Страница 4 из 42
— Буду рад и польщен,—заключил я, допил налитое мне вино и откланялся.
Утро следующего дня выдалось солнечное и прохладное, небо было голубое, как незабудки, между деревьями замысловатыми извивами стелился туман. Когда я приехал к усадьбе мсье Кло, ее угловатый хозяин наносил последние штрихи на внешний вид Эсмеральды. Копыта свиньи были натерты свежим оливковым маслом, ее хорошенько почистили щеткой, в крохотные глазки закапали какой-то особый раствор. В заключение из дома вынесли флакончик «Джой» и чуть-чуть подушили Эсмеральду за ушами. После чего надели ей мягкий замшевый намордник, чтобы она не вздумала поедать найденные трюфели.
— Вуаля,— торжествующе произнес мсье Кло, размахивая специальной лопаточкой.— Эсмеральда готова, можно выходить на охоту.
Дальше я пережил несколько весьма поучительных часов, ибо я никогда еще не видел в деле свинью-трюфелеискательницу, тем более такого блестящего мастера, как Эсмеральда. Неторопливо шествуя в дубраве около усадьбы мсье Кло с достоинством пожилой оперной дивы, степенно выходящей на очередной прощальный бенефис, она тихонько похрюкивала фальцетом. Но вот остановилась, подняла голову с закрытыми глазами, постояла, вдыхая лесной воздух, затем подошла к подножию почтенного дуба и стала обнюхивать землю и сухие листья.
— Нашла! — воскликнул мсье Кло и, оттолкнув в сторону Эсмеральду, вонзил в почву свою лопатку.
Немного порывшись в земле, он извлек на поверхность благоухающий черный трюфель величиной с хорошую сливу. Как ни силен был дивный запах трюфеля, я не мог понять, каким образом могла его учуять надушенная «Джоем» Эсмеральда. И это не была случайность — за последующий час с небольшим она обнаружила еще шесть таких же крупных трюфелей.
Торжествуя, мы отнесли их в усадьбу и вручили мадам Кло, которая с милым румянцем на лице хлопотала на кухне. Эсмеральду поместили в чистейший загон и наградили разрезанной пополам булкой с сыром, а мы с мсье Кло воздали должное вишневому ликеру.
Затем мадам пригласила нас к столу. Хуан — видимо, в мою честь — был в пиджаке и при галстуке; мсье Кло снял свой берет. Первым блюдом, поданным в тонких, коричневых как осенние листья, красивых глиняных мисках, был нежный куриный бульон, в котором плавали перья лука и золотистый яичный желток. Далее последовала очищенная от костей крупная форель с начинкой из фенхеля и мелко нарезанных каштанов. Роль гарнира исполняли сладкий зеленый горошек и мелкий картофель в мятной подливе. Однако все это было всего лишь прелюдией к главному блюду, коего все ждали. Убрав наши тарелки, мадам Кло заменила их чистыми, горячими, как свежеиспеченный хлеб. Мсье Кло торжественно и осторожно откупорил бутылку «Шато Бране-Кантенак 1957», понюхал пробку, налил несколько капель в чистую рюмку и попробовал. Ни дать ни взять Эсмеральда, смакующая сыр... Одобрительно кивнув, он наполнил наши рюмки вином, красным, как драконья кровь. В эту минуту, словно по сигналу, появилась из кухни мадам Кло, неся блюдо с четырьмя желтыми, как спелая кукуруза, круглыми нежными пирожками, по одному для каждого из нас. Мы сидели молча, будто в церкви. Мсье Кло поднял свой бокал, пожелал здоровья сперва своей прелестной супруге, потом мне и Хуану. Отпив немного, мы подержали вино во рту, подготавливая вкусовые сосочки к последующим ощущениям. Вот подняты ножи и вилки, срезана с пирожков хрупкая золотистая корочка, и нашим глазам явились, словно ядра ореха, черные как смоль трюфели, источая совершенно невероятный аромат, запах миллиона осенних лесов, густой, восхитительный, не похожий ни на один другой запах на свете. Мы принялись есть в благоговейной тишине, ибо за едой даже французы перестают говорить. Когда последний кусочек растаял у меня во рту, я поднял бокал.
— Мадам Кло, мсье Кло, Хуан, позвольте мне произнести тост. За Эсмеральду, лучшую в мире свинью, образец для всех остальных свиней.
— О, спасибо, мсье, спасибо! — воскликнул мсье Кло дрожащим голосом, со слезами на глазах.
