Страница 13 из 23
— Эй, возьмите-ка! — вдруг услышал я чей-то голос, и в тамбур к моим ногам полетел чемодан. Это был мой собственный чемодан, и я тупо уставился на него, не веря своим глазам. А минуту спустя раздался голос Лэндса:
— Надо связаться с 263-й...— Все остальное потонуло в гвалте и скрежете. Потом кто-то спросил:
— Зачем впутывать в это Дарси?
— Затем, что у него есть транспорт и время,— ответил Лэндс.
Выглянув из вагона, я увидел его. Лэндс шел вдоль состава вместе с каким-то человеком, которого я не мог разглядеть. «Может, это Ларош?» — подумалось мне. Пэт взял меня за руку.
— Ну, что вы стоите? Пошли в вагон.
— Это был Лэндс,— сказал я.
— Да, Лэндс. Вы с ним знакомы?
Я кивнул. Мне казалось, что Лэндс выслушает меня, если я приду к нему по собственной воле.
— Я должен с ним поговорить.
— Он знает, что вы здесь?
— Да, я же приехал на его дрезине.
— Придется подождать и спросить разрешения у Шелтона. Вы из газеты?
— Нет, я приехал из-за разбившегося самолета. Бриф все еще жив.
— Жив? Каким образом? Его искали неделю, а потом пилот сообщил, что все кончено. Я слышал об этом от Дарси два дня назад. Вы с ума сошли!
Интересно, что думает Дарси? Наверное, тоже сочтет меня умалишенным. Но он провел в обществе Лароша целый час, вез его на 290-ю милю...
— Я должен поговорить с Лэндсом,— без всякой надежды сказал я.
Послышался стук буферов, и наш вагон пришел в движение. Я снова взглянул на чемодан. В нем должны были лежать радиожурналы отца, если, конечно, Лэндс или Ларош не вытащили их. Я потянулся к чемодану.
— Эй! — окликнул меня Пэт.
— Это мой,— пояснил я и тут же прыгнул, успев заметить гримасу изумления на его лице. Я ударился о землю правым плечом и боком, у меня перехватило дух. Вскочив на ноги, я увидел, что Пэт высунулся на подножку и орет на меня, но прыгнуть он не решился: поезд уже набрал ход. Мимо прошел локомотив, платформы с рельсами и краном, потом колея опустела. Я повернулся и зашагал на север. На трассе засверкали фонарики, послышались крики, но я уже успел прошагать полмили и знал, что погоня позади. Черная пустота Лабрадора окутала меня. Рельсы кончились, дальше пошла насыпь с уклоном вперед. Лишь сухой шепот ветра в кронах деревьев нарушал теперь тишину. Насыпь кончилась мили через две, идти стало труднее. Несколько раз я сбивался с просеки, а однажды упал, налетев на ковш от экскаватора, наполовину утопленный в землю.
Через пять минут я влез в какое-то болото. Пересечь его ночью было невозможно, поэтому вернулся назад и свернул на просеку, прорезавшую сплошную стену кедровника. Стало труднее держаться тропы, дважды я врезался в густой подлесок и ломился сквозь него, сбивая с веток снег, который таял и насквозь пропитывал одежду. Я устал, мысль притупилась, ручка чемодана врезалась в обмороженные пальцы, как край стального листа.
В очередной раз сбившись с тропы, я махнул рукой, соорудил из сосновых веток ложе и устроился на нем, чтобы дождаться рассвета. Повалил снег, но он не казался мне холодным, тишь стояла невероятная, во всем мире — ни звука. Я слышал, как падают снежинки.
То ли шум мотора разбудил меня, то ли свет фар. Открыв глаза, я увидел кедровник, залитый сиянием, будто рождественская елка, а чуть погодя чей-то голос произнес:
— Вы, похоже, и есть Фергюсон?
Я сел, ничего не соображая спросонья. На фоне горящих фар резко выделялся силуэт стоящего надо мной человека. Он был широкоплеч и приземист, немного похож на гнома в своей парке. У него было квадратное лицо с резкими чертами, на густых бровях осели снежинки. Нагнувшись, он принялся изучать меня сквозь очки без оправы.
— Ну и помотался я из-за вас,— продолжал он, поднимая меня на ноги.— До самой Железной Головы доехал. Решил вот на всякий случай и на тропу заглянуть.
Я прошептал слова благодарности. Тело мое свело от холода, и я едва стоял.
— Пошли,— сказал человек, подхватывая мой чемодан.— В «джипе» есть печка. Будет чертовски больно, но скоро оттаете.
