Страница 80 из 96
— Иди внутрь, — мотнул головой Олег. — С тобой поговорить хотят.
Исаак Сергевич моментально шмыгнул в балаган. Йерикка поднял журнал, полистал — Олег отвернулся, чувствуя, как его начинает колотить.
— Да, — словно металлическую черту подвел Йерикка. — Вот это и есть самое страшное.
— Почему товары не обыскивают в начале торговли?! — взорвался Олег. — Чтобы эта грязь даже появиться здесь не смела! Или это первый случай?!
— В том-то и дело, что не первый, — грустно ответил Йерикка. — А товары некому обыскивать. Тут же нет полиции, даже нет управляющего ярмаркой. Сам каждый приезжает, сам торгует, сам уезжает… Исааку подкинули. А бывает, что и нагло привозят. И торгуют.
— Ради такого дела можно было бы и полицию организовать, — проговорил Олег, успокаиваясь. — Сам же говорил — это и есть самое страшное!
— Ты не понял, Вольг, — поморщился Йерикка. — Самое страшное — не то, что это ВОЗЯТ. Самое страшное, что есть кто-то, кто это ПОКУПАЕТ. Уже есть. Среди этих людей. — Йерикка повернулся и обвел рукой толчею вокруг. — Таких надежных, честных, сильных людей… Исаак прав — спрос рождает предложение, а не наоборот… — Он помолчал и добавил: — Скотиной быть легче, чем человеком. А оправдание скотству найти легко. И я боюсь, что, когда большинство из нас погибнет — те, кто сейчас покупает ЭТО, сами откроют данванам ворота наших городов…
— А как же Закон Рода? — спросил Олег. Ему было горько.
— Смотри. — Йерикка полистал журнал. — Этот мальчишка похож на меня… только волосы светлые. А вот — точь-в-точь Морок… А вот — Бранка, смотри… На юге тоже верили в него. — В голосе Йерикки прозвучала безнадежность. — Может быть, еще их отцы верили и, скорей, умерли бы с голода или разбили себе головы о стены, чем… Просто мы, горцы, оказались крепче… но и мы начинаем поддаваться. Может быть, оно и к лучшему будет — погибнуть. Не так страшно, как увидеть день, когда и здесь восторжествуют животное скотство и вседозволенность под масками свободы, Вольг…
— И ты смиришься?! — выпалил Олег. — Ты смиришься, говори?!
— Нет. — Йерикка внезапно вскинул голову, глаза его опасно блеснули. — Нет, клянусь Солнечным Щитом Дажьбога! Пока жив — нет. А потом… — Он засмеялся негромко. — Мир таков, каковы мы в нем. Так-то, Вольг. И это совсем неплохо.
— Только трудно, — угрюмо буркнул Олег, хотя такой Йерикка — обычно-ироничный — нравился ему куда больше, чем мрачно-обреченный.
— Нелегко, — согласился Йерикка. И прищурился: — А что это тебя вдруг так заело, а, Вольг?
— Не знаю, — помолчав, немного удивленно ответил Олег. — Может, просто мне все это и на Земле не нравилось. Только там я ничего сделать не мог.
— Ну сейчас сможешь, — пообещал Йерикка. — Сейчас мы пойдем брать одного на самом деле опасного типа.
— Это хорошо, — рассеянно заметил Олег. И спросил: — А почему аппаратура с Земли? Вот, батарейки. И ноутбуки такие же, только лейблы другие. Я понимаю, что вам нужно оттуда помощь получать. А данваны же и так высокоразвитые.
— Ты даже не представляешь — насколько, — непонятно ответил Йерикка. И не стал ничего объяснять.
…Вопреки словам Йерикки и ожиданиям Олега сразу они никого «брать» не пошли. Чужой, выйдя из балагана, целеустремленно потащил их в ту часть ярмарки, где расположились лесовики, заявляя, что он голоден, а сейчас самое время сходить в гости. У Олега начало печь грудь, словно там уже давно стоял горчичник — да так сильно, что и свалившийся на голову обед был не в радость.
Между тем Чужой, не постучавшись даже символически, вломился первым в один из балаганов, где его уже, судя по всему, ждали. Вокруг накрытого стола, размерами напоминавшего бильярдный, стояла целая компания, включая Гостимира, который шумно обрадовался, и Бранку. При виде ее Олег весьма глупо хотел повернуть назад, но невысокий, хотя и кряжистый мужик уже с поклонами провожал всех троих на места, причем Чужого усадил напротив себя, за другой конец стола, а Олег оказался рядом с Бранкой.