Мы сели за стол ровно в двенадцать часов, ибо, как хорошо известно во французских медицинских кругах, если ленч начнется после полудня, это может роковым образом отразиться на здоровье граждан Франции. Кулинарные щедроты мадам Кло были столь велики и разнообразны, что, уплетая сливовое суфле со сливками, за которым последовал восхитительный кантальский сыр, я нисколько не удивился, когда, посмотрев на часы, обнаружил, что уже четыре. Отказавшись от кофе и коньяка, сказал, что должен уехать, и добавил, что за всю жизнь не припомню такой трапезы. Мне было позволено запечатлеть три поцелуя на алых щечках мадам Кло (за Господа Бога, за Деву Марию и за Иисуса Христа, как мне кто-то объяснял), после чего я испытал сокрушительное рукопожатие Хуана и был окутан бородой мсье Кло. Напоследок хозяин взял с меня обещание вновь посетить эту деревню, чтобы воздать должное блюдам мадам Кло, когда я в следующий раз приеду во Францию.
Год спустя, направляясь на юг Франции, я на подъезде к Перигору вспомнил с легким чувством вины о своем обещании навестить мсье Кло с его Эсмеральдой. Взяв курс на Пти-Монбазияк-сюр-Рюссо, довольно скоро прибыл на место и остановился перед гостиницей «Три голубя». При виде меня Жан страшно обрадовался.
— Мсье Даррелл! — воскликнул он.— Мы уже думали, вы совсем забыли нас. Как я счастлив снова вас видеть!
— У вас найдется комната дня на два?
— Конечно, мсье. Лучшая в доме — ваша.
Он проводил меня в маленький уютный номер, где я переоделся, после чего спустился в бар выпить стаканчик анисовки.
— Ну, расскажите, как идут дела у вас и моих здешних друзей? — спросил я.— Как поживают мадам и мсье Кло, как поживает Эсмеральда?
Жан вздрогнул и уставился на меня вытаращенными глазами:
— Мсье не слышал?
— Не слышал? Что? Я только что приехал.
Для всякого жителя глухой деревушки местные новости так важны, что они не представляют себе, как это вы можете быть не в курсе.
— Но это ужасно, ужасно,— произнес Жан с наслаждением человека, сообщающего дурные новости.— Мсье Кло — в тюрьме.
— В тюрьме? — опешил я.— Почему, что он сделал?
— Он дрался на дуэли.
— Мсье Кло дрался на дуэли! Не может быть! С кем?
— С Хуаном,— сообщил Жан.
— Но почему?
— Потому что Хуан бежал вместе с мадам Кло.
— Невероятно,— вымолвил я, а сам подумал, что не так уж это невероятно, учитывая, что Хуан — симпатичный молодой человек, а мсье Кло было далеко за шестьдесят.
— Но это еще не самое худшее,— добавил Жан заговорщическим шепотом.
— Не самое худшее?
— Вот именно,— Бежать с женой другого человека — что может быть хуже? — поинтересовался я.
— Через неделю после того, как они исчезли, Хуан появился снова и похитил Эсмеральду.
— Не может быть! — воскликнул я.
— Да-да, мсье. Он ведь испанец, этот Хуан,— сказал Жан, как будто этим все объяснялось.
— И что же было дальше?
— Мсье Кло, как и подобало человеку храброму и благородному, настиг их и вызвал Хуана на дуэль. Хуан родом из Толедо — естественно, он выбрал рапиры. Откуда ему было знать, что мсье Кло в молодости был первым фехтовальщиком в нашей области. Не прошло и десяти секунд, как он пронзил рапирой грудь Хуана возле самого сердца. Несколько дней жизнь Хуана висела на волоске, но теперь он идет на поправку.
— И когда же все это случилось?
— На прошлой неделе, и теперь мсье Кло ждет суда в тюрьме в Сен-Жюстине.
— Бедняга, я должен навестить его.
— Он будет счастлив увидеть вас, мсье,— отозвался Жан.
И на другой день я поехал в тюрьму, захватив единственный подходящий подарок для француза, заточенного в кутузку за попытку совершить убийство,— бутылку виски «Джи энд Би».
Узник сидел в камере на железных нарах, читая какую-то книгу. Это был, увы, не тот элегантный мсье Кло, с кем я познакомился год назад. Тюремного покроя рубаха без воротника, потертые хлопчатобумажные штаны, на ногах шлепанцы. Ни галстука, ни брючного ремня, чтобы заключенный не вздумал повеситься, окажись он из тех, что способны на самоубийство. Однако шевелюра была в полном порядке, великолепная борода аккуратно расчесана и приглажена. Держащие книгу тонкие пальцы абсолютно чисты, ногти наманикюрены.