У него был фургон на базе «джипа» — побитая развалюха с оторванным крылом, заляпанная грязью и снегом. Незнакомец помог мне забраться в кабину, и через минуту мы уже тряслись по колдобинам меж деревьев. Он был немолод, этот человек, нашедший меня, и носил странную кепку цвета хаки.
— Вы искали меня? — спросил я и, когда он кивнул, понял, что это Лэндс сообщил ему обо мне.
— Значит, вы и есть Дарси?
— Рэй Дарси. Билл рассчитал, что я смогу найти вас в районе 250-й мили.
— Так вы его видели? А Лароша?
— Лароша? Нет, этого не встречал. Поспали бы вы лучше.
Но мне было не до сна.
— Лэндс сказал вам, зачем я здесь? Вы знаете о радиограмме, которую принял мой отец?
— Да, мне говорили. Я знаю, что вы внук Джеймса Финлея Фергюсона. И это кажется мне не менее странным, чем сама мысль о том, что Бриф мог послать радиограмму.
— А что тут странного? И почему все разговоры неизменно вертятся вокруг экспедиции Фергюсона? Простое совпадение.
— Чертовски странное, однако, совпадение.
— Оно объясняет интерес отца к экспедиции Брифа.
— Но не объясняет вашего поведения.
Я не понимал, что он хочет этим сказать, и слишком устал, чтобы расспрашивать.
— Перкинс говорит, что здесь нет второго такого знатока Лабрадора, как вы,— сказал я.— Вот почему я приехал...
— Спите, потом поговорим.
Когда я снова открыл глаза, брезжил рассвет и машина въезжала в поселок, состоявший из бревенчатых хижин.
— 263-я,— произнес Дарси, увидев, что я проснулся.
Дома чернели на фоне снега. Лагерь был построен на склоне горы над насыпью, площадку только недавно ровняли бульдозерами и очищали от растительности. Огромные штабеля дров возвышались возле каждого дома, а за пределами поселка валялись кучи веток и выкорчеванных пней. Дарси затормозил возле дома, стоявшего особняком.
— Обычно у меня лучше налажено хозяйство,— сказал он, захватив с собой охапку поленьев.— Но здесь я всего несколько недель.
Дарси толкнул дверь, вошел и принялся запихивать поленья в печь. Жил он в маленькой комнате с двумя железными кроватями, книжной полкой и несколькими тумбочками. Земляной пол, пыльные окна, на стенах — несколько картин, писанных маслом. Все в черно-серых тонах.
— Ваши работы? — спросил я, разглядывая сценку у реки, этюд с изображением заснеженного кедровника и горстку людей у костра.
— Мои... Мазня. А вам нравится?
— Я в живописи профан. Какие-то они холодные.
— Так я и задумывал. Ну ладно, снимайте мокрую одежду и ложитесь, вот кровать.
Он двинулся к двери, но я остановил его.
— Куда вы?
— На рыбалку.
Это показалось мне невероятным: рыбалка после бессонной ночи, проведенной за рулем!
— Какие указания вы получили на мой счет? — спросил я.
Он снял со стены удочку в зеленом чехле.
— Слушай, парень, если я говорю, что иду на рыбалку, стало быть, я иду на рыбалку. Понял? — Его глаза яростно сверкнули из-под очков.
— Странно как-то. Я думал, вы тоже устали.
— Я не ребенок. А рыбалка стимулирует мысль.— Он улыбнулся.— Ты-то сам, видно, не рыболов? Тогда тебе не понять. В такой забытой богом стране, как Лабрадор, без увлечений вроде рыбалки или живописи не проживешь. Я тут уже два года, приехал порыбачить и прийти в себя, и с тех пор отсюда не вылезаю, даже в Сет-Иле не был ни разу. Ну ладно, спи. А я, если повезет, вернусь с добычей.
Проснулся я часа через два. Солнце заливало комнату, возле кровати стоял Дарси.
— Лосося любишь? — спросил он. Я сел.
— Лосося?
— Да… Индейцы зовут его «аунаниш». Поймал две штуки, одну съел с ребятами, вторую вот тебе принес.
С улицы донеслись голоса, и Дарси заорал:
— Люси! Ребята готовы?
— Готовы! — послышался ответ.
— Пора ровнять насыпь,— пояснил он мне.— Через час вернусь, тогда пойдем на север, к мосту. Даст бог, удастся порыбачить, пока ты будешь рассказывать свою историю. А там уж поглядим, может статься, сходим потолкуем с Макензи.