дневнике даже не подозревал.

— Жаль. Он мог бы объяснить, на каком основании твоя бабка выдвигала обвинения. Она ходила по следам Фергюсона три месяца. Странно, что Дюмэн ни разу не упомянул о ней в своей книге. Обе экспедиции покинули Сет-Иль почти одновременно, направились в одни и те же места. Интересно, встретились ли они? Следы Дюмэн видел, это можно сказать наверняка. И ни разу не упомянул имени миссис Фергюсон...

— Неудивительно, если учесть, что она обвинила в убийстве его родственника.

— Возможно. Но обвинения эти не были плодом слепой ненависти. Она высказала их далеко не в порыве гнева. Да и слухи ходили всякие... Словом, темная это история. У тех двоих все должно было произойти наоборот.

— Что вы хотите этим сказать? — Он пожал плечами.

— Фергюсон был мужик крутой. Золотой жук укусил его уже давно, еще в Доусоне, во время «клондайкской лихорадки». Закаленный старатель...

— А его спутник?

— Пьер? Этот был таежником и следопытом. Вот почему вся история кажется такой странной.

— Об этом вы тоже прочли у Дюмэна?

— Нет, Дюмэн не знал этой дикой страны, не пытался разобраться в психологии Фергюсона и его спутника.

— Тогда откуда вам столько известно о моем деде?

— В основном из газетных вырезок. Я бы их тебе показал, но они остались в сундуке, на 290-й миле.

— А почему вы так этим интересовались? — спросил я.

— Странный вопрос. Ты так ничего и не понял. Я приехал сюда вовсе не потому, что люблю инженерное дело. И не ради зарплаты: мне пятьдесят шесть лет, и денег у меня столько, что до конца дней вполне хватит. Я живу здесь потому, что меня укусила лабрадорская муха. На всем протяжении железной дороги ты не найдешь второго такого человека, как я, человека, который живет в этой стране потому, что любит ее. Ты знаешь о Лабрадоре хоть что-нибудь?

— Читал некоторые из отцовских книг,— ответил я.