— Сажай своих девчонок с нами, Степан, — махнул рукой Чужой. — Знаю, у вас, дикарей лесных, не принято, но я же гость!
— Ты, Славко, не гость, а, считай, родич, — ответил Степан и жестом подозвал жену и двух дочерей, стоявших у входа в балаган. Те чинно поклонились и уселись на свободные места. Напротив Олега оказалась старшая — примерно его ровесница, с могучей русой косищей, едва ли не более мощной, чем у Бранки, и веселыми, озорными глазами василькового цвета. Олег попал в стол ложкой вместо супа, девчонка фыркнула и уткнулась в косу (так классно!), а он внезапно получил зверский пинок в щиколотку от Бранки.
— Ты что?! — не выдержал Олег, разворачиваясь на скамье.
— Хлеб подай, — весело сказала она, ухитряясь одновременно зло смотреть на Олега и еще злее — на лесовичку. Когда Олег наклонился к ней, подавая ломоть, то его ухо щекотнул шепот: — Зарежу, как свет свят.
«Упс. Приехали», — отметил Олег, а Степан усугубил ситуацию, щедро сказав, хрустя огурцом:
— Понравилась моя старшая? Женись хоть завтра. Крещеный ли?
— Э?.. Я?.. В смысле — да, — кивнул Олег.
— Батюшка! — Лесовичка зарылась в косу.
— А чего? — удивился Степан. — Хороший парень…
— Ой, батюшка! — простонала та.
— Молчу, молчу, — отмахнулся тот.
Олег от смущения налег на здоровенный рыбник, зверски обжигаясь паром. Первым же куском он подавился, и Бранка от души врезала ему между лопаток:
— Легче так-то? — невинно спросила она.
— Угу, — хмуро ответил Олег.
Йерикка почему-то не менее хмуро грыз мосол, потом в сердцах трахнул им по столу, выбивая мозг.
— Одичал в горах, право, — извиняющимся тоном заметил Чужой.
Степан отмахнулся:
— Ниче, я тоже мозги люблю.
— Степ, Славко у тебя? — от входа осведомился амбального телосложения бородач в маскхалате, с «калашниковым» поперек груди, заглядывая в балаган, как к себе домой.
— Здесь, здесь, садись. — Степан махнул рукой. — Рубай, до чего дотянешься.
— Да ел я, во уже. — Амбал чиркнул себя по горлу, но сел, пододвинув скамью и непринужденно кладя АКМС между рыбником и миской с варениками. Если он и ел, то заметно это не было — вареники со скоростью хорошо натренированных солдат сигали на ложку, в ней — до миски со сметаной, а оттуда — в рот. При этом амбал усиленно делал Чужому какие-то знаки глазами и свободной рукой.
— Жуй спокойно, — предложил Чужой, разрезая поросенка.
Амбал судорожно заглотил последний вареник, а младшая дочка Степана задумчиво сказала:
— А у дяди Феди отсюда, — она показала на горло, — и выше пятнадцать вареников умещается.
Балаган вздрогнул от хохота. Амбал покраснел и махнул рукой:
— Ды… чего я там съел-то?..
— Тебе же сказали — пятнадцать вареников, — пояснил Чужой серьезно.
— Ну пошли, пошли, дело же есть. — Теперь амбал сигнализировал сразу обеими руками.
— Что ты скажешь? — Чужой поднялся. — Пошли, ребята. Поесть не дадут… Вольг, автомат оставь. После заберешь.
— Зачем? — агрессивно спросил Олег.
Йерикка мягко попросил:
— Оставь… Пошли.
…Балаган, к которому они подошли, был даже не городским, а лесным. Там торговали стеклянными бусами, подделками под драгоценные камни, браслетами, ожерельями, подвесками — короче, как сказали бы на Земле, бижутерией. Хозяин — молодой веселый мужик — управлялся вместе с красивой женщиной, похоже — женой и с мальчишкой лет 13–14, не сыном, скорее всего, а племянником. При виде их трудно было поверить, что все трое — данванские агенты.
— И пацан? — изумился Олег, когда они с Йериккой подходили к балагану, и рыжий горец растолковывал ему, что и как.
На этот вопрос он жестко ответил:
— Все трое — хобайны. Понял?
— Понял, — ошеломленно ответил Олег, наблюдая, как Гостимир и Бранка вместе подошли к прилавку, хозяин пошутил, все засмеялись, и Бранка начала, требовательно покрикивая на Гостимира, примерять ожерелье из эмалированных бусин. Чужой подходил с другой стороны — быстрым, деловитым шагом, во всем его облике ясно читалось — иду мимо, до бабских безделушек мне дела нет.